Вдвоем мы вывели бот к главной посадочной палубе. Проем в корпусе линкора был размером со стадион – прикрытый радужной пленкой воздушного щита и вроде бы незащищенный. По нам не стреляли, но вот на палубе поблескивали яркие короткие вспышки.
– Алекс, придется убивать, – еще раз напомнил я.
– С каких пор ты стал таким деликатным? – направляя бот на посадку, спросил он.
Я задумался. Я и сам не знал, почему, но Стерегущие всегда были мне наиболее симпатичны из Четверки. Даже несмотря на то, что это их корабли захватили Землю.
И, как выясняется, уничтожили.
– Ты прав, – сказал я. – Нечего их…
В следующий миг в бот выстрелили.
Мы, конечно, не заметили момент, когда одна из многочисленных внешних пушек линкора ожила и плюнула в нас плазмой.
Щиты смогли отразить заряд, и кораблик не испарился, но швырнуло его так, что компенсаторы гравитации сдохли и меня размазало о потолок вместе с Алексом. Двигатели аварийно отключились, щиты поморгали и погасли. Алекс в окровавленной, порванной и растянутой, будто катком по ней проехали, форме колотил по пульту, пытаясь оживить хоть какие-то механизмы. Из этого ожидаемо ничего не вышло, и безжизненный, потерявший управление бот на скорости, близкой к скорости звука, прошил воздушный щит и вонзился в палубу.
Мне было ужасно жалко пилотов. Девчонки скрутили их на совесть, вырваться бы они не смогли, и через какое-то время либо Думающий отпустил бы их, либо мы прибили бы Думающего, и осроды освободились.
Но энергия столкновения, пусть и ослабленная воздушным щитом, была слишком велика. Бот разорвало на части, и пускай крошечный реактор удачно закапсулировался, но выброс тепла оказался слишком велик. Пылало все вокруг. Палубу застилал дым, который с ревом всасывали пожарные вентиляторы.
Мы сами, разумеется, тоже пылали и дымили. В очередной раз я подумал, какой же я вонючий, если меня сжечь. Хорошо, что мне не предстоит ни похорон, ни кремации… максимум – выстирают простыни.
Выбираясь из обломков, я умер дважды. Потом получил в грудь заряд и, даже не поняв, из чего стреляли и какая сторона конфликта палила, умер в третий раз. Все случилось так быстро, что даже злиться не было времени.
Я добежал до обгорелого остова орбитального истребителя, за которым прятались пятеро осродов. Это оказались неинфицированные члены команды, и в меня стрелять не стали. Вслед за мной прибежали Алекс и Вероника. Остальные ринулись в противоположную сторону – то ли запутались, то ли им хотелось порезвиться. Свистели пули, временами разрывались маломощные энергетические заряды – кто-то палил из плазменных пистолетов, но все же выкрутив мощность на минимум. Учитывая количество техники, топлива и энергоемкостей вокруг – это было разумно.
Прижимаясь спиной к горячему, подрагивающему от попаданий борту, я с любопытством смотрел на осродов. Судя по нашивкам, нам встретились техники и два пилота.
И все они были чертовски злы.
– Лидер, это нельзя так оставлять! – выпалил пилот, увидев Алекса.
– Не оставим, – пообещал Алекс. – Коммуникатор!
Ему немедленно отдали коммуникатор, Алекс принялся вводить свой код лидера, забирая управление. Поинтересовался у осродов:
– Еще вопрос. Штанами не поделитесь?
Лидеру отдал штаны пилот, а мне – техник. У пилота под штанами оказались просторные семейные трусы, а техник щеголял в чем-то крайне легкомысленном и кружевном. Видимо, женская особь, у осродов трудно понять пол, если они одеты. Вероника от одежды отказалась, у нее была своя теория – голую женщину мужчине труднее убить.
Веронике выдали шпагу. Я в суматохе оставил в развалившемся боте рапиру, а вот Алекс ухитрился свою сохранить и вытащить. Это становилось вопросом принципа, и я от чужой шпаги отказался.
Стрельба уже стихала, сменившись воплями. Четверо Обращенных – это очень, очень плохо даже для Думающего. Затянув потуже пояс – штаны техника были мне слишком велики, – я кинулся назад к остаткам бота, разрезая босые подошвы осколками. Рылся минуты две, сильно обжегся, но все-таки нашел свой клинок. Металл Тао-Джона выдержал испытание, а вот механизм сдался – как я ни сжимал рукоять, виброрежим не включался.
Что ж, будем работать по старинке.
Собственно говоря, с того момента, как мы попали на линкор, Думающие были обречены. Здесь оказалась даже не одна, а две особи, взявшие под контроль две с половиной сотни осродов – большей частью военных, но не побрезговали и членами их семей. Шаг, с одной стороны, верный: мало кто даже из профессиональных военных способен стрелять в своих женщин и детей. А вот, с другой стороны, репутацию свою Думающие уронили ниже плинтуса. Осроды обиделись.
Мы продвигались по линкору тремя группами, по мере сил пытаясь обезоружить инфицированных. Споры Думающего могут дремать в теле несколько месяцев, но уж если Думающий подключил чужое сознание, то счет идет на дни и часы. Слишком велика нагрузка на организм, вскоре подключенные начнут валиться в коме, из которой выйдут не все, но уж кто придет в себя – получит пожизненный иммунитет к спорам.
