Некоторое время, секунд пять, мы плыли с ним рядом, я мучительно умирал, а костюм, плавно закрываясь, плыл в тяговом луче.
Потом его повело в сторону. Потащило – мимо планеты, к звезде.
А я умер.
И проводил броню взглядом.
Я был один – в тысячах километров от Граа, но уже в ее гравитационном колодце. Падающий навстречу смерти… или жизни. Для кого как.
Броня неслась к солнцу.
Я несся к атмосфере. Тяговый луч был сфокусирован на броне, Алекс предпочел не заметить, что я покинул костюм.
Что ни говори, а дружба – это чудо!
Я задохнулся и воскрес.
И продолжал это делать следующие полтора часа, пока вокруг меня не возник легкий оранжевый ореол ионизированного газа. Атмосфера Граа приняла меня в теплые плазменные объятия.
Тогда я достал рапиру, крепко сжал рукоять обеими ладонями и принялся сгорать и воскресать.
Почему-то последние километры были особенно жуткими.
Я уже не умирал. Не задыхался и не сгорал. Я падал на Пунди с высоты в десяток километров, повернувшись спиной, чтобы глаза не резало потоком набегающего воздуха. Было холодно и жарко одновременно, я бы предпочел умереть, но организм упрямо цеплялся за жизнь.
Над Пунди еще не наступило утро, и город был особенно красив. Несколько пожарищ, устроенных муссами, еще не потушили, но даже они добавляли пейзажу очарования. Горизонт, впрочем, розовел, готовилось взойти солнце, так старательно убивавшее меня в космосе. Ажурная линия космического лифта смотрелась особенно красиво – где-то высоко, в стратосфере, на нее уже упали первые лучи светила, и она сверкала, будто пронзающий небо клинок…
Километрах в трех над Пунди я лег на воздух и приготовился разбиться в лепешку. Я был совершенно гол, но в обожженных руках продолжал сжимать раскаленную рапиру. Кажется, я должен был упасть где-то в болотистой зоне города. Не пришлось бы прорывать дорогу наверх, захлебываясь вонючей жижей…
И тут рядом что-то мелькнуло.
Я повернул голову – и увидел человеческое лицо. Милая женщина лет тридцати, без ослепительной красоты рили, но очень симпатичная. И очень большеглазая. Еще бы чуть-чуть – и глаза бы у нее вылезли из орбит. Женщина сидела на переднем сиденье маленького аэротакси, в отличие от наземных – дорогого, и потому нечасто используемого. Впрочем, судя по переливчато-сверкающему платью, женщина была не из бедных.
Такси летело рядом со мной с такой синхронностью, которой мог добиться лишь автопилот. Даже не знал, что в аэротакси настолько продвинутые нейросети. Прозрачный пузырь кабины мягко светился, больше никого внутри не было.
Я успокаивающе помахал женщине рукой и чуть развернулся. Из деликатности. Будем считать, что моя голая задница выглядит приличнее, чем гениталии.
Женщина кивнула. На ее лице появилось выражение человека, готовящегося к подвигу. Я это выражение хорошо знаю, с ним спорить бесполезно.
Такси скользнуло под меня и чуть притормозило.
Я рухнул на прозрачную крышу. Теперь мое лицо и лицо женщины разделяло сантиметров тридцать. Да если бы только лицо…
Вся деликатность пошла насмарку!
– Все хорошо! – закричал я, хоть и понимал, что она не услышит. – Не волнуйтесь!
Меня содрало ветром, но юркое аэротакси вновь поднырнуло под меня и поймало на крышу. Ощутимо грубее, чем в первый раз.
– Мать твою, дай мне умереть! – завопил я.
Есть какой-то малопонятный даже мне порог, после которого организм приходит в норму. Скажем, синяки у меня порой остаются. А иногда нет. Маленький порез может заживать обычным образом, а вот если уколоться, даже крошечной иглой – исчезнет.
Сейчас мне не везло. Я ушиб несколько частей тела, они ныли, а я медленно и, кажется, с противным скрипом сползал с кабины аэротакси. Как же эта штука называлась в фантастике… ах да, флаер… с кабины флаера…
В общем, я даже перестал сопротивляться. Сжимал покрепче рапиру и сползал. Вот передо мной появилось миленькое лицо… черные кудряхи… загорелая кожа… интересная женщина, что уж тут…
Я вновь сорвался с аэротакси.
Земля была уже совсем рядом.
Женщина оказалась из тех, что борются за мужика до последнего. Особенно если тот падает с небес голым, сжимая рапиру, будто д’Артаньян, и улыбается ей…
Может, стоило скорчить страшную гримасу?
Бах!
Аэротакси подхватило меня метрах в пятидесяти над заросшим невысокими деревьями болотом. Подкинуло вверх, я описал дугу и, к счастью, в этот раз меня уже спасти не успели.
Я рухнул на деревья, пропорол спину корявым суком и, умирая, рухнул в грязь.
Господи, да как же хорошо иногда бывает умереть после того, как тебя так усердно спасали!
Я лежал на зеленой мягкой траве, глядя вверх и выставив в небеса рапиру. К счастью, тут оказалось не совсем болото, просто мягкая почва. Небо становилось ярче, наливалось розовым светом.
Потом рядом с басовитым урчанием моторов опустилось аэротакси.
– Ну ешкин же кот, – пробормотал я.
Быстрые шаги.
