Поразмыслив, Барбара предположила, что если уж ей суждено быть изнасилованной (отчасти она была фаталисткой по натуре), то ей еще повезло, что это сделал знакомый ей мальчик, а не какой-нибудь страшный мужик в переулке, в лесу или где-то еще. Похоть Джона хоть немного сдерживалась нежностью. Его прикосновения – нежеланные, отвратительные, неуверенные – были, тем не менее, нежными. Он пытался возбудить ее, пытался задобрить, и, хотя в конечном счете не остановился и получил удовольствие за ее счет, нужно признать, он старался.
Получила ли она удовольствие? Конечно же нет. У нее были разрывы (незначительные, как она подозревала; в конце концов, ей не было видно). Вследствие его насильственных действий она получила натертости, достаточно сильные, поскольку после похода в туалет у нее появилось жжение.
Вот так вот, – сказала себе Барбара и задумалась.
Как учительница она была достаточно хорошо образована в области секса, чисто теоретически. Но всегда есть маленький нюанс – чтобы понять что-либо по-настоящему, нужна практика. Разве я не должна была испытать хотя бы небольшое удовольствие? Она не могла вспомнить; изнасилование было скорее «общежитской» темой, чем предметом обсуждения в студенческой аудитории.
Тут ее размышления прервали. По коридору, за дверями ее комнаты, бежал Бобби. Барбара подняла голову и увидела, как он несется обратно с дробовиком в руке. Видение было кратковременным, но она успела разглядеть застывшее, испуганное выражение его лица и отметить необычную поспешность и лихорадочность его движений.
После первых двух дней, когда Барбара потеряла надежду на освобождение, она стала обращать на Бобби и Синди так же мало внимания, как и они на нее. Они прерывали ее тяжелый сон, приходили посмотреть большими, невинными и при этом равнодушными глазами на ее страдания, и потом уходили. Она не боялась их и не связывала с ними надежды. По ночам, когда она дремала и грезила о Терри, Теде или о чем-то еще, дети приходили и уходили скорее как картинки, плоды воображения. Теперь все изменилось.
Невероятно, но Барбара сразу поняла, в чем проблема. Это ей подсказали поведение Бобби, его поспешность, дробовик в руках. Она услышала, как выключился свет на кухне, как открылась и закрылась задняя дверь, и все поняла. Где-то рядом был бродяга. Это напугало ее больше, что все произошедшее.
Терпеть детские пытки, даже детские изнасилования – это одно, а беспомощность перед неведомым – совсем другое. Какой бы звук ни вспугнул Бобби, он был издан человеком, а не животным. Мужчиной, а не женщиной, кем-то сильным, а не слабым. Иначе и быть не могло.
Более того, даже вооруженный Бобби не смог бы тягаться с человеком из тьмы, который возник в воображении Барбары. Тот позаботится о нем при необходимости, а затем задняя дверь снова откроется. Сложно представить, что случится с ней, когда незваный гость наконец узнает, что здесь происходит, а лучше даже не представлять. Барбара затаила дыхание, чтобы услышать шум борьбы, звук выстрела – хоть что-то, – и ничего не услышала ни в течение первого часа, ни в течение второго. Она посмотрела на свои запястья, которые, казалось, были за много миль от нее, аккуратно связанные скаутскими узлами – выбленочными, если использовать правильный термин, – и почувствовала, что завтра, если оно настанет, она непременно должна сбежать.
Осторожно, очень осторожно она извлекла из памяти набросок плана, который придумала ранее и осуществить который у нее тогда не хватило решимости.
С
павший в огороде Бобби проснулся поздно от жарких лучей взошедшего августовского солнца, замерший, промокший, грязный и затекший. Дробовик влажно поблескивал там, где он положил его на фасолевые опоры (курок все еще был опасно взведен). Бобби резко проснулся, буквально подпрыгнув. Все страхи и тревоги прошлой ночи тут же обрушились на его плечи, вместе с чувством вины за то, что он вынужденно оставил караульный пост. Однако короткое размышление подсказало ему, что все в порядке. Он это чувствовал. Небо было бледно-зеленого цвета. Влажные, тропические облака грели на солнце свои обращенные к востоку лица. Птицы издавали привычный утренний гвалт, а река, когда Бобби осторожно встал и оглядел местность, была ровной и мирной. Самое главное, не было теней, где можно было бы спрятаться, и он уже не испытывал смятение. Сборщик тоже пропал? (Бобби теперь знал наверняка: кто-то там был, и это был Сборщик.) Или Сборщик все еще спал на сосновых иголках, укрывшись от влаги и комаров рваной рубашкой?
