Настоящий, не голографическое фуфло!
— Она же льняная, — укоризненно сказал Юрий Святославович, войдя в гостиную. — Могли взять бумажную для проверки!
— Бумажная не долетела бы, а вставать лень, — объяснил я. — Спасибо, что согласились встретиться.
Бизнесмен кивнул. Выглядел он очень похожим на того человека, кто плавал на яхте. Но казался менее загорелым.
— Итак? — спросил Павлов, садясь напротив. Пояснил: — У меня много дел. Я, конечно…
— Глубоко уважаете Обращённых… — перебил я. — Знаю.
Павлов уставился на меня оценивающе. Потом спокойно произнёс:
— Итак, мы уже встречались на днях. Верно? Полагаю, Тао-Джон организовал встречу после небольшого инцидента, имевшего место. Видимо, мы пришли к вам ночью?
Я кивнул.
— Можете уточнить?
— Всё плохо закончилось, — признался я. — Мы их недооценили. И я даже не понял, кого именно.
Павлов побарабанил пальцами по столу.
— Собачка… она жива?
— Увы.
— Печально, — он уставился мне в глаза. — Я вам что-то должен? Обещал?
— Нет. Но меня задела эта ситуация. Обидела, скажу прямо.
— Понимаю, понимаю… — он всерьёз размышлял, у него даже выступила капелька пота на лбу. — К сожалению, я не знаю, что послужило причиной… и… э…
Мне это надоело.
— Давно вы бэкапили сознание? — спросил я прямо.
— Что делал? — Павлов поморщился. — Это какой-то сленг?
— Давно сохранялись? Сливали память? — уточнил я. — Слушайте, это ваше личное дело, Контроль не против — так пользуйтесь нейросеткой. Мне-то что!
— Два месяца назад. — Юрий Святославович махнул рукой. — Знаете, всё дела, восемь часов сидеть под кабелем…
— Можно ведь во сне сохраняться.
— Да не могу я в этой херне спать! — возмутился он. — Всё время ожидать смерти и сохраняться? Я мирный человек!
— В собачку-то как-то слили сознание, — заметил я.
— Это упрощенная технология. — Он заинтересованно посмотрел на меня. — Работала?
— Вполне.
— Там только фрагменты личности, без долговременной памяти, без кучи важных моментов. Собачка — это возможность за десять минут слить свою оперативную память, а потом объединить с последним сохранением. И то в теории!
— А жена, дети? — осторожно поинтересовался я.
— Жена… — он вздохнул.
— У вас была ссора месяц назад.
— Это пёс вам сказал? — Павлов поморщился. — Да. И после восстановления мы ещё не помирились. Она, видите ли, считает, что я виноват в нашей смерти! Ещё и за Рекса пеняет!
— Бульдог?
— Бульдог, — признался Павлов. — Хорошая была собака… Верная. Не знаю я, за что нас убили и кто. Я два месяца потерял, жена месяц. Славка две недели. Василиса — три. Василиса ещё и помолодела на год, у неё клон не успел вырасти.
— Это же здорово — помолодеть, — сказал я. — Наверное.
— Вам доводилось иметь дочь-подростка? — Павлов воздел руки к потолку. — Она сегодня страдает, что уже постарела, а завтра — что сопливая девчонка! То голодает, то лопает торты и мороженое! И все, заметьте, все винят в своей смерти меня!
Мне стало его жалко.
— Ну вы же не умерли.
— Да умерли мы, умерли! — сварливо сказал Павлов. — Даже потеряй десять секунд сознания — воскресли бы другие личности. Чуть-чуть отличающиеся. Нет непрерывности разума, понимаете? Это всё самообман!
Я не стал спорить, хотя Павлов сделал паузу, явно ожидая услышать слова утешения.
— Если хотите поискать тех негодяев — могу вас нанять, — предложил он. — Оплатить расходы. Если понесли убытки — готов компенсировать. Но никакой ценной информацией не располагаю.
— Да нет, что вы, — сказал я. Король деликатесов и впрямь казался человеком в меру откровенным и положительным. — Всё в порядке. Я так, поговорить пришёл, узнать, как дела.
— Я ведь вам не рассказывал, кто за мной охотится? — заинтересовался Павлов.
Я покачал головой.
— Вот не знаешь никогда, кому стоит доверять… — вздохнул Павлов. — О чём-то я ведь должен был догадываться! Или дочь, или сын… Знаете, Никита, а заходите в гости почаще? С вами приятно общаться. Вам от меня ничего не нужно, это так редко бывает! А мне от вас!
— Почему бы и нет, — неожиданно для себя сказал я. И вспомнил Василису, её полуоткрытые губы, язычок, тонкие пальчики, крепкие и при этом нежные бёдра…
— С дочерью вас познакомлю, — предложил Павлов. — У неё тема выпускного в школе была: «Четырнадцать Обращённых — дар или проклятие?». Кажется, она как раз вас особо выделяла.
Мысленно я посоветовал себе больше никогда не считать молодых девушек откровенными, а их богатых отцов наивными или открытыми. Нет, Павлов не мог знать, что происходило в моём доме.
Но он мгновенно и совершенно точно предположил, что могло там произойти.
— С удовольствием, — сказал я. — У вас очень милая проказливая дочь. Хотя и немного скрытная.
Теперь мы смотрели друг на друга оценивающе, улыбаясь, но слегка показывая зубы.
— Вам сейчас сколько лет? — спросил Павлов.
— Сто тридцать с небольшим. Думаю, вы в курсе.
Он покивал.
