– Думаю, это весело.
– Что веселого? Не тебе же приходится не спать по полночи.
– Ладно, хорошо. Может, в этом плане ничего. – Пол наклонился вперед и стал лениво чертить пальцем на песке. – А как было бы круто, если б мы могли делать с ней то же, что делают с настоящими пленниками.
– Как что, например? – спросил Джон.
– Ну-у-у, как мы раньше себе представляли. Сам знаешь. Только по-настоящему. Раздеть ее полностью… выпороть и всё такое. – От волнения голос у него перешел на шепот.
– Нам нельзя этого делать, – сказал Бобби.
– Не понимаю почему. Правда.
– Все ты понимаешь. У нас и так достаточно проблем.
– Что ты хочешь сделать? Отпустить ее? Тогда узнаешь, что такое настоящие проблемы.
– Ладно, и как бы ты это сделал? – осторожно спросил Джон.
– Легко.
– Как?
– С помощью ножниц. – Маленькое сморщенное личико Пола наполнилось ангельским сиянием и приобрело мечтательное выражение.
– Что? – сказал Бобби.
– С помощью ножниц. Дайана все просчитала. – Пол принялся спешно объяснять, извиваясь всем телом. Выражение лица сменилось с мечтательного на напряженное. – Когда мы приходим к ней утром, она вся растянутая и связана, верно? И прежде чем мы ее развяжем, Дайана просто разрежет ей одежду на плече, сбоку и… и… разденет ее.
Зрачки у него, казалось, стали крошечными и лихорадочно блестели.
– Ой, еще она носит трусики. Я видел.
– С ними то же самое. Срезаем с двух сторон.
– Ага. Возможно, – восхищенно произнес Джон.
– Что потом? Что скажет Дайана?
– Ничего. Но можно подумать, что делать дальше.
Бобби, смотревший на Джона, вдруг явно расстроился. Его лицо снова приняло присущее его отцу задумчиво-хмурое выражение, большей частью из-за того, что Джону идея, похоже, понравилась. У Джона же выражение лица было каким-то глупым и отстраненным.
– Но потом, – произнес Пол, взбодренный молчанием, – мы сможем проделывать с ней всякие прикольные штуки…
Он затих. Все они провели в совместных играх несколько лет и понимали, что он имеет в виду.
– Нет, нельзя, – возразил Бобби. – Иначе все станет в два раза хуже, чем сейчас.
– Почему это? – воскликнул Пол. В ту минуту его воображение, казалось, разыгралось не на шутку. Он видел образы, которые были недоступны двум его друзьям.
– Заткнись, – сказал Бобби.
– Дайана сказала, что…
– Заткнись!
– Джон? – произнес Пол, ища поддержки.
Джон избегал его взгляда и какое-то время хмуро смотрел в сторону другого берега. С тех пор как они все стали бандой, он был лидером. Самый крупный, самый сильный, и жил в этих краях дольше всех.
Однако Джон постепенно научился мириться с тем, что он редко руководит ими, то есть редко что-то придумывает. Все это очень походило на следование чему-то, а не лидерство. Ты более-менее знал, чего все хотят, что должно случиться в любом случае, поэтому давал этому повод, помогал этому произойти. Кроме того, Джон усвоил – и тем самым признался себе в некотором недостатке воображения, – что, если не появлялось никакого предложения или решения, нужно было просто мрачно смотреть в землю, взяв себя за подбородок. Подходящую идею придумывал кто-то другой.
В данном случае – как и в большинстве их – это был Пол. Будучи младше, он, возможно, меньше стыдился того, что говорил, и выразил словами именно то, чего Джон смутно хотел, но не решался сделать в одиночку. Более того, к предложению прилагался план – Дайана сделает это, Джон и Пол помогут, если потребуется, а Синди не будет мешать. Оставался только Бобби. Было во всем этом что-то судьбоносное, будто с первого дня, когда они увидели Барбару, они знали, что пленят ее, будто с того момента их приключение вышло на новый уровень. При этом мысли Джона омрачило легкое беспокойство, и все же то, что он должен был сказать и сделать, было каким-то образом предрешено. Выбор, если он вообще существовал, просто ускользнул от него.
– Придется ввести новые правила, – наконец сказал он.
– Когда?
– Правила насчет чего? – Бобби был явно не согласен.
– После того, как Дайана снимет с нее одежду.
– Какие правила? – спросил Пол, содрогнувшись от спазма.
– Подождите.
– Нам все равно придется караулить ее – стоять на страже.
– Конечно…
– Но мы должны иметь возможность говорить то, что хотим, и каждый должен помогать. Например, если ты хочешь, чтобы у нее во рту был кляп, когда придет твоя очередь, хорошо. Если не хочешь, хорошо. Если ты хочешь, чтобы она сидела в кресле, хорошо. А если хочешь, чтобы она была в постели или еще где-нибудь, хорошо. Мы все соглашаемся с тем, что хочет человек, стоящий на страже. И мы помогаем. Если ты хочешь, чтобы дверь была закрыта, хорошо.
– Дверь?
– В ее комнату… в комнату Барбары.
– Зачем закрывать дверь?
– Если ты хочешь, – пожал плечами Джон.
– Нет! – Бобби вскочил на ноги.
– Что «нет»?
– Не втягивай нас с Синди в еще большие неприятности.
– Условия равны для всех.
– Нет, это не так. Это мой дом, мои родители и моя… – Он раздраженно замахал руками. – Это наша няня. Если бы не я, мы бы вообще этим не занимались и тебе некого было бы раздевать.
– Есть Дайана.
