Уже в вагончике, въезжая из темного технологического ада линкора в сияющий технологический рай, Алекс не выдержал и заговорил снова.
– Ты же понимаешь, что ничего не сделать? Земля уничтожена. Я стараюсь помочь всем нашим!
– Да ну тебя, – произнес я резко. – Ты давно на нас всех наплевал. На Граа-то вернешь? Или сбросишь в звезду? Подстилка ты у Большой Четверки!
– Сам выбирай бот и улетайте! – зло ответил Алекс. – Я сделал что мог. Разбирайтесь с Большой Четверкой и ее претензиями!
Разумеется, я не считал Алекса плохим другом.
А вот то, что он человек по природе упрямый и не слишком-то сообразительный, знаю уже полвека. С тех пор, как мы с ним едва не подрались из-за сэндвича с колбасой.
Что ж, у каждого свои недостатки, но в них есть и достоинства. Алекс на корабле Стерегущих будет в безопасности, а на Граа – нет. Может, его пробирочка разбилась, может, затерялась. В любом случае у него нет спасательного круга на Земле.
На Земле, которая хоть и безмерно далека, но существует.
Моя задача сейчас – максимально правдоподобно с ним поругаться. При всем могуществе Слаживающей, она не может читать мысли Обращенных.
И Алекс не подвел.
– Дырка ты в заднице, – сказал Алекс. – Козел членоголовый!
Если уж Алекс начинает ругаться, то его не остановить. Американская ругань на общем языке Слаживания звучит смешно, куда смешнее, чем русский мат. И, кстати, она достаточно затейлива.
В общем, я выслушал все, что Алекс решил мне сообщить обо мне, моем организме, моих родственниках и моих привычках.
Думаю, что для любого, следящего за нами, ссора выглядела натуральной. Может, я и плохой актер, но умею вживаться в ситуацию.
Давно я не видел своих собратьев такими довольными. Тянь улыбался, обнимая Веронику. Берхейн жмурился, будто довольный кот, Мичико что-то мурлыкала себе под нос. Только Лейла сохраняла невозмутимость и, кажется, тихонько молилась. И все же она тоже выглядела довольной.
А я сидел за пультом и смотрел на приближающуюся планету.
Мы – идеальные убийцы. Это неизбежный путь, когда обретаешь неуязвимость и одновременно четко осознаешь, каким будет твой конец. Нам дали вторую жизнь, но при этом отняли возможность умереть по-человечески. Все наши мечты и идеалы пылью кружат вокруг далекого Солнца, бомбардируя старушку Луну метеоритным дождем. Человечества больше нет. В мире Слаживания мы – сироты, которых затащили в приют и бросили посреди таких же сирот: растерянных, напуганных, озлобленных, амбициозных, послушных… Но, какими бы ни были собранные вместе существа, – все мы лишь беспомощные дети. И пусть воспитатели куда чаще добры и заботливы, чем суровы и строги – мы знаем правду. Не произносим ее вслух, но знаем.
Они – убили наших родителей и сожгли наш дом.
Они – убийцы и сделали убийцами нас, Обращенных.
Ни у прилежных умных рили, ни у заносчивых хро, ни у подлиз-хопперов, ни у держащихся особняком зуммда, ни у землян, конечно же, нет сил поквитаться с Большой Четверкой.
И у нас, Обращенных, их тоже не было. Мы цепные псы на строгом ошейнике, выпущенные в мир ради одной-единственной цели.
Но вот только одна добрая умная девочка и один злой умный мужчина увидели слабое звено в цепи, на которой мы сидим.
– Никита, держи. – Вероника протянула мне бокал. Я даже не заметил, как они открыли шампанское и где его взяли. Я был в пилотажном шлеме и видел ее сквозь проецируемую на сетчатку глаза приборную панель. Это немного отвлекало, но я продолжал работать. – Отметим заварушку?
– Отметим, – согласился я, бросив быстрый взгляд на бутылку. Ого. Производство концерна Павловых. Значит, настоящее французское шампанское, возрожденное из пары капель, оставшихся на донышке бутылки или чьего-то бокала.
– Давно мы так не оттягивались, – сказала Вероника. Поймала мой взгляд и вдруг смутилась. – Я старалась не убивать.
– К дьяволу, это всего лишь осроды! – Берхейн протянул свой бокал. – Если верить Алексу, они взорвали Землю.
– Мы же знали, что это так, – негромко сказал Тянь. Он смотрел на меня, и во взгляде был вопрос. – Мы догадывались. Так, Никита?
– Верно, – согласился я. Мне почему-то очень не хотелось врать Тяню. Но у меня не было выхода.
– Все умирают, – произнесла Мичико, подходя к нам. – Таков путь жизни. Даже мы умрем.
– На все воля Всевышнего, – сказала Лейла. Пожалуй, она единственная из нас продолжала верить. Впрочем, это не мешало ей ни убивать, ни пить.
В стремительно снижающемся боте нас было шестеро, меньше половины от числа Обращенных. Пожалуй, за исключением Алекса, здесь собрались все мои друзья. Еще бы Дзардага с его свирепым чувством юмора и Катрин, несмотря на ее закидоны, и я бы сказал, что тут все, кто мне дорог и за кого я буду драться.
Мы чокнулись и выпили.
Нас не пьянит алкоголь, но к этому привыкаешь.
– Если я однажды сделаю что-то неправильное… – начал я.
