– В пекло это ваше общение. Все в пекло.
Ричард стройным шагом атлета на последней секунде забега покинул помещение. Пара людей удивленно уставились ему вслед, но Ричард плевал на их неодобрение и вопросы. Мысли от увиденного потекли ровным строем. Понаблюдав за компанией, Ричард понял, что никогда не станет частью их мира, да и какого-либо другого общества в университете. Он собирался уже пойти назад в библиотеку, когда увидел магазины техники и книг. Сердце застучало где-то в глотке и замерло, чтобы вновь упасть в пятки. Ричард решил закупиться в каждом из них, заказав доставку до комнаты общежития. Отец, вероятно, очень удивится такой трате денег и попытается позвонить, чтобы уточнить причину. Ричарду же не придется врать. Книги ему нужны для учебы, телефон – для общения и упрощения жизни. Так просто он не попадется.
Ричард вышел из магазина с безумным выражением лица, его глаза горели нетерпением, а руки дрожали.
– Зря я все-таки открыл «Над пропастью во ржи», не просто так она находилась под запретом столь долгое время. – Он улыбнулся и пошел в сторону общежития. Ему предстояло еще очень много дел.
В эту ночь он спал, как убитый.
А
Ночной Нью-Йорк – это чистая квинтэссенция эйфории и света. Особенно если мартини наливают с завидной частотой. Том был один. Том гулял по Бродвею. Том был счастлив. Счастлив, как никогда. Он всегда хотел пройтись по улице, залитой славой. Он останавливался у каждого уличного певца и активно подпевал, кто-то приглашал его зайти, присоединиться к вечеринкам и веселью. Абсолютно все восторгались его голосом и артистизмом. Еще бы, Том наконец-то освободился от призрачного обруча на груди, не дающего вздохнуть глубоко и позволить миру насладиться его талантом и проклятием в одном флаконе. Оливия из клуба после выпитого спиртного превратилась в прекрасное видение. Спустя какое-то время она ушла со своими друзьями исследовать город, и Том отпустил ее, поблагодарив лишь долгим и пронзительным взглядом. Когда программа вечера закончилась, и все принялись танцевать, Том не смел отказать толпе. Спустя час он вывалился из клуба и пошел куда глядят глаза. Правило ночного Нью-Йорка гласит: никто не имеет права спать.
Том оставил примерно сотню голосовых сообщений Джеку, напевая первые пришедшие в голову песни. Друг знал его слишком хорошо, и даже приставучая попса без капли смысла станет для него посланием: «Мне лучше». Том не надеялся дойти до Бруклина, а уж тем более до своей квартиры пешком. Он не понаслышке знал, что это самая длинная улица в городе, и пьяным ее не одолеть. Зато, пока огни вывесок горели так ярко, можно было наслаждаться запахом асфальта, гомоном людских голосов и стуком собственного сердца. Том принял решение: как проснется и отойдет от гуляний, начнет искать работу. К осени он поставил цель найти труппу актеров и вжиться в образ. Если повезет, ему дадут роль чуть сложнее дерева. Даже с его данными отсутствие опыта выступлений на профессиональной сцене – решающий фактор. Школьные постановки и хор стали начальным этапом, и теперь предстояло набраться опыта на более серьезной сцене. Том не имел права сидеть в четырех стенах и тратить время на страх. Его новая знакомая совершенно права: чем дольше ты находишься в раковине, тем сложнее ее покинуть. Найдется ли теперь сила, способная Тома туда засунуть?
Но даже самый прекрасный вечер и ночь имеют свойство заканчиваться. Том так влюбился в метро, что не собирался изменять ему с такси. Он спустился в подземку под великолепную игру скрипача. Мелодия из мюзикла «Последний Сон»[100] наполнила трепещущее сердце умиротворением с легкой тенью грусти. Акустика в туннелях потрясала воображение, наполняя каждую ноту объемом и непередаваемой интонацией. Кто угодно на его месте не смог бы сдержаться и начал бы петь. Всего пара людей стали свидетелями эмоционального излияния Тома. Скрипач, услышав голос, приободрился и начал подстраиваться под невольного исполнителя. Поезда в ночное время суток ходили не так часто, поэтому грохот не мог помешать в создании чего-то великолепного. Именно по этой причине Том приехал в Нью-Йорк: выступать, петь и быть собой. Музыка стала не только его способом самовыражения, но и крыльями за спиной. И главный парадокс момента состоял в том, что под землей эти крылья расправить хотелось сильнее всего на свете. Том закончил петь, прикрыв глаза. Где-то далеко стучали вагоны приближающегося поезда. Из дурмана вывел тычок в ребра. Том развернулся к мужчине явно с неопределенным местом жительства.
– Я думал, что умер и попал в рай, пацан, но даже там так хорошо не поют!
Том кивнул ему в благодарность и запрыгнул в вагон.
