Горят огни на вечеринке.[104]
– Чего? Какого хрена ты несешь?! Ничего не понимаю. Бери блокнот и пиши. И то толку не будет! Я разучился понимать твои намеки за два месяца.
Дилан фыркнул и бросил в него блокнот с ручкой. Том не успел среагировать, и блокнот шлепнул его по левой щеке. Боли Том не почувствовал, даже прикосновение показалось почти невесомым, зато обида жгучей плетью прошлась вдоль лица, схватила за горло и вмиг стянула так, что воздух застрял в легких. Том словно попал в кошмар. Он опустил взгляд стеклянных глаз на простой бежевый блокнот с черной ручкой. Слезы подступили к глазам, и все же усилием воли Тому удалось их сдержать. В голове сразу появился образ Ванессы, поливающей цветы и улыбающейся чему-то своему. Блокнот превратился в символ унижения. Стоит ему наклониться и поднять несчастную стопку бумаг, перетянутую пружиной, и расправить плечи он уже никогда не сможет. Но виноват ли Дилан в том, что понять Тома бывает почти невозможно? На кухне повисла звенящая тишина. Никто не спешил извиняться, ругаться или плакать. Парни словно застыли на одном из худших кадров в фильме.
«Я… Зачем? Зачем ты так? Я же не сделал ничего по-настоящему плохого. Разве так ведут себя люди, беспокоящиеся за близких? Они бросают им вещи в лицо? Лают, будто псы, сорвавшиеся с цепи? Забавно… В школе ты чуть не поругался с Джеком из-за способа моего самовыражения. Вот и пришло твое время, Дилан, не слышать музыку. Не понимать ни ее, ни меня. Что бы я ни сделал, я не заслуживаю такого с собой обращения».
– Ну?
Том вздрогнул от вопроса. Он не поднял блокнот. Одна лишь мысль об этом позорила его перед матерью. Он перешагнул блокнот и направился в комнату. Второй раз в жизни Том ощущал тревожную и всепоглощающую пустоту, будто его не существовало. Не существовало Дилана, Нью-Йорка, только затягивающая все чувства тишина. Она пожирала все наподобие черной дыры. Том делал шаг за шагом, ориентируясь на инстинкты, мышечную память. Он шел по протоптанным дорожкам, легким путем, что приведет его к ответам на вопросы Дилана. В комнате Том с легкостью заметил коробку. Всего одну, к которой так и не нашел сил притронуться. Там лежали вещи Ванессы и его доска. Том больше не возьмет в руки ни одного проклятого блокнота. Том чувствовал, он знал, что готов снова стать собой. До коробки оставался один шаг, но он даже не успел вытянуть руку вперед, как мир перед ним превратился в карусель. Тусклый свет из приоткрытого окна – единственный проводник – затанцевал перед глазами. Непонимание, недоумение и страх пробрались в голову вместе с рычанием Дилана, дышать стало тяжело.
«Какого…»
– Не смей меня игнорировать, – почти шепотом, чуть не дрожа от гнева, выплюнул Дилан. – Я задал тебе вопрос, Том. Где! Ты! Шлялся?! – Он будто разговаривал с душевнобольным.
Том и в кошмарах не мог представить, как будет решать конфликты силой. Зато, видимо, Дилан не брезговал обратить на себя внимание не самыми гуманными способами.
Причиной, по которой пространство резко перевернулось, стала ловкая подножка. Дилан сидел у Тома на животе, вжимая в паркет, ноги помогали фиксировать положение тела, руки стальной хваткой вцепились в кисти Тома. Мысли позорно разбежались по углам вместе с подходящими песнями. Поднять блокнот было смерти подобно, а вот взять доску и написать все ответы – нет. Том не понимал, чего на самом деле он от него ждет. Вряд ли кто-то выпустил хит, где пел про вечеринку в клубе, пьяное гуляние по Бродвею и полуночное пение в почти пустом метро. Может, по отдельности… Но если Дилан не в состоянии понять его песни о вечеринке, как Тому следует изъясняться, когда руки намертво пригвождены к полу? Том зло смотрел в светлые, отдающие серебром глаза, пытаясь передать всю палитру чувств.
«Отпусти меня!»
– Нормальные люди так не поступают, Том. – Дилан зашипел. – Я не только волновался, но и чертовски злился. – Он слегка ослабил хватку, чтобы не оставить синяков. – Я не хочу, чтобы все было так, как есть сейчас. – Он дышал размеренно, словно старался успокоиться. – Но я не позволю, чтобы меня игнорировали, чтобы меня не замечали.
«Это зашло слишком далеко. Если он сейчас не поймет, за какую черту переступает, то наше общение под угрозой. Теперь каждый раз, когда я буду опаздывать или забывать ответить на сообщение, дома будет ждать мордобой? Я никогда не придавал дракам большое значение. Мы с Аланом то и дело выходили на показушный ринг, ничем не хуже того, что устраивает MTV. И даже после них я не испытывал к Алану той самой настоящей ненависти. Скорее раздражение за придирки, походы к директору и грязную одежду. Парни постоянно дрались, даже Джек в средней школе пару раз пытался придушить Ричарда. Девочки реже, но и они иногда намертво вцеплялись в волосы друг друга. Но я практически уверен, что выяснение отношений таким способом не нормально. Дилан сейчас куда опаснее Алана».