– Как Алекс? – уточнила Вероника.
– Как он, – согласился я. – Тогда прошу меня извинить. Я постараюсь все сделать правильно.
Бот уже вошел в атмосферу, и нас начало потряхивать. Опять был вечер, и опять впереди сияла спица орбитального лифта. Вот же – не люблю космос, а мне все время везет на красивые пейзажи!
– Мы тебя прощаем, – весело сказала Вероника. – Заранее.
– Спасибо, – поблагодарил я. Мои пальцы уже пару минут скользили по виртуальной клавиатуре, снимая одну за другой блокировки. Хорошо, что техника у осродов не меняется столетиями. Это признак стагнации, пожалуй.
Я вновь поймал взгляд Тяня.
Потом он посмотрел на общие экраны.
И снова на меня.
Я понял, что Тянь догадался, что я делаю.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
– Уверен, ты все обдумал, – сказал Тянь и допил остаток шампанского.
– Ребята, опасность, – резко произнесла Вероника. – Вы чувствуете?
Судя по лицам, ее чувствовали все, кроме меня.
– Никита, я за второй пульт, – опускаясь в кресло, сказала Мичико. Надела пилотажный шлем.
Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, что именно я делаю.
– Двигатель! – выкрикнула она. – Никита снял блокировки!
– Рехнулся? – Вероника вмазала мне кулаком, ломая челюсть. – Вон! Мичико!
– Гашу! – Она и впрямь пыталась остановить идущий вразнос реактор. Теперь я боролся не только с искусственным интеллектом бота, к счастью, весьма слабеньким, но еще и со старой подругой.
К счастью, в технике Стерегущих она разбиралась еще хуже, чем я.
На меня сыпались удары, часть из которых была смертельна. Вероника дважды пронзила меня рапирой, Берхейн схватил за руки и держал их за креслом. Лейла достала крошечный пистолет и всадила в сердце всю обойму. Пилотажный пульт был залит кровью и забрызган мозгами.
Я не сопротивлялся. А в какой-то момент перестал бороться и с Мичико – она уже ничего не могла сделать.
Впрочем, и она это поняла.
– Двигатель в резонансе, – сказала Мичико, откинувшись в кресле. – Народ, всё. Десять секунд.
Меня прекратили убивать. Наступила тишина. Бот шел так же ровно, он уже снизился до высоты в пять километров, заходя на посадку со стороны океана. Я видел внизу огоньки судов и целое созвездие плавучего города, где обитали прибрежные и двоякодышащие формы жизни. Был я там однажды, не понравилось…
– Зачем, Никита? – спросила Вероника. – Зачем?
К сожалению, я не мог ответить честно. Поэтому рассмеялся и сказал:
– Хочется достойно завершить этот де…
В это мгновение двигатель вышел за рамки критического режима и взорвался.
Это, конечно, выглядело не столь впечатляюще, как взрыв термоядерного реактора, который пережил Алекс.
Но движок у бота мощный, даже избыточно мощный, как принято у вояк. Бот превратился в огненный шар, несущийся над морем к космодрому Пунди. В глазах замельтешило ослепительно-белым и бездонно-черным. Я умирал и возрождался в расширяющемся облаке плазмы, а где-то рядом умирали и возрождались мои друзья.
Через доли секунды, как я и предполагал, сработали системы защиты космопорта. В несущийся к посадочному полю ком огня влупили чем-то таким мощным, что плазму сдуло и разметало по небосклону.
Ну а мы, кувыркаясь, понеслись вниз с небес.
– …удак… – донесся до меня голос Вероники, и мимо промелькнули ее изящная задница и стройные ноги. Надо сказать, она среагировала четко – крутанулась, вытянула руки и падала теперь вертикально вниз, будто прыгнула с вышки в воду.
Вода внизу действительно была. Километрах в пяти.
Похоже, Вероника решила ускориться, чтобы умереть и воскреснуть максимально быстро.
А я, перевернувшись, лег на спину и стал смотреть в небо.
Небо полыхало огнем, остатки нашего бота давали шикарное представление для всего Пунди.
Надо мной парил Тянь – он тоже лег на спину и расслабился. Рядом падал Берхейн – махая руками и явно объясняя Тяню, что он обо мне думает. Мичико и Лейлу унесло куда-то в сторону. Жалко, на них было бы приятнее смотреть, чем на двух голых мускулистых мужиков.
Что ж, начинается финальный раунд.
Интересно, о чем сейчас думает Слаживающая, разглядывая наши тушки?
Я улыбнулся, вытягиваясь на воздушном потоке. Второй день подряд я падал с небес и, знаете…
Мне это начинало нравиться.
Веселая забава.
Конечно, когда ты бессмертный.
4
Из всех видов спорта больше всего я не люблю плаванье. Тут можно предаться воспоминаниям и философствованиям, но вряд ли вам интересны воспоминания старика о сражениях Третьей мировой, глобальном потеплении и прочей ерунде, которой учат даже в детском саду и даже на Граа.
Примем как факт.
Я рухнул в океан плашмя – сознательно, чтобы сразу убиться и не тратить время на барахтанье и утопание с переломанными конечностями. А что, бывают же чудеса?
Океан, такой безмятежный с высоты, штормило. Несильно, но все же накатывали волны, заставляя меня фыркать, ругаться и мотать головой, вытрясая воду из ушей. Я плыл в сторону берега, больше всего опасаясь наткнуться на кого-то из товарищей.