— Это старый линкор?
Визел прищурилась.
— Не особо. Его имя «Даль-3», он третий линкор с этим гордым именем. Ему около семисот стандартных лет.
— Часто воевал?
— О да, — сказала Визел. Помедлила. — Не так много, как его предшественники, конечно… Но повоевал. Лет пятьсот назад не вылезал из боев на дальних рубежах.
— Сейчас легче? — спросил я задумчиво.
Визел кивнула.
— Я рад, что спас вашу дочь, — сказал я. — Хорошей работы, главный механик. Уверен, вы разберетесь с вашим… умножителем.
— Всё? — удивилась Визел.
Я кивнул:
— Спасибо, вы полностью удовлетворили моё любопытство… Хотя нет, ещё вопрос. К чему вы всё-таки стремитесь?
— Мы?
— Большая Четвёрка.
— К слаживанию.
— Да-да. Полноценное слияние сотен различных культур в единую сверхцивилизацию. Но это не цель, это метод. К чему вы идёте?
Визел рассмеялась.
— О, это тоже хороший вопрос! Мы вовсе не идём к чему-то. Напротив.
Она прищурилась, глядя на меня.
— Блин, — сказал я с чувством. — Вот теперь совсем стало жутко. Пока!
Алекс ждал меня в коридоре. Я молча кивнул, мы молча сели в лифт, ожидавший нас. Молча стали подниматься.
Первым не выдержал Алекс.
— Так зачем она тебя звала?
— Выходит, знал, что тётка, — пробормотал я. — За дочь благодарила.
— И всё?
— Ещё помог ей потоковый умножитель починить.
— Ты плохой актёр, — вздохнул Алекс. — Когда ты озадачен, я это сразу вижу.
— А ты плохой друг, — ответил я. — Жаль, что я не замечал.
Больше мы не разговаривали. Алекс, похоже, обиделся. Но этого я и хотел.
Уже в вагончике, въезжая из тёмного технологического ада линкора в сияющий технологический рай, Алекс не выдержал и заговорил снова.
— Ты же понимаешь, что ничего не сделать? Земля уничтожена. Я стараюсь помочь всем нашим!
— Да ну тебя, — произнёс я резко. — Ты давно на нас всех наплевал. На Граа-то вернёшь? Или сбросишь в звезду? Подстилка ты у Большой Четверки!
— Сам выбирай бот и улетайте! — зло ответил Алекс. — Я сделал что мог. Разбирайтесь с Большой Четверкой и её претензиями!
Разумеется, я не считал Алекса плохим другом.
А вот то, что он человек по природе упрямый и не слишком-то сообразительный, знаю уже полвека. С тех пор, как мы с ним едва не подрались из-за сэндвича с колбасой.
Что ж, у каждого свои недостатки, но в них есть и достоинства. Алекс на корабле Стерегущих будет в безопасности, а на Граа — нет. Может его пробирочка разбилась, может затерялась. В любом случае у него нет спасательного круга на Земле.
На Земле, которая хоть и безмерно далека, но существует.
Моя задача сейчас — максимально правдоподобно с ним поругаться. При всем могуществе Слаживающей, она не может читать мысли Обращенных.
И Алекс не подвёл.
— Дырка ты в заднице, — сказал Алекс. — Козёл членоголовый!
Если уж Алекс начинает ругаться, то его не остановить. Американская ругань на общем языке Слаживания звучит смешно, куда смешнее, чем русский мат. И, кстати, она достаточно затейлива.
В общем, я выслушал всё, что Алекс решил мне сообщить о мне, моем организме, моих родственниках и моих привычках.
Думаю, что для любого, следящего за нами, ссора выглядела натуральной. Может я и плохой актёр, но умею вживаться в ситуацию.
Давно я не видел своих собратьев такими довольными. Тянь улыбался, обнимая Веронику. Берхейн жмурился будто довольный кот, Мичико что-то мурлыкала себе под нос. Только Лейла сохраняла невозмутимость и, кажется, тихонько молилась. И всё же она тоже выглядела довольной.
А я сидел за пультом и смотрел на приближающуюся планету.
Мы — идеальные убийцы. Это неизбежный путь, когда обретаешь неуязвимость и одновременно чётко осознаешь, каким будет твой конец. Нам дали вторую жизнь, но при этом отняли возможность умереть по-человечески. Все наши мечты и идеалы пылью кружат вокруг далёкого Солнца, бомбардируя старушку Луну метеоритным дождём. Человечества больше нет. В мире Слаживания мы сироты, которых затащили в приют и бросили посреди таких же сирот: растерянных, напуганных, озлобленных, амбициозных, послушных… но какими бы ни были собранные вместе существа — все мы лишь беспомощные дети. И пусть воспитатели куда чаще добры и заботливы, чем суровы и строги — мы знаем правду. Не произносим её вслух, но знаем.
Они — убили наших родителей и сожгли наш дом.
Они убийцы и сделали убийцами нас, Обращённых.
Ни у прилежных умных рили, ни у заносчивых хро, ни у подлиз-хопперов, ни у держащихся особняком зуммда, ни у землян, конечно же, нет сил поквитаться с Большой Четверкой.
И у нас, Обращённых, их тоже не было. Мы цепные псы на строгом ошейнике, выпущенные в мир ради одной-единственной цели.
Но вот только одна добрая умная девочка и один злой умный мужчина увидели слабое звено в цепи, на которой мы сидим.
