— Я постараюсь.
Вскоре он получил поддельный выездной паспорт на имя Виктора Дягина и начал перегонять машины. Они были новенькие, с небольшим пробным пробегом и дорогие. Андрей с напарником: то с сорокалетним Лешей, то с тридцатисемилетним Матвеем, получали их в немецком городе Лейпциге у гражданина Германии, выходца из России. Документы на машины каждый раз были разные: доверенности оформлялись то на напарников Андрея, то на него самого.
Машины нравились Андрею, он любил скорость, чуткость и послушность иномарок, разгонялся на магистрали и летел на предельной скорости, поймав по радио музыкальную волну. Напарник договаривался с дорожным патрулем, спал или болтал и лишь иногда требовал сбавить скорость.
— А ты и в натуре гонщик, что ли? — говорил он, ища по радио что-нибудь русское. — Гонщик — угонщик. Та-та-та. А слушай, пацан, ты что, по жизни, мужик что ли?
— Не знаю. Тебе виднее.
— Свой такой «Мерс» хотел бы иметь?
— Любой бы хотел.
Андрей гнал дальше. Он никогда не опаздывал, возвращаясь порой даже раньше срока, получал деньги, нес их домой и на следующий день уезжал снова.
— Ну у тебя и работа, — говорила Ольга.
— Зато платят хорошо.
И Андрей снова исчезал.
А однажды перед самым отъездом его вызвал к себе тот мужчина из офиса. Он заметно нервничал.
— Садись, Виктор, — он привстал, здороваясь. — Я хочу с тобой поговорить на чистоту. Обстоятельства изменились и ехать тебе придется одному. Справишься?
Андрей уже привык отвечать с небольшой заминкой, опустив глаза или глядя поверх плеча того, кто задавал вопросы.
— Да, — ответил он, все-таки думая, как Андрей, а не как Виктор.
— Хорошо. Ты хоть понимаешь, чем мы занимаемся?
— Да, — Андрей опустил голову и крепче сжал пальцы.
— И чем же?
— Краденными автомобилями, — севшим голосом проговорил Андрей.
— …Так… — теперь и мужчина замешкался. — Ты все понял. Тебя бы мне понять так же легко, вот в чем заковырка. Ну ладно. В общем-то я и сам хотел с тобой об этом говорить. Ты не глуп. И нечего водить Мурку. Просто я хочу, чтобы ты знал. Тот «Сечкин» с твоими пальчиками хранится у нас. Так что, считай, что ты под прессом.
— Там не только мои пальцы.
— А Макса больше с нами нет.
Андрей быстро и цепко взглянул в глаза мужчине.
— Его застрелили. Опера. Поэтому-то я и разговариваю сейчас с тобой.
Андрей крепче сжал руки, и скулы его резче обозначились под изуродованной кожей лица.
— Вот здесь деньги, — мужчина пододвинул к нему пакет. — С таможней тебе помогут. Полетишь уже не в Левпциг, а в Бонн. И если что, в первую очередь избавляйся от «ксивы».
Андрей кивнул.
Он полетел в Бонн и вернулся, пригнав очередной «Мерседес».
— Ты удачлив, пацан, — сказал ему мужчина. — Надеюсь, ты принесешь удачу и нам.
Взяв очередные деньги и выйдя из офиса, Андрей увидел остановившийся перед дверями микроавтобус и две легковые машины. Мужчины в камуфлированной форме выскочили из них. Андрей, стараясь не привлекать внимание, пошел по тротуару, потом остановился у перехода, обернулся.
Окно конторы с пластмассовой рамой вдруг потемнело, тонированное стекло выпало наружу, зазвенели осколки, и следом за этим в образовавшийся проем прыгнул хозяин кабинета. Упал он неудачно, ноги разъехались на стекле, и он рухнул подогнув под себя одно колено. В горячке вскочив, он сделал прыжок, но упал, и на него навалились парни в камуфляже, заломив руки и прижимая голову к асфальту.
Андрей бросился в подземный переход.
Приехав домой, он бегом вбежал на этаж, позвонил, и когда Ольга открыла, влетел в квартиру, затравленно оглядываясь.
— Вот деньги, отправь матери в Фергану. Квитанцию тут же порви и выбрось.
— Да что… — Ольга, не понимая, поворачивалась за Андреем.
— Не спрашивай. Давай, давай, иди. Олег в колледже?
— Да. Он…
— Ты еще тут? Иди быстрее. Квитанцию уничтожь.
— Андрей, ты…
— Я — Виктор, Виктор. Да иди же ты.
Он почти вытолкнул Ольгу на площадку и заметался по квартире.
Когда Ольга возвращалась, она увидела стоявшую перед подъездом легковую машину, водителя в форме спецназовца и еще двоих, одетых так же и ведущих Андрея с руками, скованными сзади наручниками. Словно тяжелые гири привесили к ногам Ольги. Она остановилась, не в силах сдвинуться с места.
Андрей, не глядя по сторонам, шел послушно, его только придерживали за локти, потом подтолкнули в машину, и та тронулась, проезжая мимо Ольги и сворачивая.
И только тогда та сорвалась с места и бросилась домой.
В квартире все было перевернуто, даже учебники Олега. И увидев это, Ольга упала без сил на диван и разрыдалась.
К Андрею в тюрьму ее впустили только через месяц. Все это время Олег ходил сам не свой и только умоляюще смотрел на Ольгу глазами бездомной собачонки.