– Нет, ее тоже нельзя!
– А кто меня остановит? – Когда Джон поднялся на ноги, его преимущество в росте и весе над Бобби стало неоспоримым. Какое-то время они стояли лицом к лицу.
– Не лезь ко мне! – воскликнул Бобби. И прежде чем был нанесен удар, он дрогнул. Из-за подступивших слез гнева и разочарования заморгал и начал тереть глаза. – Не трогай меня!
– Я не прикасался к тебе.
– Тогда отойди. Это мой пляж тоже!
– Так ты собираешься нам помогать?
– Нет! – Нырнув в сторону, Бобби внезапно побежал по песку к насыпи.
– Хватай его! – Пол запрыгал от возбуждения.
Джон поймал Бобби, когда тот пытался вскарабкаться наверх, и потащил его обратно на пляж, брыкающегося и кричащего. После короткой борьбы он резко заломил Бобби руку за спину и сильно дернул, уткнув его лицом в песок. Бобби перестал шуметь.
Его крики сменились рыданиями.
– Ой! Черт возьми, перестань, Джон. Не делай мне так больно. Ой-ой-ой! Пожалуйста.
– Тогда лежи. И молчи.
Мучающийся от боли Бобби опустил голову на песок и затих.
– Так ты поможешь нам или нет?
– Нет… да-а-а! Нет. Я не могу, Джон. Не заставляй меня, – всхлипывая, простонал он.
Второй раз за день Джон ощутил в себе космическую силу. Единственная разница заключалась в том, что на этот раз он немного испугался и медленно ослабил хватку. У него мелькнула мысль, что если Бобби встанет между ним и Барбарой, то пострадает уже по-настоящему. Наконец он отпустил его.
Бобби медленно перевернулся на спину и сел, всхлипывая, прижимая к себе руку и в то же время пытаясь стряхнуть песок с глаз. Джон с Полом сидели на корточках и смотрели, как он плачет. Так продолжалось какое-то время.
– Что собираешься делать? Откажешься от всего этого? – спросил Пол Джона.
– Нет, – ответил тот, – нам просто придется взять в плен и его тоже.
Бобби поднял глаза. Взгляд у обоих был волчьим, было видно, что они готовы броситься друг на друга. Как и Барбара, Бобби не был дураком. И речи не могло быть о том, что они могут пленить практически кого угодно и делать все, что им заблагорассудится. «Кого угодно» – это слишком расплывчатое определение. Но они могли сделать это с ним, даже с Синди. И, прежде чем все наладилось бы, могло бы случиться много чего плохого. Одно только воспоминание о жестокости Пола заставляло его бояться Свободной Пятерки больше, чем любого наказания, которое наложили бы на него взрослые.
– Прими уже решение. И поторопись.
Бобби вздохнул, все еще всхлипывая.
– Ладно, возьми веревку, Пол. Я присмотрю за ним.
– Нет, подождите…
– Что?
– Хорошо, хорошо, я сделаю это. Я помогу вам.
Пол снова опустился на корточки, слегка разочарованный.
– Ты же не лжешь и не выпустишь ее потом ночью на волю?
– Нет.
– Потому что, если ты это сделаешь и все рухнет, мы до тебя доберемся.
– Ладно. Хорошо, – уныло произнес Бобби. Что-то такое он себе и представлял. – Но мне все еще страшно.
Пол издал торжествующий крик и вскочил на ноги.
– Чувак, вот это здорово!
– Ну, ладно, – вздохнул Джон и тоже встал. – Можем поговорить об этом с Дайаной по дороге домой.
Бобби, униженный, продолжал сидеть, прижимая к себе больную руку и время от времени вытирая с глаз слезы и песок. Он столкнулся с дилеммой, которая была хорошо известна взрослым, о которой он не знал и даже не подозревал, – двойная лояльность. С одной стороны, он пообещал делать то, что, как он знал, необходимо для его выживания – быть верным Свободной Пятерке. С другой стороны, то же самое обещание обязывало его видеть и принимать раздевание и унижение представителя мира взрослых, к которому Барбара, безусловно, относилась и к которому он испытывал такую же лояльность.
Ну, был еще один момент.
Бобби нравилась Барбара, и в его глазах она была не совсем «взрослой». Она ему нравилась по непонятным ему причинам. Просто нравилась, и всё. Подчинившись и проявив лояльность к Свободной Пятерке, чтобы избежать боли и наказания, он в равной степени подчинял Барбару их прихотям.
Бобби Адамс не совсем понимал, что такое мужество, и даже отдаленно не понимал, что значит малодушие. Не позволив Джону сломать себе руку, согласившись на все, предав Барбару, чтобы не разделить ее судьбу, Бобби Адамс сделал нечто, от чего ему стало очень стыдно и грустно. Он не знал почему. Разумно было не дать себя обидеть, и неразумно – позволить обидеть Барбару, и два эти аргумента столкнулись. У Гегеля была мысль по этому поводу, но Бобби Адамс никогда ее не слышал, а если бы и услышал, то мало что понял бы.
В
торой, по мнению Барбары, вечер в неволе – на самом деле уже третий, просто в воскресенье она была без сознания – начался примерно в полпятого, когда дети Маквеев и Джон Рэндалл вернулись домой на ужин. Затем они с величайшей осторожностью, держа ее постоянно привязанной к чему-либо, накормили ее, уложили в постель, распластали и снова крепко связали. После этого начались невыносимые часы между дневным светом и неглубоким погружением в беспокойный сон, часы, когда она могла лишь смотреть в потолок и наблюдать, как августовские сумерки медленно сменяются тьмой.