— Олег… Ну…
— Дядя Костя, только не смейся надо мной, ладно?
— Какой уж тут смех.
— Я просто узнал, как оно мне досталось, это кафе.
— Ну, Олег…
— Ты же юрист, дядя Костя. А юристы могут дать этому точное определение. Рэкет. На нем кровь, дядя Костя, и даже хуже, чем кровь.
Никитин молчал долго, потом пришел официант, принес заказ, и он, чтобы скрыть растерянность, взялся за чашку, отхлебывая кофе.
— Ну, Олег, — наконец вымолвил он. — Вообще-то, ты, конечное, прав, — он мямлил, подбирая слова.
— Вот и хорошо, что ты понял меня, дядя Костя. Я знал, что ты меня поймешь. А Андрей бы не понял.
— Я-то пойму, Олег, только что теперь будешь делать ты? Что там у тебя в университете?
— Эта девушка учится там же, со мной. Сам понимаешь, мне теперь будет неудобно… Ей не захочется.
Олег опустил голову, поворачивая чашку в блюдце.
— Она… это… твоя девушка, Олег? Ты никогда про нее не рассказывал. Это Марина Золотарева?
— Ты знаешь ее?
— Я же следователь, Олег. Три года назад мы пытались уговорить ее отца подать заявление о вымогательстве. Но он был запуган.
— Запуган Андреем.
— Не только. Андрей был только исполнителем. Кстати, самому Золотареву кафе досталось тоже не совсем честно. Это тоже была одна из причин, почему он не подал заявление. Он сам виноват в том, что на него наехала братва.
— У вас обширная информация.
— Не стоит прикалываться. Прежде чем на что-то решиться, тебе следовало посоветоваться со мной.
— Я решил все сам. Не будем больше об этом. Помоги мне с работой.
— Ты должен закончить образование.
— Я уже образовался.
— Кроме МГУ есть другие институты. Хотя бы заочный юридический в Старокирпичном. У нас ребята там учатся.
— Наверное, нужно сначала работу найти.
— Я сделаю тебе справку от нас. А работу… Посмотрим. Я и сам не хочу, чтобы ты без дела болтался.
— Что, дурные гены вылезут, да?
— Чушь какая, — Никитин с облегчением откусил первый кусок от гамбургера.
— А как же, такой братец.
— Оставь Андрея в покое. Парень больше запутался, чем испорчен. Ешь давай, да домой пойдем.
Олег лениво откусил кусок. Из его кармана раздались звуки полонеза Агинского. Достав мобильный телефон, он включил его, дождался связи и прижал аппарат к уху.
— Да.
— Прости меня, Олег. Я не права. Мне жаль, что так получилось, — голос Марины был далекий и тихий.
Олег помолчал, потом тихо проговорил.
— Мне тоже.
— Я не могу принять этого.
— Тогда выкинь.
— Ты о чем?
— Обо всем. Я устал от этого. Извини.
Олег отключился. Теперь зазвонил простой трелью телефон Никитина.
— Кому это мы оба понадобились, — Никитин, дожевывая, достал свой телефон. — Слушаю. Здесь, рядом. Хорошо, — отключившись и убрав телефон, Никитин посмотрел на Олега. — Вот что, иди-ка домой один. Мне нужно вернуться на работу.
— Что-то случилось?
— У меня всегда что-то случается.
— Обо мне подумаешь?
— Я поговорю с Колесниковым. Надеюсь, он мне на откажет.
— Спасибо, дядя Костя.
— Да не за что. Только учебу не бросай.
— Не брошу. Без образования с одной рукой не проживешь.
— Правильно мыслишь. А кто звонил? Марина?
— Ничего не скроешь от органов.
— Это правда. Двинули?
— Двинули.
Домой Олег вернулся повеселевшим, на радостях отремонтировал девочкам компьютер, а Андрюшке — робота и, с удовольствием поужинав, лег спать, так и не дождавшись Никитина.
А утром им позвонили из управления и сказали, что тот попал в аварию и находится в Институте Склифосовского. Олег с Ольгой, испуганные, поехали туда. К счастью, у Никитина был только сильный ушиб грудной клетки. И через пять дней его выписали. Все это время Олег в университет не ходил, Ольге сказал, что переводится на заочное отделение.
А в первый же день, когда Никитин был дома, к нему пришел сам Золотарев. Олег слегка побледнел, увидев его в прихожей.
— Ну, здравствуй, — мужчина протянул ему руку. — Вот значит ты каков… фрукт.
Ольга, выступив вперед, хотела было вмешаться.
— Сестра, что ли? — проговорил Золотарев, обстоятельно оглядывая ее. — Здравствуйте. Вообще-то, у нас как бы мужской разговор.
— Да вы входите, — Ольга показала рукой на гостиную.
Никитин поневоле усмехнулся, глядя, как кураж сходит с незваного гостя, уступая место растерянности и смущению.
— Да ладно, госпожа Коренева, или кто вы сейчас по мужу будете. Вы не обижайтесь. Не я один сейчас такой грубый. Просто все так обернулось.
— Да вы садитесь. Я кофе принесу.
— Вот это добре. Только чего-нибудь покрепче у вас не найдётся?
— Не найдётся. Извините.
— Какие-то вы прямо не наши, не русская у вас душа. Хорошо хоть я со своим запасом, — Золотарев достал из кармана пиджака пол литровую бутылку. — Держи, хозяйка. Накрывай стол.
Ольга посмотрела на Никитина. Тот слегка кивнул и проговорил, глядя на Золотарева.
— Проходите, садитесь.
— Только вы вот что, хозяева, давайте поговорим сперва на трезвую голову, обсудим, а потом и обмоем наше общее решение.
