— Но неужели…
— К этому — нет. Бывают же «валеты».
— Придумай что-нибудь. Нет таких заморочек…
— Дорого обойдется.
— Сколько? Не жалей общака, все выкладывай.
— Тебе лично дорого обойдется.
— Ты это о чем?
— О твоем вкладе в Цюрихе.
— Что? Ты…
— Я знаю все. Давай ключ или загнивай в крытке.
— Крысятничаешь, сволочь! Может ты меня и вкозлил?
— Не в тему. Слушай, тот мусор, что ведет твое дел, он настоящий отморозок. К нему не подъехать. Тут нужны другие методы. А это стоит дорого. Теперь подсчитай, сколько у тебя грехов и какой срок тебе грозит, если я не дам отмашки по своим каналам. Я ведь тоже не сын миллиардера, чтобы на тебя тратиться.
— Да, понимаю, я вола впарил. Ты пацан правильный, с понятием. Лады. Только и плату ты требуешь уж через чур.
— Тебе сколько лет? Не стар ли нары парить.
— Взял ты меня на «кабы». Сдохну я в крытой, Витюша. Помоги.
— Я знаю. Ключ к вкладу — флешка. Это плата за твою волю.
— Я лучше здесь. «Успех» хочешь? И еще пару точек?
— Флешка. И все будет вась-вась.
— Да я тебя опущу ниже канализации.
— Сам смотри, не опустись.
— Все, базар закончен.
— Ты отвечаешь?
— Отвечаю. Я тебя!
Андрей встал и быстро вышел.
Пришел он на свидание только через неделю. Выглядел Кирдин еще хуже, весь обрюзг, складки свисали с его толстых щек. Андрей сел по-хозяйски, откинулся на спинку стула и разглядывал своего хозяина с усмешкой на губах.
— Информация к размышлению, — начал он, медленно растягивая слова. — Малявы Фаре и Кону можешь больше не слать: во-первых, они попадают ко мне, в во-вторых, пацанов больше нет. Хорошие были пацанчики, земля им пухом.
— Это ты их завалил, ты?
— Отвечай за базар.
— Что… теперь будет?
— Лет 20. Адвокат уже доложил мне.
— Боже мой, боже мой. Ты… ты же у меня совсем недавно, какой-то год, ну — полтора…
— Год и 8 месяцев. Продолжай.
— И уже так оборзел. Да ты… ты…
— А теперь послушай меня.
— Да ты бы и так меня заменил. Ну сколько мне осталось, лет 5, не больше. И ты бы стал моим доверенным, правой рукой.
— Закрой хавло. Мне нужна флешка. Я же все равно ее найду, переверну все твои заначки, когда же ты в это въедешь.
— 20 лет, Дяга, это только 20 лет. Такие, как я долго не сидят. И когда я вернусь, я тебя достану. И тогда, Дяга, ты пожалеешь, что родился.
— Я, наверное, плохо обрисовал тебе ситуацию, Кир. Ты просто не доживешь до суда.
Кирдин отшатнулся в ужасе не столько перед смертью, сколько перед таким предательством.
— Витя, я же тебя любил, как сына.
— Гони флешку, папаша.
Кирдин поник, съежился и плечи его затряслись…
Через два дня Андрей приехал домой рано, вбежал, загнанно озираясь, на этаж, отпер дверь своим ключом и вошел в детскую. Ира была в школе, и бабушка успела навести там порядок. Сейчас квартира была пуста, и Андрей взял с этажерки небольшого розового медведя, прислушался и, бросившись из детской к входной двери, защелкнул предохранители на всех трех замках.
Когда Ольга с матерью поднялись на этаж, они долго не могли отпереть дверь, передавая друг другу спящего мальчика. И только помучившись минут пять, почувствовали, что дверь открылась сама собой и поразительно быстро.
Андрей стоял у порога в рубашке навыпуск и тер глаза, притворяясь только что проснувшимся.
— А, давайте, — он торопливо подхватил ребенка на руки. — Я тут закемарил с устатку. Ну как, все нормально?
— Растем, — проговорила бабушка, снимая верхнюю одежду. — Андрюшенька — богатырь. В больнице только так нас и называли. Где ты пропадал, сынок, всю эту неделю?
— Да у шефа неприятности. Его посадили.
— Что? Он же миллионер, олигарх.
— Ну, так это, Ходорковского же посадили.
— О, господи, чего только нет на свете. Витя, я хочу поговорить с тобой.
— Слушаю, мама.
— У меня сестра двоюродная тяжело заболела, тетя Соня, ты помнишь ее? Ложится на операцию. Я хотела бы поехать к ней.
— В Фергану?
— Ну да. Больше же у нас нигде нет родственников.
— Да, точно. Простите, мама, я совсем заморочился.
Андрей передал сына Ольге, а сам подошел к своей куртке и достал оттуда пачку зелененьких.
— Вот. Тут полторы тысячи долларов, — он пересчитал деньги и сложил их в пачку. — Вам хватит?
— Ой, даже много.
— Берите. Когда вы едете?
— Да, думаю, завтра. Тут легко билеты достать.
— Ольга, отвезешь, если я буду занят?
— Конечно, Витя.
— Справишься с ребеночком?
— Конечно.
— Спасибо.
Андрей потоптался, посмотрел на наручные часы.
— О, мне пора ехать. Сейчас все на мне. И адвокаты и остальное.
— Так ты же там не один, — мать смотрела на зятя с огромным уважением.