Он зашел в дом с мыслью, будто что-то забыл сделать. Цветов у них в квартире не водилось, животных тоже, посуду он вымыл, мусор вынес – в целом, чисто. Мысль о цветах снова привела Тома к маме. Им с Диланом обязательно стоит купить несколько лилий в горшках и попытаться ухаживать за ними. Ванесса поддерживала жизнь в целой оранжерее, а значит, Том в состоянии справиться хотя бы с одним растением. В конце концов, он сын своей матери, по-другому быть и не может. Когда двери лифта раскрылись и до квартиры остались считанные метры, Том вспомнил, что забыл сделать. Предупредить Дилана о своей вечеринке. Том записал голосовые сообщения парням, знакомым из хора и школьного театра, пообщался с тысячей людей, пока шел по Бродвею, дважды выступал на бис в клубе, а вот Дилану написать забыл. Он достал телефон и обнаружил, что тот успел разрядиться. Справедливости ради стоит отметить, до этого момента Дилан тоже не особо беспокоился.
Том аккуратно открыл дверь и вошел внутрь.
– Кто-нибудь есть выживший на корабле?[101]
Не успел Том сообразить, насколько абсурдную выбрал строчку от Джонатана Лейна[102], как шокированно замер. Веселье испарилось практически в ту же секунду. Перед ним на кухонном столе со скрещенными руками в полной темноте сидел Дилан. Он выглядел недовольным, и степень его недовольства граничила между «убить на месте» и «позволить крякнуть пару слов перед смертью». В этой темноте он казался дьявольски страшным. Вот оно – то самое настроение, которое Дилану удавалось мастерски прятать, сейчас сверлило Тома яростным взглядом. Обычно в такие моменты отстраненный и холодный Дилан источал злобу. Том не решился сделать замечание по поводу его задницы на обеденном столе. Прямо сейчас Тома могли разделать и расфасовать по пакетам, как замороженную курицу. И самое ужасное, что Том совсем не понимал причины такого настроения. Да, Дилан, возможно, переживал, что логично, однако его реакция пугала и наталкивала на мысль сбежать, пока входная дверь открыта.
При первой встрече Дилан производил впечатление добродушного парня, типичного весельчака с кучей анекдотов, забавных историй, умеющего слушать и поддерживать даже незнакомых людей и вникать в новые темы. Самый настоящий экстраверт, казалось бы, но стоит с ним сблизиться, как начинаешь замечать хорошо сдерживаемые перепады настроения. Сейчас же, казалось, Дилан даже не пытался ничего скрывать. Мышцы были напряжены, слегка вздулись, словно после тренировки, лунный свет, падающий из открытого окна, – добавлял его образу излишнюю мрачность. С вновь прокрашенными корнями волос, подтянутым телом он смахивал на героя из молодежного сериала с непростым прошлым.
Том прекрасно знал, каков будет исход от необдуманных поступков, как просто перейти черту. Впервые он столкнулся с таким Диланом один на один. Раньше где-то так или иначе маячили друзья, да даже Алан сидел неподалеку, а теперь Том предстоит справиться со всем этим в одиночку. Рано или поздно пришлось бы. Вот только вопрос стоял совсем по-другому.
«Какого хрена?»
– Сирена не перестает кричать! Прости меня, прости меня, я не знаю, что делать, когда корабли идут на дно, когда люди тонут…[103] – Том слегка заплетающимся языком продолжил петь одну из самых любимых песен. Он не мог позволить страху взять над собой вверх.
«Да, я снова пою! Что не так?»
Стоило Дилану услышать, как Том, несмотря на нетрезвое состояние, идеально спел Джонатана Лейна, жгучая злоба вспыхнула пожаром в груди. Прошло почти два месяца с тех пор, как Ванесса умерла, и хранивший молчание Том вернулся с неизвестных гулянок не с предложением работы, не с продюсером, не с сотней гостей и не разбитый, Том стал тем, с кем Дилан познакомился под кроной большого дерева. Ни одного явного следа скорби. Потеря мамы не стерлась, просто настало время перейти на следующую стадию – заключительную. Принятие. Депрессия задержалась, но остаться навсегда не могла. Дилан сжал кулаки, его желваки задвигались от гнева, приправленного едким чувством паники. Контроль и так покинул его пару часов назад, когда, вернувшись домой, он никого там не обнаружил. Телефон не отвечал, никакого сообщения или предупреждения Том не оставил. Он просто исчез без следа. При тщательном обыске комнаты Дилан обнаружил буклет со странным шоу, поэтому ему не оставалось ничего, кроме как сесть прямо на стол и прожигать дверь взглядом. Случилось вероятное, но не самое ужасное…
– Где тебя, мать вашу, носило? Том? Ты не удосужился даже написать мне! Ты даже мусор не всегда выносил, а тут исчез без предупреждения. Зачем, черт возьми, тебе телефон, раз ты им не пользуешься? Продай! – Дилан не заметил, как начал орать. Он боялся, что Том продолжит петь. – Два часа ночи! Ты пьян и в какой-то дряни. – Он сделал паузу. – Где тебя носило?!
– Пока есть музыка, танцпол и ты, наша вечеринка не закончится! Никогда! – Все фразы Тома потеряли краски от охватившего его ужаса. На ум вновь приходили самые нелепые песни из возможных. Дилан имел полное право разорвать его на месте. –