Артур поморщился. В очаге на вертеле жарилась баранья туша, во все стороны с шипением разлетались брызги жира. Запах бараньего жира мешался с застоявшимся кислым запахом плохо пропеченного хлеба. Хозяин поставил перед гостями полные кружки вина, и Менестрель, раскрасневшийся — каждый слушатель почитал за честь угостить певца, — зычно провозгласил:
— Хвала победителю состязаний!
Внимание посетителей сосредоточилось на Стрелке. Пришлось тому подниматься и раскланиваться, а с ближайшими соседями так и пить вкруговую. Спутников Стрелка тоже разглядывали пристально, и Артур, недовольный, плотнее запахнулся в плащ, стремясь скрыть великолепие одежды. Не хватало только быть узнанным.
Впрочем, любопытные взгляды тревожили недолго. Здесь, в таверне, героем был Менестрель. Горожане нетерпеливо просили его исполнить ту или иную полюбившуюся песенку.
— Что-нибудь новенькое! — громко крикнул кто-то.
Пальцы Менестреля прошлись по струнам лютни, будто лаская. Он засмеялся и запел:
— И в голове — безветрие,
Дорога прямиком.
Ловя лучи рассветные,
Шагаю босиком.
Без кучера, без вестника,
Без мысли, без коня.
А что до новой песенки —
Надейтесь на меня.
Без плахи нету площади,
Без дерева — листвы,
Нет без уздечки лошади,
Без шляпы — головы.
То вверх, то вниз по лесенке,
То — маска, то — броня,
А что до новой песенки —
Надейтесь на меня.
Без города и дома я
Болтаюсь сам собой,
Мерещится знакомая
Петля над головой.
Ай, петелька-чудесенка,
Ай, середина дня!..
Но что до новой песенки —
Надейтесь на меня.
Я не любитель вечности,
Как не любитель крыс.
Мне уши и конечности
Ласкает легкий бриз.
Душе и пяткам весело,
Синяк с лица слинял,
И что до новой песенки —
Надейтесь на меня.
Мелодия неслась легкая, стремительная, сразу запоминавшаяся. А голос певца полнился такой искристой радостью и задором, что никого не оставлял равнодушным. Уже после второго куплета завсегдатаи дружно подхватили припев. Запел Артур, забывший о чопорности Великого Лорда, запели развеселившиеся Драйм и Стрелок. Какой-то горожанин, судя по огромным красным мозолистым рукам — кузнец или оружейник, трубил самозабвенно, не соблюдая мелодии, прямо в ухо Стрелку.
Артур решил непременно зазвать певца в замок. Ему, Артуру, это принесло бы немалую славу, сумей он — после состязаний лучников — устроить состязания певцов и музыкантов.
Менестрель спрыгнул со скамьи и протиснулся к столу, за которым сидели Стрелок, Артур и Драйм. Не присаживаясь, отхлебнул вина и снова взялся за лютню. Слушатели просили песен, но он и сам уже не мог остановиться. Не надо было рыться в памяти, песни приходили одна за другой, просились на язык, пальцы рвались к струнам. Менестрель подмигнул Стрелку, сказал, перегнувшись через стол:
— Я припас и для тебя песенку, — взмахнул рукой, требуя тишины.
— Ночной порой, ночной порой
По лестнице по винтовой
Сбегу в притихший сад.
Благоухает резеда,
Уснула в озере вода,
И птицы в гнездах спят.
Ночной порой, ночной порой
В роскошной спальне спит король,
Спит под охраной слуг,
Сопит на кухне домовой,
На шпиле, освещен луной,
Спит флюгерный петух.
Пусть дремлет стражник у ворот,
Пусть у камина дремлет кот,
Собаки — в конуре…
…Он мне сказал: «Ночной порой
Пусть будет конь оседлан твой,
Привязан на дворе.
Ночной порой, ночной порой,
Ночной порой вдвоем с тобой
Верхом умчимся прочь!»
Пусть королю приснится сон:
Конь вороной, уносит он
Его родную дочь.
Ночной порой, ночной порой
В роскошной спальне спит король,
Спит под охраной слуг.
Сопит на кухне домовой,
На шпиле, освещен луной,
Спит флюгерный петух.
Радостно захохотали слушатели, приветствуя находчивых влюбленных. Дружно взлетели кружки — посетители пили за здоровье певца. С вертела сняли баранью тушу, и первый, лучший кусок хозяин поднес Менестрелю. Тот принял с поклоном, поблагодарил, присел на краешек стола. Хозяин взялся потчевать остальных гостей.
Артур заявил:
— Бесконечно счастлив, что сумел услышать вас. Чем была бы наша жизнь без музыки и поэзии? Мир изменяется мечом, но украшается словом…
Менестрель сидел на краешке стола, покачивал ногой и изучающе смотрел темными глазами в лицо Артура. При его последних словах губы певца дрогнули, однако он ничего не сказал. Артур продолжал рассыпаться в похвалах.
— Надеюсь, не откажетесь прийти в замок? Обидно будет, если истинные ценители поэзии не услышат эти замечательные песни.
Менестрель сдержанно поклонился в ответ на учтивые речи. Артур, желавший заручиться твердым обещанием, продолжал уговоры. Стрелок едва удержался от улыбки, вспомнив, как Артур расточал любезности ему — после удачного выстрела. Похоже, Артур считал необходимым завоевать каждое сердце.