Никитин посмотрел на Олега. Тот стоял с опущенной головой и смотрел в покрытый ковровой дорожкой, пол.
— Садитесь, — Никитин пропустил вперед гостя, обнял за плечи Олега, его уже переросшего, и с ним последовал в комнату, довёл парня до дивана, нажал на плечи, усаживая и сел рядом.
Золотарев с высоты своего роста плюхнулся в кресло, утонув в его уюте, и рывком вырвался, опершись на подлокотники.
— Ты это что, парень, посватал девочку и — в кусты? Отступного нам кинул? Нет, парень, так дело у нас не пойдет. Мы это, знаешь, что о тебе ведь подумать можем?
— А вы поконкретней не могли бы? — Никитин посмотрел на него, оценивая его напор.
— Могу. Я все могу. Вас, кстати, как величать? Типа: имя, отчество?
— Ну, типа не знаю, а звать меня Константин Григорьевич. Да мы с вами знакомы, Федор Матвеевич.
— Это откуда же?
— Я следователь прокуратуры, Никитин, помните? Три года назад…
— Вон оно что. Не признал. Живы, значит. А я слышал, вас кокнули.
— Да нет, ошибочная информация.
— Не знаю, не знаю. Не мне вам желать смерти. Следователь, значит. Значит, вы знаете. То есть, помните. То есть…
— Я все помню, Федор Матвеевич.
— Так вот. Я вот, по глупости… Ну, не враз. Выпить бы.
Ольга внесла бутылку водки, две рюмки и тарелку с резаной кружочками копченой колбасой, поставила все на журнальный столик, снова ушла и принесла в двух тарелках хлеб и соленые огурцы.
— А что с нами не выпьешь, хозяйка? — спросил Золотарев.
— Я не пью.
— Сейчас все не пьют из мелкой посуды.
Никитин пересел с дивана во второе кресло.
— Давай, паренек, — посмотрел на Олега гость. — Бери вон табуретку, — он показал на пуфик, — и присаживайся ближе.
Никитин посмотрел на юношу.
— Будешь?
— Нет. Спасибо, — Олег ответил поспешно.
— Что так? — спросил Золотарев с интересом.
— И без того дури много.
— Хм. Ну раз так, как хочешь.
Никитин поставил в ряд две рюмки и налил водки: себе только половину.
— Что, трезвенники все сплошные?
— Да. Выпьем за взаимопонимание?
— Вот это конкретно. Выпьем. И чтобы все у нас сладилось.
Никитин выпил молча, с отвращением, потом быстро взял кружочек огурца и начал торопливо жевать, чтобы перебить горечь.
— Вот и славно, — Золотарев опрокинул рюмку в рот одним махом, протер пальцами губы и неторопливо стал жевать колбасу. — Как пробирает, отрава. Прямо в жилах горит.
— Да, крепкая.
— Вот именно. И идет легко. Умеют же делать. Так значит вот что, сват, дело у меня, значит, такое. Твой-то, кто он тебе приходится?
— Братишка.
— Пусть так. Ты послушай лучше. Я вот с дуру рассказал ему, что дочку мою, значит, Маришку, изнасиловали тогда, помнишь, что ли? В 2003 году. В декабре.
— Я помню…
— Вот так. Ляпнул я, а парень-то с гнильцой оказался, и в кусты. Бросил ей подачку в виде кафешки нашей и слинял. Вот, типа, какой я герой.
Олег весь подался к ним и тут же откинулся назад.
— А дочка моя так заболела даже, как переживает. За что, за что, скажи мне, такое? — Золотарев подался к Никитину. — Скажи, чем мы провинились?
— Вы не правы, Федор Матвеевич, — заговорил наконец, слегка покраснев, Никитин. Он очень старался не поддаться хмельной резкости. — Ваша дочь чудесная девочка. И очень мужественная.
— Да какого мужества тут хватит? Привела домой жениха, а тут такое. Она же долго и с парнями встречаться не могла из-за этого случая. А тут встретила, полюбила, а я ей всю жизнь, типа, испортил. Что же мне сейчас делать, по-вашему? В петлю лезть?
Никитин посмотрел на Олега. Тот не двигался, низко склонив голову к полу.
— Значит, так вот, сынок, пока все хорошо, ты, типа, это, жених, значит. Конечно, у меня фирма своя, успешный бизнес, дочка единственная, значит — жилплощадь, и все хорошо, да? А как узнал про нашу беду, типа, и в кусты от нас, правильно? Так значит? Моя Маришенька, кровиночка моя, уже и не про вас? Да сам-то ты, сынок, тоже, типа того, с брачком, — Золотарев жевал, усердно налегая на колбасу.
— Знаете что, Федор Матвеевич, — начал Никитин поспешно. — Давайте все обсудим спокойно.
— Я вот этого и хочу… Я…
— Зачем вы пришли?
— То есть как? Так ведь… Дочка моя… это… плачет все.
— Это понятно. Какая у вас была конкретная цель?
— Да это, конкретной-то цели у меня и не было. Я так пришел, в глаза ему посмотреть. Кстати, кафешку мы и вернуть можем, не нуждаемся в подачках. Просто, обида у нас всех на него, вот что. Дочка-то у меня единственная. Как солнышко.
— Это понятно. У самого вон два солнышка таких растут, сынишка — третье, да вот он, Олег — звезда первой величины.
— Да, семья не маленькая. Особенно для Москвы.
— Ну да.
— Вы вот что, мужики, обсудите тут все без меня, покрутите, типа, со всех сторон. А потом придете к нам домой и все расскажите. Договорились?