— Ну, мам, это когда все путем. Только один сбой, и все, как крысы с корабля.
— Да, сынок, да.
— Кстати, мне ту дачу пришлось продать. Приедет адвокат, все объяснит. Я там другую купил. Так что распишешься, где он скажет.
— Господи, что за человек. Дачи и машины меняет, как шапки.
А Андрей сбежал по лестнице и сел в машину. И когда он уже влился в проезжающий поток, у него зазвонил телефон. Он достал его из кармана:
— Да, слушаю.
— Виктор Николаевич. Зяму взяли… алло?
Андрей молчал, тяжело дыша. Зяма — это был Зямин, Семен Трофимович, надзиратель в «Лефортове», и ему было поручено убить Кирдина.
— Когда? — едва внятно проговорил Андрей в мембрану.
— Только что мне малява пришла из крытки. Наверное, уже часа два, как присел.
— Хорошо… Ничего не предпринимай, — и Андрей, с застывшим взглядом стал убирать телефон в карман.
Он никогда не поддавался страху, но сейчас ему стало жутко, и, закуривая, он сам видел, как дрожат в руке зажигалка и сигарета.
— Только без паники, — бормотал он, двигаясь в потоке. — Только без паники.
На следующий день Зямин получил от жены посылку, прямо из ее рук. И ночью тихо умер на своих нарах.
Утром Андрею позвонила Ольга.
— Что случилось, Витя? — говорила женщина и голос ее даже по телефону звучал взволновано. — Ко мне приходил следователь. Он спрашивал про тебя. Ты когда приедешь?
— Кто он?
— Что?
— Кто этот следователь? Как его звать?
— Что?
— Ну, он же представился тебе?
— Ну да.
— Кто он? Господи, умеешь ты говорить внятно!
— Не злись, — голос Ольги уже дрожал. — Это следователь прокуратуры по особо важным делам Никитин Константин… Дальше не помню. Он приходил не один. Витя, что…
Но ответом Ольги были звонки отбоя.
— Так, «Валет», ты меня достал, — сказал Андрей, пряча телефон в карман…
Маша Никитина, учившаяся в четвертом классе «Б» 78 московской школы, вышла в школьный двор вместе с одноклассниками. Прошло уже три года, как она лишилась матери, умершей при невыясненных обстоятельствах в больнице, где лечилась от бронхита. Девочка рано повзрослела и очень старалась стать для отца хозяйкой дома.
Ребятишки не спешили домой, взмахивали рюкзаками, гонялись друг за другом. Но девочка не ввязывалась в игру, а побежала вместе с подружкой к остановке. Тут от толпы проходивших мимо людей отделились двое крепких мужчин, схватили ее, подружки прямо в лицо брызнули нервно паралитическим газом из баллончика. Люди вокруг отшатнулись, а неизвестные, затолкнув девочку в синий «БМВ», умчались по свободному от движения переулку.
В милицию сообщили о происшествии только спустя 20 минут, а через полчаса на рабочем столе следователя по особо важным делам городской прокуратуры Никитина зазвонил телефон.
— Слушай меня, мусор, — говорил явно измененный голос. — Твоя дочь у нас, и ты ее получишь мертвой, если мы не договоримся.
— Кто ты? — Никитин еще не вник во весь ужас сказанного и говорил резко.
— Не задавай детских вопросов. Ты должен уничтожить уголовное дело Кирдина. Допер?
— Но…
— К вечеру ты получишь ее мизинец. Размышляй. И никаких ляпов.
В телефонной трубке раздались звонки отбоя. И тут только Никитин по-настоящему испугался. Лихорадочно он начал искать номер по определителю, но сработала блокировка.
Никитин был человеком быстрых решений, веривший в силу правоохранительных органов и непогрешимость закона. Он тут же доложил о происшествии начальству.
Домой он пришел только поздно вечером, чтобы переодеться и взять чистое белье. Он был не один — трое оперативников сопровождали его. В спальне за окном он увидел свешивающуюся коробку. Ее достали с большими предосторожностями, открыли. Там, в прозрачном целлофане лежал окровавленный маленький пальчик девятилетней девочки. И Никитин в первый раз за всю жизнь схватился за сердце.
Ольга теряла голову. Мать уехала, Олегу она старалась ничего не говорить, чтобы не расстраивать его.
Наступил апрель. Пришла весна, и вместе с ней — время платить по счетам за первый квартал. А книжку с квитанциями она не могла найти и решила, что оставила на прежней даче. Там же оставалось кое-что необходимое ей: книги, фотографии. И Ольга, вызвав на дом платную няню, поехала в дачный поселок.
Дача была продана или обменяна, в этом Ольга не разбиралась. Новым хозяином стал какой-то депутат, и женщина надеялась, что он позволит забрать вещи.
Ольга уже не плохо водила машину, ей это неожиданно понравилось, и теперь она наслаждалась ездой по скоростному шоссе.
Массивные ворота дачи были открыты, значит хозяин — дома. Обрадовавшись такому обстоятельству, Ольга вырулила на подъездную дорожку, проехала по асфальту и остановилась на небольшой площадке возле крыльца, рядом с двумя другими машинами.
Двое парней во дворе направились было к ней, но остановились в нерешительности. Третий, закрывавший сарай, замешкался, повернулся, оставив дверь приоткрытой.
— Простите, а хозяин дома? — спросила Ольга, выходя из машины и даже не потрудившись вытащить ключ зажигания. — Где он? В доме?