В это время в зале произошло какое-то движение. К столу пробился невысокий черноглазый человек, облаченный в золотисто-оранжевую куртку. Обменялся несколькими словами с Менестрелем и махнул рукой кому-то в глубине зала.
— Что ему надо было? — спросил Стрелок, когда «оранжевая куртка» удалилась.
Менестрель тоже указал куда-то в угол.
— Бродячие актеры, — пояснил он. — Просят разрешения выступить, пока певец отдыхает…
— Вряд ли их кто-то станет слушать — после вас… — начал было Артур.
И тут на большой дубовый стол вспрыгнула огненно-рыжая девчонка, наряженная в красное платье со множеством оборок — словно факел зажгли в полутемном зале.
Маленькие ручки вскинули над головой бубен. Девушка медленно двинулась по столу — ступала плавно, мелкими шажками, плыла, едва покачиваясь, под напев флейты.
Вот к флейте присоединилась скрипка. Артур удивился: трактирные музыканты играли превосходно. Мелодия убыстрялась, лилась — звонкая, как первая капель, и веселая, как игра солнечных бликов в весеннем ручье.
Девчонка и сама, точно солнечный зайчик, освещала лица зрителей. Каждый, кто смотрел на нее, начинал улыбаться.
Все стремительнее становились движения Плясуньи. Скользящий шаг вперед, взмах широкой юбки, резкий прогиб назад — и снова скользящий шаг, а потом бешеное вращение. Алый подол обратился в сплошной огненный круг, руки сплелись над головой, короткий звон рассыпал бубен.
Кружась, Плясунья пролетела по всему столу, замерла на краю и понеслась назад. Все резче, сильнее ударяла она в бубен. Зрители топали ногами в такт, колотили по столу глиняными кружками. Кто-то, увлекшись, разбил кружку в черепки.
Смолкли скрипка и флейта. Девчонка отшвырнула бубен. Теперь она плясала под перестук собственных каблучков. За движениями ее рук трудно было уследить. Казалось, веселье переполняло ее, и только танец мог дать ему выход. «Посмотрите-ка! — восклицали, взлетая, ее руки. — Надо мной небо! Прислушайтесь! — выбивали звонкую дробь каблучки. — Подо мной земля! Я радуюсь, радуюсь, радуюсь!» Рыжие волосы рассыпались по плечам, бились, словно языки пламени. Бешено стучали каблучки. И вот, когда почудилось — темпа не выдержать, выпрыгнет сердце, Плясунья рухнула на колени и откинулась назад, так что волосы ее волной накрыли стол.
Завопили зрители. Артур изумленно оглянулся, потому что Драйм вел себя не лучше простолюдинов — орал и колотил по столу кружкой. Потом ему и этого показалось мало: вскочил на скамью и забарабанил кулаком по стене, так что запрыгали стоявшие на полках горшки и кувшины.
Менестрель и Стрелок, смеясь, выкрикивали что-то одобрительное. Рыжая Плясунья раскланялась, спрыгнула со стола и с бубном в руках принялась обходить зрителей. Монеты сыпались щедро, все, правда, мелочь: медь и немного серебра.
За каждым столом находились желающие зазвать Плясунью к себе. Она отшучивалась, порой хлопала по рукам самых дерзких, но ни к кому не подсаживалась. Артур нетерпеливо прищелкнул пальцами, ожидая, когда Плясунья подойдет к ним. Менестрель подмигнул Стрелку:
— Кто-то еще сомневался, будут ли актеры иметь успех…
Артур не соизволил услышать это замечание. Наконец девушка оказалась рядом. Артур бросил в бубен горсть золотых. А когда девушка от удивления едва не рассыпала монеты, откинул капюшон и одарил Плясунью сияющей улыбкой. По мнению Стрелка, это была самая ослепительная из всех ослепительных улыбок Артура.
— Посиди с нами, красавица, и позволь выпить за твое здоровье.
Во взгляде девушки отразилось сомнение. Щедрость Артура, равно как и его ласковая улыбка, пришлись ей по сердцу. Принять приглашение, однако, она не решилась, к столу не подсела, хоть и не ушла прочь. Пока она стойко боролась с искушением, приблизился Флейтист, взял из ее рук бубен. Менестрель, вглядевшись в седоусого музыканта, вдруг воскликнул:
— Не ты ли выступал в труппе старика Дейла?
— Было дело, — удивленно отозвался музыкант. Покачал головой: — Не думал, что кто-то еще нас помнит.
Менестрель поперхнулся от негодования.
— Что? Забыть эту труппу? Семь лет я бродил по свету и не видел ничего подобного. Что могло доставить людям большую радость, нежели приход в город комедиантов Дейла? — обратился он уже ко всем сидевшим за столом. — Народ с ночи стекался на площадь; все спешили протиснуться поближе к подмосткам. Помню, во время одного из представлений произошел забавный случай. По ходу действия героя заковывали в цепи. Так несколько зрителей не утерпели и выскочили на помост, спеша его освободить. От восторженных криков и аплодисментов оглохнуть можно было. А из цветов сложить гору повыше собора.
Музыкант невесело усмехнулся: