– Теперь кури. Ты – мужчина, потому что можешь удержаться взять то, чего так хочешь, даже когда это находится у тебя во рту.
Ворон сделал несколько затяжек, вернул трубку и рассказал все новости, которые мы знали. Когда он сказал о прибытии на наши равнины Речного Народа с лошадьми, нагруженными мясом и шкурами бизонов, его слушатели так обрадовались, что побежали разнести эту весть по другим вигвамам.
Наша еда стояла перед нами: большие куски жареной рыбы, немного камасса, вареного биттеррута и много свежей черники. Рыба была самая восхитительная из той, которую я когда-либо ел. Ворон назвал ее большой пятнистой рыбой с другой стороны. Много позже я узнал, что правильнее ее называть лососем.
Старик спросил, зачем мы идем на запад, и выглядел очень торжественно, когда Ворон ему все рассказал. Когда он перевел ответ остальным, они тоже серьезно и недоверчиво посмотрели друг на друга и произнесли несколько слов, которые мы не могли понять. Но выражение их лиц смутило нас; и Питамакан спросил старика, какие у нас шансы получить эту шкуру.
– Мы будем говорить об этом завтра, – ответил он. – Сегодня вечером мы устроим танцы в честь вашего прибытия.
Он послал женщин пригласить нескольких человек, и скоро они прибыли целой толпой – молодые люди, женщины и несколько стариков, которые принесли барабаны. Танец очень походил на танец женщин племени черноногих; мужчины и женщины были на противоположных сторонах вигвама. Под пение стариков и барабанный бой танцующие поднялись и танцевали двумя рядами, продвигаясь и отступая несколько раз в течение нескольких минут; потом они все сели и некоторое время отдыхали какое-то время, после чего все повторилось. Мне это показалось очень однообразным, но Питамакану понравилось. Как обычно. Ворон сидел спокойно, с отстраненным взглядом.
Я был рад, когда танцующие наконец ушли и стало можно устроиться спать. Пока мы лежали, Питамакан спросил старика, почему эти вигвамы не пошли на равнину со всеми остальными. Он ответил, что некоторые была слишком стары, чтобы ехать, а остальные – их сыновья и дочери – остались, чтобы о них позаботиться.
Скоро все стихло. Я лежал на топчане, покрытом кожей лосей и оленей, и наслаждался комфортом. Хотя я очень устал, спать мне почему-то не хотелось, и я еще долго смотрел на угасающий костер, когда другие уже крепко спали.
Когда последние угли хлопкового дерева потускнели и покрылись золой, собака рядом с вигвамом издала низкое предостерегающее рычание, но я не слышал ничего, что могло бы пробудить ее подозрения. Она зарычала снова, более определенно; другие ее поддержали, и через мгновение каждая собака в лагере начала неистово лаять, предупреждая об опасности.
– Просыпайтесь! – крикнул я, толкая Питамакана в бок.
– Ворон! И вы, Речные Люди, просыпайтесь!»
Повторять не пришлось; со всех сторон лагеря уже раздавались пронзительные вопли, в вигвамах кричали женщины и дети, мужчины звали друг друга. Раздалось несколько выстрелов; я услышал, как в наш вигвам одна за другой влетели три стрелы и почувствовал укол в левое плечо.
– Ложитесь! Ложитесь! – громко закричал Ворон Питамакану и мне. Мы упали и растянулись на земле.
ГЛАВА VI
Старик велел женщинам, как я узнал позже, лечь на землю и не шевелиться. Мужчины в других вигвамах отдали те же приказы, и теперь Речные Люди не издавали ни звука. Но враг продолжал вопить и стрелять из луков и ружей. Две раненые собаки визжали от боли, а остальные продолжали яростно лаять.
– Давайте! Надо действовать, – сказал Ворон. – Ползите за мной и старайтесь не подниматься.
Взяв ружья, мы с Питамаканом наощупь приблизились к нему. Он повел нас к задней части вигвама, вытащил несколько колышков, поднял обшивку и дал нам возможность выползти наружу.
– Теперь смотрите, и когда увидите вспышку выстрела, стреляйте туда! – приказал он, присоединившись к нам. – Потом сразу отползайте с этого места и готовьтесь стрелять снова.
Долго ждать не пришлось. Прямо перед нами, меньше чем в тридцати ярдах, старое ружье изрыгнуло облако огня, и в тот же миг ему ответили три наших ружья. Пронзительный крик в кустах сказал нам, что по крайней мере одна из наших пуль достигла цели. Легковозбудимая натура Питамакана не выдержала, и он издал военный клич черноногих:
– Уо-ке-хай! Уо-ке-хай! И-ка-ки-мат Сикс-ух-ках! (Давай! Давай! Смелее, черноногие!)
Единственный раз в жизни я не смог сдержать крика, и Ворон с громоподобным голосом присоединился к нам. На нас обрушилась туча стрел, но мы уже были по другую сторону от вигвама, и они нас не задели.
Проползая за вигвамом в том месте, где мы из него вылезли, мы увидели старика, выползавшего наружу.
– У меня нет оружия, кроме ножа, и я совсем слабый, – сказал он, но я буду таким же храбрым, как вы, черноногие, и попробую воодушевить своих людей.
– Верно, – ответил Ворон ответил. – Когда мы снова выстрелим и закричим, позови своих людей. Пусть они тоже выйдут из вигвамов, стреляют и кричат.
