Я вытащил из кармана пластинку телефона для двух абонентов — тонкую, как открытка, с риской поперёк. Разломил телефон посередине, и одну часть отдал другу.
— До вечера я дома не появлюсь. Может, в центр поеду. Звони.
Под хохот Тонсо мы обнялись, и я вышел из кабинета.
Ну надо же, какую смешную плату он затребовал! Прийти на его похороны!
У Тонсо есть все шансы прожить ещё лет пятьдесят. Может, и больше, с его-то деньгами.
У меня таких шансов нет.
…Через сутки, стоя у могилы Тонсо Мея Исишата и ловя на себе недовольные взгляды хро из числа друзей и родственников, я размышлял: знал ли он, насколько всё серьёзно, беря с меня обещание?
А если знал, то почему не отказался под тем или иным благовидным предлогом?
Но сейчас, вызывая лифт, я думал лишь о том, что Тонсо чудак.
Ужасно жалко, что мы с хро ненавидим друг друга… Для других видов, конечно, это огромный плюс.
Это, кстати, была интересная мысль. Но лифт пришёл быстро, и я задумался о том, как дойти до метро без приключений.
Посетить ресторан в квартале хро было бы интересно: наша физиология практически одинакова, вкусы похожи, их пища вполне съедобна для землян. Да и вряд ли бы меня попытались прикончить посреди дня в центре города. Я даже стал поглядывать на вывески, но потом с грустью понял, что здесь мне непременно плюнут в соус или нассут в суп.
Так что я сел в метро и поехал в центр Пунди.
Столица планеты Граа настолько огромна, что её трудно воспринимать как одиночный город, скорее, это небольшая страна. Здесь живёт около семидесяти миллионов разумных — земные Шанхай, Мумбай и Стамбул отдыхают. В городе текут реки, он граничит с тремя морями, тут есть леса, две горы, степной сектор и болото. Причём это всё обитаемо, это не формально приписанные к мегаполису площади. Водные и амфибийные виды заселяют заливы и реки, есть свои обитатели в чаще лесов и посреди степей, даже болото заселено тремя разумными культурами. Исторически каждый новый вид получал право на создание анклава внутри города, некоторые предпочитали жить там, среди своих, другие быстрее преуспевали в Слаживании и расселялись на общей территории. Сеть движущихся дорог и скоростного метро сшивает всё пространство Пунди в единое целое, метро тут реально скоростное, с очень сложной системой разграничения ближних и дальних поездов. Но всё-таки до центра я ехал почти час и успел проголодаться.
Я не знаю, обязательно ли мне есть. Однажды пришлось просидеть без пищи и воды почти три недели. Я был очень зол, очень голоден, но почти не исхудал.
Наверное, какой-то предел голодания есть и у меня. В конце концов, законы мироздания можно очень хитро исказить и запутать, но до конца от них не уйти. Рано или поздно наступит расплата.
Да и вообще я люблю поесть.
Здесь, в центральном квартале, который был размером не меньше старой Москвы в пределах МКАДа, на видовые отличия мало смотрели. Здесь работали те разумные, что были в Слаживании куда дольше нас или хро. Кто совершенно не заморачивался не то, что по поводу цвета кожи или количества глаз, но кого и щупальца с чешуёй не смущали. Те, кто был красой и гордостью Слаживания.
Впрочем, рили, люди, хро и хопперы здесь тоже встречались. Были даже муссы, которые выглядели вполне цивилизованными!
Я шёл по улице, выглядевшей, как мечта фантаста о прекрасном далёком будущем. Тут было всё, что когда-то придумывало человечество: движущиеся дороги и тротуары, дома большие и маленькие; сверкающие башни из стекла и металла удивительно гармонично соседствовали со строениями из камня и дерева. Повсюду маленькие скверы с зелёными, фиолетовыми, розовыми и оранжевыми деревьями и кустами. Газоны, похожие на мозаичные картины из цветов и трав. Машины, скользящие по дорогам, пешеходы на левитирующих дисках и досках, порхающие в воздухе на невидимых крыльях силовых полей. Здесь было всё самое лучшее и красивое из всех миров Слаживания, жили и работали здесь тоже самые лучшие, умные и благородные.
Ненавижу этот район. Витрины всегда врут.
Но кормят здесь хорошо.
Телефон запиликал в кармане, я достал его и поднёс к уху.
— Никита, — сказал Тонсо. — Ты ещё в нашем районе?
— В центре. Решил никого не напрягать, обедая у хро.
Тонсо одобрительно хрюкнул в трубку.
— Правильно. Ты уже решил, где будешь?
— Пока ещё…
Тут я увидел высоченную башню с названием, которое для меня звучало как «Вавилон», и понял, что подсознательно искал именно её. Последний раз я был тут лет тридцать назад. С тех пор башня стала выше этажей на двадцать, но осталась именно тем, чем была — самым знаменитым рестораном Слаживания.
— Решил. В «Вавилоне», в земной зоне.
— Замечательно. Будь там, я отзвонюсь. Кое-что получается, но не стану загадывать.