Андрей почти что не изменился, только осунулся еще больше. В комнате свиданий с него сняли наручники, и он сел на стул к переговорному устройству. Взгляд его поразил Ольгу: чужой, тяжелый, из-под лобья.
— Здравствуй, Витя. Я приносила тебе передачки, ты получал?
— Да.
— За что тебя?
— Меня подставили. Слушай. Я работал в автосервисе, перегонял машины. А они оказались краденные. Понимаешь? И платили мне совсем мало. 15 000 в месяц за все про все.
— Тебя мучили?
— А? Н… нет, не очень.
— В камере тебя не обижают?
— А… Нет… Разберусь… Сама как?
— Я работу нашла. В продуктовом магазине.
— Ничего. Отпустят, все опять наладится. Оля?
— Что?
— Извини, я хотел, как лучше.
— Только бы тебя отпустили.
— Не знаю. Они меня взяли за жабры.
— Господи! А… Витя!
— Ладно, все. Будешь звонить маме, поцелуй от меня Одуванчика, скажи, как я ее люблю. Ладно?
— …да…
— До свидания. Береги себя. Как дома?
— Все хорошо. Наш сосед учится. О тебе спрашивал.
— Передай ему привет. Ну что, начальник, — Андрей повернулся к конвоиру. — Время?
— Время.
— Тогда пошли. Перед смертью не надышишься. До свидания, Оля. Я люблю тебя!
— Я тоже, А… Витя.
Тот резко поднялся и вышел, а Ольга заплакала от безысходности.
Суд начался через полгода и продолжался четыре месяца. И только там Андрей понял с каким размахом ворочались дела и как глубоко были замешаны в них госструктуры. За решетчатым заграждением сидели 36 человек, еще 40 оставались под следствием, а трое успели покончить с собой. Это были крупные чины милиции, службы дорожной безопасности и прокуратуры.
Андрей отделался легко. Он получил 5 лет за фальшивые документы с последующей депортацией в Узбекистан.
«Здравствуй, Витя, — писала ему в колонию Ольга. — Я работаю в магазине и могу даже носить домой продукты. Живем мы не плохо. Маме я звоню два раза в месяц. Там все хорошо. Ириша уже умеет читать и считает до 20. Букву „Р“ она говорит уже четко и так звонко. Мы переехали в другое место, живем на окраине Москвы, в общежитии. Адрес я тебе посылаю на конверте. Жаль только Олегу ездить приходится далеко в колледж. О нас не переживай. Деньги от тебя получили. Не надо, не присылай больше. Тебе самому там трудно. Я слышала, у вас положены встречи с близкими. Я приеду, только напиши, когда.
Не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы мы вернулись в Фергану?
Олегу учится осталось два года. А потом мы можем уехать. Все равно тебе придется ехать туда».
На что Андрей отвечал:
«Привет. Как Одуванчик? Я скучаю по вам всем. Знала бы ты, как я по вам тоскую. От денег не отказывайся. Я здесь неплохо зарабатываю, ремонтирую машины начальству. За хорошее поведение мне обещали досрочное. Уезжать не торопись. Главное, вовремя оформляй прописку. Приезжать на свидание не обязательно, у тебя и так с деньгами туго».
Ольга работала в магазине, звонила матери и писала Андрею. Жили они с Олегом в одной комнате, в общежитии, а к подмосковной квартире Олега боялись и подойти, считая ее потерянной и легко смирившись с этой потерей. На работе она уже научилась обвешивать и обсчитывать, обрезки несла домой, этим они и питались.
Магазин, где работала Ольга, был довольно большой, в нем работало 5 девушек и один парень, родственник хозяина. Продавалось в нем все: от мясных изделий и печеного, до фруктов и овощей. И естественно, у магазина была «крыша», собиравшая раз в неделю дань продуктами и раз в месяц — деньгами.
Но что-то там прохудилось и однажды, в неурочное время в магазин вошли незнакомые парни в коже, джинсах и толстых цепях на мускулистых шеях.
Поговорив недолго с директором, они обслужили себя сами, потолкали в карманы консервы, набили пакеты колбасой и убрались, пообещав вернуться завтра.
Директор насел на телефон, ища своих покровителей, а те как в воду канули. Он метался, трясся и умирал от страха перед завтрашним днем. И этот день настал.
Продавщицы были испуганны и взвинчены с самого утра, родственник хозяина не вышел, и Ольге приходилось разрываться между двумя прилавками.
Она как раз рассчитывалась с очередным покупателем и украдкой смела в свой пакет обрезки буженины, когда перед ней возник еще один покупатель в дешёвых брюках и футболке. Ольга недовольно подняла голову и увидела сведенные от ожога брови и синие, чуть кривящиеся губы.
— А… Витя!
— Ну, здравствуй, мать.
— Витя… Как? — Ольга быстро оглянулась и вынырнула из-под перекладины. — Как… ты…
Андрей поймал ее, оборачивающуюся на какой-то шум, и, жадно целуя в щеку, зарылся лицом в золотые волосы.
— Но тебя же…
— Плевать. Я удрал с поезда.
— Но как же…
— Амнистия, мать, амнистия. Я свободен!
— Но тебя же…
— Тише. Они меня посадили на Ташкентский поезд, а я удрал и прямо сюда.
— Но тебя же…
— Депортируют, мать, только депортируют. А покуда я с вами.
Ольга беспомощно оглянулась. Продавщицы не сводили с нее глаз, зная, какая она недотрога. Ольга, растерявшись окончательно, взглянула прямо в карие, с сумасшедшинкой, глаза Андрея, такие знакомые и теперь — близкие.