В этот момент в центре лагеря раздался громкий крик боли и страха; враги со всех сторон закричали еще громче, стрелы полетели гуще, раздалось еще несколько выстрелов. Мы выстрелили на ближайшую вспышку и снова испустили клич черноногих.
Старик тоже закричал, и в то же время обратился к людям. Эффект был сразу заметен: со всех сторон лагеря послышались ответные крики, защелкали тетивы и раздались выстрелы.
Тем временем мы трое второпях перезаряжали наши ружья. Раньше чем мы были готовы стрелять, враг прекратил вопить; Речные Люди тоже постепенно затихли, и скоро не было слышно ничего, кроме хныканья детей и стонов раненой собаки.
Мы прислушивались, безуспешно пытаясь уловить признаки движения среди врагов; наконец Ворон сказал, что они, должно быть, ушли. Старик согласился с ним, и спросил его, что, по его мнению, теперь мы должны делать.
– Мы сейчас можем только лежать, ожидая их, и ждать рассвета, – сказал Ворон. Прикажи своим людям так сделать.
– Надо делать так, как говорите вы, черноногие, – ответил старик. – Вы настоящие воины. Что бы мы сейчас без вас делали? Должно быть, сам Большой Койот послал вас к нам.
Он прокричал приказ, и со всех сторон лагеря послышался ответ: «Ах ах! Ах ах! Е-хест! Е-хест! (Да! Да! Хорошо! Хорошо!)»
За исключением уханья сов, – слишком частого, чтобы быть естественным, – мы не услышали никакого шума до самого утра. Старик отметил, что те, кто кричал, были птицами без перьев. Но звуки продолжались недолго и постепенно затихли вдали.
С первыми лучами солнца мы осмотрелись. Постепенно краснеющее небо разогнало тени и осветило местность; к счастью, рядом не было никакого кустарника или укрытия, где мог бы спрятаться враг.
– Они ушли, – сказал Ворон старику, – но, разумеется, они взяли всех ваших лошадей.
Вождь рассмеялся.
– Они не взяли ни одной нашей лошади, – ответил он.
– Мы послали их с нашими людьми на равнину, чтобы загрузить вяленым мясом и шкурами бизонов, которые будут нужны нам на зиму.
В этот момент в центре лагеря началось волнение. – Они говорят, что там мертвый враг, – объявил старик. Мы побежали туда, где собралась толпа.
Там, лежал на спине высокий мужчина, мощного телосложения, со спутанными волосами. На нем были только гетры и набедренная повязка. На груди у него была большая кровоточащая рана от ножа. Рядом с ним лежала рваная изношенная накидка из лосиной кожи, его левая рука все еще сжимала лук. Он был Змеей – очевидно, одним из племени Воров.
– Кто убил его? – спросил Ворон; старый вождь повторил вопрос на своем языке. Никто не ответил. Он повторил вопрос громче, но ответа не получил. Хотя здесь собрались уже все мужчины лагеря, никто не стал присваивать себе эту честь. Внезапно Питамакан рассмеялся, словно услышав смешную шутку.
– В чем дело? – спросил Ворон спросил, серьезно глядя на. – Ты не сошел с ума?
– Нет, нет! – ответил он, как только смог управлять собой.
– Разве непонятно, что тут произошло? Двое из них пробрались в лагерь, и каждый из них принял другого за врага. Да, так и было. Этого человека убил его соплеменник.
Потом мы с Питамаканом пошли к лесу, к тому месту, где раздался крик после наших выстрелов. Там мы нашли на земле много пятен крови, но больше ничего. Раненный сумел уйти, или ему помогли убежать его соплеменники.
Несколько молодых людей сразу ушли, чтобы узнать, что делают враги; около полудне они сообщили, что Воры пошли прямо на восток по речной тропе. Казалось, не было конца военным отрядам, шедшим в страну черноногих.
Речные Люди хорошо приняли нас в своем лагере, события минувшей ночи усилили их уважение к нам. Мы сразу заметили это по их отношению к Ворону; они сказали ему, что, если бы это не его отважное поведение, враг ворвался бы в лагерь и причинил, без сомнения, много зла. Все, что было у них, сказал старый вождь – меха, оружие, священные лекарства – были в его распоряжении.
Ворон ответил, что он не сделал ничего, о чем стоило бы говорить, и не хотел ничего брать. Но женщины не послушали его и еще до полудня принесли нам отлично выделанные лосиные кожи для гетр и несколько пар мокасин.
Все это время мы вспоминали, как странно вели себя эти люди когда узнали, что мы направляемся к устью Большой Реки, и мы с тревогой ждали совета, который они накануне вечером обещали собрать. Но наш хозяин провел весь день, бродя от одного вигвама до другого, и только после наступления темноты разговор состоялся. Они сказали нам, что продолжить путь значило пойти на смерть; они сказали, что по Большой Реке живет много белых, которые ведет жестокую войну с местными индейцами, и нам невозможно будет избежать столкновения с какой-нибудь из сторон.
– Но я белый; мне белые не причинили бы вреда, – сказал я. Старый вождь посмотрел на меня жалобно, как на маленького ребенка, и ответил:
– Они убьют тебя быстрее, чем индейца. Никакие твои слова не заставят их поверить в то, что ты не союзник индейцев.