Думающие должны были это понимать. Черт возьми, даже я это прекрасно понимаю! Так к чему вся попытка захватить линкор? Ударить по планете и уничтожить вместе с нами?
Нет, на такое никто не пойдет. Это конец Слаживанию, это неслыханный скандал, который не утаить и который не простят.
Они могли, конечно, попробовать подловить приближающийся бот и испепелить его, чтобы на максимально долгий срок вывести нас из игры. Но ведь и этого не сделали, выстрел по боту был слишком слабым и, похоже, не случайным.
Мы с Алексом работали в паре, как когда-то давным-давно. Шли по коридорам, проверяли отсек за отсеком. Попадали под огонь, умирали, но старались вырубить инфицированных, чтобы следующие за нами ос-роды связали их и перетащили в лазарет. Но корабль был слишком большой, чтобы зачистить его всемером, нам нужно было найти самих Думающих.
Очередную группу мы встретили на транспортном узле, где сходились лифтовые стволы и пути мини-поездов. Десяток инфицированных занял все удобные позиции и подтащил тяжелое стрелковое оружие. Алекс попытался пойти напролом, требуя сдаться, был трижды убит и едва сумел отползти в коридор, через который мы пришли. Его бойцы перекрыли выход из коридора силовым щитом и стали ожидать приказа.
– Чего они хотят, а? – спросил меня Алекс. – Хоть какие-то мысли есть?
По щиту звонко постукивали пули – инфицированные вели беспокоящий огонь. Хорошо хоть, ни одна сторона не пыталась использовать внутри линкора высокоэнергетическое оружие, последствия могли оказаться слишком серьезны.
– Убить нас Думающие не могут, захватить сознание – тоже. По планете они не стреляют. Линкор не взрывают. – Я помолчал. У меня, конечно, обычная человеческая голова с обычными мозгами, пусть и усиленными пептидными архивами памяти. Но складывать два плюс два я умею. – Алекс, как по мне, – Думающий собрал нас вместе и тянет время.
– Так, – подбодрил меня Алекс.
– Если исходить из того, что мы узнали, – из всех Обращенных только мы с тобой выделяемся. У нас с тобой могут быть потомки на…
– Земли нет!
– Алекс, что-то тут не так, – помотал я головой. – Если Земли нет, то и наша особенность никакой роли не играет.
– Какая особенность? – Он пожал плечами. – Да пусть хоть каждый сперматозоид используют! Пусть на Земле тысячи наших потомков! Это ничего не меняет, ничего!
– Большая Четверка считает иначе… – Я посмотрел на мерцающий щит. – Алекс, мне надо с ними поговорить. Думающие никогда не прибегали к таким методам.
– На нашей памяти. Но они ведь как-то заняли свое место в Четверке!
– У них нет шансов захватить линкор, и они это понимают. Им нужны мы с тобой. Я попробую…
Я подошел к щиту, и по нему застучало чаще. Крошечные пули из мягкого сплава колотили в защитное поле и сплющенными блинчиками сыпались вниз. В воздухе запахло горячим металлом.
Что радовало – Думающие действительно берегли линкор и пытались избежать фатальных повреждений.
– Эй! – крикнул я, махая руками. – Я Никита Самойлов, Обращенный! Я хочу поговорить с Думающим!
Снова бодрый перестук.
– Разум порождает знание, знание порождает смыслы, смыслы порождают силу! – выкрикнул я первый постулат. – Знание – высшая сила во Вселенной!
Стрельба прекратилась. Думающий остановил своих марионеток.
– Знание должно быть доступным для каждого! – продолжил я вторым постулатом.
Потом раздался тонкий, не то женский, не то детский голос:
– Знание принадлежит разуму, который его создал!
Так я и знал, что Думающий не откажется от прямого диалога.
– Верно! – крикнул я. – Знание имеет цену. И я готов заплатить!
– У тебя нет достойной платы, Обращенный! – весело отозвался голос. – Что ты можешь предложить?
– Твою жизнь, Думающий!
– Это слишком малая плата!
– Свою жизнь?
– Ты ей давно не распоряжаешься!
– Новое знание? – предположил я.
– Назови!
Алекс рассмеялся за спиной:
– Бесполезно, Никита.
– Я знаю, кто все это затеял! – крикнул я. – Кто и зачем!
Некоторое время было тихо.
– Это знание не ново для меня, Обращенный!
– Еще как ново!
– Думаешь, тебя невозможно уничтожить? – неожиданно спросил голос.
– Не знаю!
– Хорошо, Никита Самойлов. Пусть лидер прикажет всем прекратить огонь. Мы тоже откажемся от активных действий. А ты приходи для переговоров.
– Перемирие? – уточнил я.
– Диалог. Если ты заплатишь цену за разговор, то останешься жив. Если нет – умрешь.
Я посмотрел на Алекса.
– Он блефует, – тихо сказал Алекс. – Да сто процентов блефует… Но я бы не ходил.
– Почему? – так же тихо спросил я.
– А вдруг я ошибаюсь? Это же чертов Думающий!
Я кивнул.
– Наверное. Но лучше разобраться раз и навсегда.
С усилием протиснувшись сквозь щит – он тормозил только скоростные объекты, – я вышел из коридора в зал транспортного узла. Три остановленных поезда, из двух-трех вагончиков каждый, застыли на своих рельсах. В центре зала гроздью висели на направляющих застопоренные лифты. Никого не было видно, обороняющиеся грамотно заняли позиции.