— Никита, держи, — Вероника протянула мне бокал. Я даже не заметил, как они открыли шампанское и где его взяли. Я был в пилотажном шлёме и видел её сквозь проецируемую на сетчатку глаза приборную панель. Это немного отвлекало, но я продолжал работать. — Отметим заварушку?
— Отметим, — согласился я, бросив быстрый взгляд на бутылку. Ого. Производства концерна Павловых. Значит, настоящее французское шампанское, возрождённое из пары капель, оставшихся на донышке бутылки или дне чьего-то бокала.
— Давно мы так не оттягивались, — сказала Вероника. Поймала мой взгляд и вдруг смутилась. — Я старалась не убивать.
— К дьяволу, это всего лишь осроды! — Берхейн протянул свой бокал. — Если верить Алексу, они взорвали Землю.
— Мы же знали, что это так, — негромко сказал Тянь. Он смотрел на меня и во взгляде был вопрос. — Мы догадывались. Так, Никита?
— Верно, — согласился я. Мне почему-то очень не хотелось врать Тяню. Но у меня не было выхода.
— Все умирают, — произнесла Мичико, подходя к нам. — Таков путь жизни. Даже мы умрём.
— На всё воля Всевышнего, — сказала Лейла. Пожалуй, она единственная из нас продолжала верить. Впрочем, это не мешало ей ни убивать, ни пить.
В стремительно снижающемся боте нас было шестеро, меньше половины от числа Обращённых. Пожалуй, за исключением Алекса здесь собрались все мои друзья. Ещё бы Дзардага с его свирепым чувством юмора и Катрин, несмотря на её закидоны, и я бы сказал, что тут все, кто мне дорог и за кого я буду драться.
Мы чокнулись и выпили.
Нас не пьянит алкоголь, но к этому привыкаешь.
— Если я однажды сделаю что-то неправильное… — начал я.
— Как Алекс? — уточнила Вероника.
— Как он, — согласился я. — Тогда прошу меня извинить. Я стараюсь всё сделать правильно.
Бот уже вошёл в атмосферу и нас начало потряхивать. Опять был вечер, и опять впереди сияла спица орбитального лифта. Вот же — не люблю космос, а мне всё время везёт на красивые пейзажи!
— Мы тебя прощаем, — весело сказала Вероника. — Заранее.
— Спасибо, — поблагодарил я. Мои пальцы уже пару минут скользили по виртуальной клавиатуре, снимая одну за другой блокировки. Хорошо, что техника у осродов не меняется столетиями. Это признак стагнации, пожалуй.
Я вновь поймал взгляд Тяня.
Потом он посмотрел на общие экраны.
И снова на меня.
Я понял, что Тянь догадался, что я делаю.
Мгновение мы смотрели друг на друга.
— Уверен, ты всё обдумал, — сказал Тянь и допил остаток шампанского.
— Ребята, опасность, — резко произнесла Вероника. — Вы чувствуете?
Судя по лицам, её чувствовали все, кроме меня.
— Никита, я за второй пульт, — опускаясь в кресло, сказала Мичико. Надела пилотажный шлем.
Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, что именно я делаю.
— Двигатель! — выкрикнула она. — Никита снял блокировки!
— Рехнулся? — Вероника вмазала мне кулаком, ломая челюсть. — Вон! Мичико!
— Гашу! — она и впрямь пыталась остановить идущий вразнос реактор. Теперь я боролся не только с искусственным интеллектом бота, к счастью, весьма слабеньким, но ещё и со старой подругой.
К счастью, в технике Сдерживающих она разбиралась ещё хуже, чем я.
На меня сыпались удары, часть из которых была смертельная. Вероника дважды пронзила меня рапирой, Берхейн схватил за руки и держал их за креслом. Лейла достала крошечный пистолет и всадила в сердце всю обойму. Пилотажный пульт был залит кровью и забрызган мозгами.
Я не сопротивлялся. А в какой-то момент перестал бороться и с Мичико — она уже ничего не могла сделать.
Впрочем, и она это поняла.
— Двигатель в резонансе, — сказала Мичико, откинувшись в кресле. — Народ, всё. Десять секунд.
Меня прекратили убивать. Наступила тишина. Бот шёл так же ровно, он уже снизился до высоты в пять километров, заходя на посадку со стороны океана. Я видел внизу огоньки судов и целое созвездие плавучего города, где обитали прибрежные и двоякодышащие формы жизни. Был я там однажды, не понравилось…
— Зачем, Никита? — спросила Вероника. — Зачем?
К сожалению, я не мог ответить честно. Поэтому рассмеялся и сказал:
— Хочется достойно завершить этот де…
В это мгновение двигатель вышел за рамки критического режима и взорвался.
Это, конечно, не столь впечатляюще, как взрыв термоядерного реактора, который пережил Алекс.
Но движок у бота мощный, даже избыточно мощный, как принято у вояк. Бот превратился в огненный шар, несущийся над морем к космодрому Пунди. В глазах замельтешило ослепительно-белым и бездонно-чёрным. Я умирал и возрождался в расширяющемся облаке плазмы, а где-то рядом умирали и возрождались мои друзья.
Через доли секунды, как я и предполагал, сработали системы защиты космопорта. В несущийся к посадочному полю ком огня влупили чем-то таким мощным, что плазму сдуло и разметало по небосклону.
Ну а мы, кувыркаясь, понеслись вниз с небес.
— … удак… — донесся до меня голос Вероники и мимо промелькнула её изящная задница и стройные ноги. Надо сказать, она среагировала чётко — крутанулась, вытянула руки и падала теперь вертикально вниз, будто прыгнула с вышки в воду.