– Бери свою доску и скажи уже, какого черта ты делал на улице ночью. – Приступ Дилана начал утихать. Том видел это по опустившимся плечам, отсутствию злобной гримасы на лице, будто ровно минуту назад его повалил на пол совсем другой человек. И вот именно это пугало больше всего. Переменчивое поведение Дилана, как оказалось, не поддавалось контролю на сто процентов. В первый раз стало хоть немного понятно, по какой причине настроение Дилана может измениться. Он встал, отпуская Тома и отходя к окну, пытаясь добавить в комнату лунного света.
«Лампочки сегодня под запретом. Понял».
Их жалюзи на окнах время от времени застревали, приходилось тянуться вверх и дергать их, пока ленты всем скопом не двинутся в нужную сторону. И вот Дилан, вставший на носочки в лучах ночного светила, вновь походил больше на произведение искусства, нежели на обычного человека с неконтролируемыми вспышками гнева. Вот бы Том мог не только петь, а рисовать, ваять или фотографировать… Однако лишь голос находился в его распоряжении. Дилан чем-то смахивал на белого лебедя в лунном свете, с пепельными волосами и поблескивающим пирсингом. И все в нем было прекрасно, каждая линия радовала глаз, каждая черта казалась идеальной, но цена красоты – то, что наполняло его сердце. Тайны, гнев, лед, как намешанный Аидом коктейль, призванный сочетать искушение и наказание в одном человеке. Том впервые задумался над тем, куда приведет Дилана его характер. Под красивой обложкой, кажется, скрывался монстр. И готов ли он, Том, как в диснеевских мультиках пытаться излечить его?
«Может, поэтому шедевры обычно висят за красной лентой?»
– Итак, где ты был?
«Если он еще раз спросит, где я был, я сброшу его с восьмого этажа».
– Какое-то время назад, – быстро написал Том, ощущая покалывание в пальцах. Он и не осознавал насколько соскучился по доске. Сквозь корявые буквы просачивалась его душа, суть. Том на миг остановился и улыбнулся, – я увидел буклет с приглашением на вечеринку. – Стер. – И вот решил пойти. – Стер. – Все затянулось. – Стер. – Я решил прогуляться по Бродвею. – Его глаза загорелись, он на мгновение даже забыл о сцене в спальне. – Он прекрасен. Невероятен.
– И что, на Бродвее уже запрещают отвечать на звонки и сообщения? – Дилан фыркнул. – Я вернулся к полуночи, а тебя нет. Ни записки, ни СМС, ничего. Я спустился вниз и сходил в пару магазинов, а потом ты не отвечал.
– Прости. – Стер. – Я думал, успею вернуться до тебя. – Том с удивлением отметил, что уже протрезвел. – Меня накрыло. – Он выдохнул. – Я словно не дышал все это время. – Стер. – Зато сейчас кислород ударил в голову.
– Это совсем не взрослый поступок, Том. – Дилан продолжал гнуть свою линию. – Ты же почти не выходил за пределы квартиры один.
– Кстати об этом. – Том состроил недовольное лицо. – Ты не хочешь сказать, – стер, – куда ты уходишь каждый второй день? – Стер. – Возвращаешься злой и уставший. – Стер. – И ложишься спать. – Сложно было наполнять текст настоящими эмоциями и отыгрывать их, пока Дилан читал с доски.
– Я тренируюсь и подыскиваю работу. – Он сложил руки на груди. – Нам придется найти работу, хочешь ты того или нет. Вечно сидеть за просмотром шоу про рекорды Гиннесса не получится. Надо вложиться в свое будущее. – Дилан вальяжно прислонился к подоконнику, позволяя ночному воздуху обдувать тело. – Тренировки даются тяжело, работу пока предлагают лишь в музыкальных кафе. Прослушивания – мимо.
«А как ты хотел? Прийти, и чтобы сразу взяли? Таких, как мы – половина Нью-Йорка. Мы не одиноки в наших несчастьях. Сюда приезжают не только хватать звезды, но и умирать под обрушившимся небом. Дилан, если ты рассчитываешь на роль даже второстепенного персонажа так быстро, то я покупаю боксерскую грушу! Я не знаю, как ты по-другому будешь справляться с гневом. Меня искренне бесит идти по стопам Рейчал Берри, но музыкальное кафе – не такой плохой вариант. А внешность… Ну, ты и так красив, как греческий бог, конкуренция она такая, привыкай. Советую разбить самому себе розовые очки, потому что ни у кого не получается это сделать лучше и больнее Нью-Йорка. На твоем месте я бы собрал группу и начал двигаться в этом направлении. Судьба все равно потащит тебя крюками туда, куда ей будет угодно. Думаю, начать разговор о возможной смене деятельности стоит не сегодня. Иначе мы, и правда, подеремся».
– Я и не планировал сидеть вечно. – Том сердито стер с доски. – Я был не в настроении. – Стер. – В клубе я познакомился с девушкой… – Он закусил губу и стер. – Она вытащила меня на сцену. – Стер. – Я вспомнил, почему люблю музыку. – Теперь улыбка на его лице стала совсем упрямой и не собиралась исчезать даже под внимательным взглядом Дилана. – Ничего подобного я раньше не испытывал!
– И что планируешь делать?
– Пойду устраиваться на работу. – Том гордо написал это на доске. Дилан же резко поменялся в лице. Безразличие сменилось легким удивлением. Том не мог поверить, что друг поражен его решением. – Я видел несколько афиш. – Том пожал плечами и стер. – Схожу попробую. – Стер. – Главное, я начал петь.