— Да. Прекрасный возраст.
Мы снова оскалились друг на друга, будто два американца в древнем голливудском фильме.
А потом Павлов принялся хохотать.
— Нет, вы мне нравитесь, Никита! Положительно нравитесь! И не стану врать, рад был бы иметь вас сотрудником, другом, родственником! Кем угодно, только не врагом! Обращённый… ну почему Тао-Джон не рассказывал, что знаком с вами! Выпьете коньяк? Настоящий, земной. Или виски? Вы спешите куда-нибудь?
Я почесал кончик носа. Спешу ли я?
Да нет, не спешу. На самом деле злость меня немного отпустила, и я оценил комизм ситуации.
— Нет, не спешу. Как угодно, на ваш вкус.
Павлов встал и направился к резному деревянному буфету. Тот смотрелся бы нелепо где угодно, кроме этого особняка.
— Мне сейчас должны привезти щенков, — сказал он заговорщицким тоном. — Бульдога, лабрадора, корги. Буду выбирать новую собаку Павлова.
Он захихикал, призывая меня оценить шутку.
— А почему щенка?
— Ну я не рассчитываю постоянно пользоваться псом как методом спасения, — пояснил Павлов. — А уж если заводишь собаку, то надо брать щенка, чтобы вырастить под свой характер. Верно?
Он вернулся с двумя бокалами.
— Виски, — сказал он, ставя бокалы на стол. — В честь нашего повторного знакомства.
Я взял бокал. Посмотрел на Павлова. Помедлил секунду и сказал:
— Если я сейчас выпью, то сильно пострадаю.
Мультимиллионер изменился в лице. Вначале он улыбался. Потом помрачнел. Покачал головой.
— Даже не…
Он взял бокал из моих рук и сделал глоток. Уставился на меня. Сказал с вызовом:
— Ну?
— Значит, дело не в напитке, — ответил я. Встал, прошёлся по комнате. Посмотрел в окно. Павлов следил за мной, полуоткрыв рот. Он выглядел ошарашенным, но совершенно точно не отравленным. — Валим отсюда! — крикнул я и бросился к выходу.
Павлов замешкался, так что на бегу я подхватил его и потащил-понёс перед собой. Хорошо, что он не был толстым, плохо, что был мускулистым.
Но хотя бы не сопротивлялся!
Я не то распахнул, не то вышиб дверь икорно-трюфельным магнатом, когда стекло раскололось, в гостиную влетел дрон и взорвался сотнями крошечных термальных игл. Мне прошило всю спину, пиджак вспыхнул и сгорел вместе с рубашкой. Под потолком гостиной стали рваться баллоны с противопожарным гелем.
Я упал на пол, откатил Павлова в сторону и застыл, тяжело дыша. Мы оказались в комнате, которая на языке богатеев называлась курительной или кальянной, во всяком случае тут были кресла, столы, пепельницы и кальян.
В спине и груди жгло нестерпимо, пол заливало кровью. Я откашлялся, выплёвывая тонкие раскалённые иголки. Где-то выла сирена, на спине тлели остатки рубашки. Поднявшись, я скинул остатки испорченной одежды. Брюки вроде как уцелели. Павлов возился на полу, тараща на меня глаза.
Вбежал охранник, для разнообразия — женская особь хоппера. И, не разбираясь, всадила мне в грудь четыре крупнокалиберные пули.
— Да хоп обеих ваших матерей! — завопил я, кидаясь к хопперше. Она, конечно, действовала с перепугу, но так же нельзя!
Хопперша взвыла от страха и всадила мне пулю прямо в глаз.
— Уймись, дура! — крикнул я. Это было реально больно! Я отобрал у неё пистолет, выбросил куда-то в сторону. Проморгался, вытер залившую лицо кровь. Хотелось пить. Доктор говорил, что это тоже чисто психологическое…
Хопперша с криком выбежала в ту же дверь, из которой появилась.
— Ты уволена! — завопил ей вслед Павлов. Он уже поднялся и теперь совал мне чистый белый платочек. — Никита, как вы? О господи, вы меня спасли! Вы меня спасли, вы приняли весь удар на себя! Боже, боже, я никогда ничего подобного не видел, так вот как это происходит, да? Вы были дырявый, как решето! Я через вас пожар видел!
— Это не пожар, — протирая лицо и отхаркивая последнюю иглу, сказал я. — Термоиглы, они горели внутри.
На всякий случай я заглянул в гостиную, но там всё было в испарениях противопожарного геля.
— Вот ведь паскудство, — сказал я, потом грязно выругался. Пояснил: — Это был мой лучший костюм, между прочим!
И тут я увидел Василису. Она стояла в углу комнаты, совершенно по-детски пряча за спиной зажжённую сигарету. И смотрела на меня. Если её клон и был моложе, то я этого не заметил. С моей точки зрения полгода-год — это совсем ничего.
— Извини, — развёл я руками. — Тяжёлый день! А теперь стою перед девушкой полуголый…
Она покачала головой и сказала:
— Да сколько угодно. Вы Обращённый, так?
Я кивнул. Почесал живот и вытащил ещё одну иглу. Поискал глазами пепельницу, положил в неё.
— Вы мой кумир, — призналась Василиса. — С самого детства. Пап! Ты представляешь — это же Никита Самойлов!
Часть перваяГлава 4
4
Даже полиция в этом квартале была вежливая и деликатная. Никто не начинал с предположений, что мы с Павловым сами устроили взрыв в особняке, пытаясь убить друг друга, смастерить бомбу или сварить особо ужасный наркотик.