Я зашёл внутрь. Текучий, будто волна, голубовато-зелёный спиральный пандус понёс меня вверх — этаж за этажом, мимо кухни самых разных видов, адаптированной для всеобщего употребления. По левую руку, за стеклянной стеной, проплывал город. По стене рядом со мной скользило туманное пятно светофильтров, формируя самый приятный для человека спектр. По правую руку сменяли друг друга ресторанные залы. Тут были существа, хорошо мне знакомые, были существа, про которых я знал мало, попадались существа, про которых я только что-то слышал, и существа, совершенно незнакомые. Даже если бы я активировал цепочки памяти и вспомнил всё, что когда-то узнал о видах Слаживания, наверняка нашлось бы несколько новых. Последние два-три года я совсем потерял интерес к новостям.
А ведь ещё были памятные залы тех цивилизаций, что так и не вошли в альянс, вымерли до контакта или были потеряны в ходе Слаживания.
К счастью, я помнил, как посещал «Вавилон», и мне не было нужды следить за вывесками и указателями. Этаж, занятый рестораном кнафт, пропустить невозможно — такой там стоял стрекот и такие мощные (пусть и приятные) запахи доносились до пандуса. Зал землян как раз был следующим.
Время обеда уже прошло, время ужина не наступило. Поэтому землян тут сидело мало, основные посетители были других видов. В секторе французской кухни расположилась семья земноводных трекс, до комичного похожих на гигантских прямоходящих лягушек. Неужели они пришли сюда попробовать лягушачьи лапки? С одной стороны, омерзительно, а с другой — вполне в логике Слаживания… Я решил не присматриваться.
Большая группа муссов угрюмо поедала блины с икрой. Официантка в русском сарафане, судя по всему, реальная земная девушка, принесла им огромный поднос с пивными бокалами, муссы натужно улыбнулись, но пиво разобрали с энтузиазмом.
Я сел за маленький столик в углу, отделённый от большей части зала очень качественной имитацией бамбуковой рощицы. Посреди рощи даже сидела здоровенная панда и меланхолично грызла стебель бамбука в руку толщиной. Щепки летели у неё из пасти, будто из древесной дробилки. Панды — они такие, очень милые, неспешные, но зубы… зубы хороши. Если ты всю жизнь грызёшь бамбук и состоишь из большого количества мяса и жира, тебе нужны хорошие зубы.
Официантка подошла ко мне. По пути её одежда менялась, превращаясь из русского сарафана в китайский ханьфу, украшенный сычуаньской вышивкой. Лишь когда девушка подошла совсем близко, я понял, что это хро.
Как понял?
По слишком уж доброжелательной улыбке. Земная девушка тоже улыбнулась бы мне. И согласно правилам заведения, и, возможно, от души — я ведь вполне симпатичный мужчина. Но у неё наверняка была бы капелька насмешки в улыбке. Всё-таки землянин в одежде хоппера — это реально смешное зрелище.
А официантка улыбалась так, словно я был её обожаемым братом или любимым женихом.
Похоже, что хро, в образцовом Слаживании.
— Рада вас приветствовать… — она запнулась на миг. У меня не было электронных документов и меток, ресторанная система распознавания лиц тоже ничего ей не подсказала. — Вы впервые у нас, господин?..
— Товарищ, — сказал я. — Зовите меня товарищ Ни Ки Та.
— Впервые в «Вавилоне», товарищ Та?
Точно, хро.
— Бывал, но очень давно, — кивнул я, постукивая пальцем по виску. Глупость, конечно, но движение помогало быстрее вытащить нужную информацию. — Побольше закусок, обязательно кроличьи почки в соусе чили, говядину в сычуаньском соусе, чунцай, фасоль в имбирном соусе, копчёную утиную грудку. Сычуаньский соус из красного и зелёного перца. И отдельно нарежьте маринованный эрцзинтяо, большую миску.
— Большую? — уточнила девушка.
— Большую. Суп маоцай и хуэйгожоу как основное. Бутылочку байцзю, самого ароматного, какой есть. В конце — гэнтан и белый чай на ваш выбор.
— Есть очень хороший кровяной тофу, — сообщила девушка.
— Добавьте.
Девушка кивнула и удалилась. Заказ, наверняка, она уже отдала через имплант.
Через несколько минут стол начал заполняться.
А я принялся жрать.
Через четверть часа, практически расправившись с закусками, я посмотрел в сторону барной стойки. Там стоял повар в тёмном рабочем халате, похоже, что китаец, без дураков. И смотрел на меня. Рядом толклись ещё несколько человек, наверное, отвечающих за другие великие кухни — французы, итальянцы, японцы…
Я подцепил с огромного блюда остатки маринованного красного перца чили, забросил в рот и принялся жевать. Будто угли жуёшь. Обалдеть, какие яркие ощущения!
Повар поймал мой взгляд и подошёл ко мне. Пожилой, немножко карикатурно выглядящий. Тёмно-серый китель со смешным значком — голова панды в шлеме скафандра.
— Обычный человек не может съесть столько острого и выжить, — сказал повар спокойно.
— Пожалуй, — согласился я.
— Я помню, как Обращённые остались сражаться с демонами, — произнёс китаец. Конечно же, он не был суеверным и понимал, что касамни живые и разумные существа.
Но я был согласен, что их стоит называть демонами.
— Я был ребёнком, и мне было страшно.
— Нам тоже, — сказал я. — Мы ведь не были ещё Обращёнными.
Он стоял и смотрел на меня.