Женщина склонилась надо мной.
– Вы живы?
Кажется, она была на грани истерики.
– Да, – ответил я безнадежно. – Спасибо большое. Вы меня спасли.
Женщина опустилась рядом на колени и положила руку мне на грудь. От нее пахло хорошими духами, дорогим алкоголем, крепким здоровьем и разыгравшейся страстью.
– Не шевелитесь, – сказала она. – Я доктор. Мне надо вас осмотреть.
– Осматривайте, – согласился я. – Давно не играл в доктора. Лет, пожалуй, сто двадцать пять.
Женщина нахмурилась. Потом внимательнее всмотрелась мне в лицо.
– Вы – Обращенный! – выдохнула она. – Никита?
– Так точно, – сказал я.
– О Господи! – Глаза у нее загорелись. – Что с вами случилось? Это негодяи муссы вас скинули?
Я задумался, как именно муссы могли бы меня скинуть из стратосферы. И ответил:
– Все сложно. Но они точно замешаны.
– Никогда не думала… что встречу Обращенного… – Ее рука медленно скользнула по моей груди, дыхание участилось. – И так… неожиданно… в такой момент… и…
Она закусила губу.
В общем, выбора у меня особого не было.
Да и зачем?
Протянув руку, я мягко привлек ее к себе и поцеловал в губы.
– О… Обращенный… – прошептала она с почти религиозным пылом. Хлопнула рукой по золотистой броши на лифе платья – и оно слетело с плеч, раскрываясь, как тяжелая броня Стерегущих.
Вот так космические военные технологии проникают в нашу жизнь, делая ее проще и радостнее.
Звали ее Каталина, родители были из Венгрии, но родилась она уже в Пунди. Придерживалась католической веры (не спрашивайте, как это возможно после Слаживания), была замужем, но в процессе развода (будем считать, что я верю), мятеж муссов застал ее на вечеринке, откуда она ухитрилась сбежать на аэротакси – после чего кружила над городом и пила предусмотрительно захваченное шампанское все то время, что я сражался, путешествовал на линкор, беседовал с Алексом и падал обратно на планету.
Уже рассвело, когда мы на аэротакси прилетели в ее квартиру – просторную, уютную и миленькую, прямо как сама Каталина. Муж, с которым она разводилась, был где-то на экскурсии в другом городе, вместе с их маленькой дочкой. Я попытался принять душ, но благодаря Каталине эта простая гигиеническая процедура затянулась, переместилась в спальню, где я окончательно убедился в страстности венгерок и порадовался неутомимости организма Обращенного.
Потом я все-таки пошел в душ, снабженный новым бельем и слегка ношенной одеждой мужа, который находился в процессе развода и одновременно на экскурсии с дочерью.
Когда я вышел из ванной, бодрый и освежившийся, Каталина сидела на кровати, одетая лишь в коротенькую блузку, из выреза которой задорно выглядывали крепкие упругие сиськи, и разговаривала с мужем.
– …закрылась и всю ночь прорыдала… – услышал я.
Говорила она очень убедительно.
– И все же я не одобряю, что ты посещала это… сборище…
– Милый, я чуть не погибла! – упрекнула его Каталина. – А если ты про Яцека – его там не было.
– Извини, – быстро сдал назад супруг. – Мы к вечеру прилетим. Говорят, мятеж подавлен.
– Не надо! – твердо сказала Каталина. – Мария так мечтала об этой экскурсии…
Они еще поворковали немного, потом она выключила телефон. Улыбнулась мне:
– Хоть и расходимся, но он такой заботливый…
Я кивнул.
– А ты не женат? – спросила она после короткой паузы.
– Нет. – Я присел рядом. Каталина мгновенно уселась ко мне на колени голой попой. Спросила:
– Почему?
Я сделал грустное лицо:
– Ты же знаешь, как у меня все кончится.
Каталина задумчиво кивнула, теребя пуговицу на моей рубашке.
– Меня это не пугает, совсем… Пусть ты будешь молодеть, а я… – Она оказалась настолько героической женщиной, что даже произнесла: – Стареть… Я все равно буду тебя любить! И у меня хорошая генетика, я буду красивой даже через тридцать лет! Ты будешь молодой мужчина, потом красивый юноша…
– Ага, – сказал я. – Потом стану бегать с мячиком во дворе, а потом ты будешь кормить меня из бутылочки.
Каталина наморщила носик.
– Не переживай, – сказал я и поцеловал ее. – У тебя хороший заботливый муж. И вокруг много приятных красивых мужиков.
– Уходишь? – кивнула она.
– Надо спасать мир, – ответил я серьезно. – Ты же понимаешь, детка, мы – Обращенные.
Она вздохнула. Но, как мне показалось, с облегчением. Видимо, все же обдумала все перспективы.
– Скажи, а я могла…
Я покачал головой.
– Нет. Обращенные стерильны. Не беспокойся.
– Я вовсе не беспокоюсь! Наоборот!
– Увы. – Я ссадил ее на кровать, хлопнул пониже спины. Каталина захихикала и вытянулась на безропотном супружеском ложе наподобие игривой кошки.
Подмигнув ей, я вышел из квартиры, не забыв прихватить оставленную в ведерке для зонтиков рапиру. Надо будет выплатить мастеру премию – оружие перенесло падение с орбиты не хуже, чем я сам…
Долгие проводы – лишние слезы, как говорится.