Он ушел. Бобби тоже это чувствовал. Угроза миновала. Взяв дробовик, Бобби осторожно опустил курок, разломил ствол, вынул патроны, аккуратно прошел вдоль рядов овощей, поднялся по ступеням на кухню. Его сонный мозг пытался вспоминать.
Что, если бы Сборщик пришел и нашел его спящим в саду с заряженным дробовиком, который можно взять и использовать? Или что, если бы он прошел мимо, ничего не заметив, как и планировал Бобби? Застрелил бы Бобби его или прогнал выстрелом в воздух? Сделал бы он вообще что-нибудь? Нет, ну правда? Да-нет, нет-да. Он не знал этого, как и не знал, что будет делать, когда снова наступит ночь. А что, если сегодня Сборщик придет проситься на работу и каким-то образом обнаружит – для этого не нужно быть гением, – что в этом доме есть лишь кучка детей, которые держат девушку привязанной к кровати? Я не знаю, – сказал себе Бобби, – просто не знаю.
В гостиной он осторожно прислонил ружье к боковой стенке камина, вытащил из кармана патроны и положил их на каминную полку, а затем рухнул в изнеможении. Он все еще был там – спал, – когда Синди, растрепанная, с заспанными глазами, прошла на кухню за утренней порцией замороженных маффинов.
– Прошлой ночью здесь кто-то был, – сказал он, проснувшись во второй раз.
– Да? – отозвалась Синди с набитым ртом, в ее голосе поначалу не было заинтересованности. Затем, когда все те медленные, сложные мысли, которые вертелись у Бобби в голове несколько часов назад, дошли до нее, она перестала есть и очень, очень осторожно отложила кекс в сторону.
– Кто это был? – тихо спросила она.
И Бобби рассказал ей.
6
Собравшиеся в полном составе члены Свободной Пятерки слушали о Сборщике со всей серьезностью, но без паники. Джон изложил первый план: Синди и Дайана будут наблюдать за Барбарой и территорией вокруг дома и подадут звуковой сигнал, если понадобится помощь, а Бобби и Пол пойдут с ним на разведку.
Они пошли вооруженными. Джон нес помповое ружье 20-го калибра, которое взял у доктора Адамса, Бобби – свой дробовик, а Пол – винтовку 22-го калибра, оснащенную оптическим прицелом. Оружие было для них чем-то привычным. Даже вечно подергивающийся Пол зимой ходил с отцом охотиться на уток. Все трое умели стрелять, и всем троим доводилось убивать разную мелкую дичь и птиц. На самом деле, если принять во внимание их нервозность, они представляли собой довольно грозный, пусть и небольшой отряд.
Они прошли по частной дороге Адамсов, мимо огорода, мимо тропинки, ведущей к дому Джона, и, свернув на первом повороте, оказались прямо за болотом. Проследовали параллельно извилистому руслу Оук-Крик, пока не добрались до места, которое они называли «соснами». Здесь неухоженные заросли и заболоченные земли сливались в почти непроходимую чащу из деревьев и кустов. Здесь каждое растение переплеталось с другим, каждое боролось за выживание, солнечный свет и воздух. Проигравшие битву мертвые деревья стояли, прислонившись к своим соседям, не способные упасть из-за тесноты. Их стволы и ветви обвивали лианы, образовывая зеленые пещеры, в которых можно было спрятаться.
По сигналу Джона дети развернулись веером, как настоящие разведчики, но эти предосторожности были тщетными. Сухие листья и кусты с треском ломались у них под ногами, выдавая каждый их шаг. Белки стрекотали и сновали в полумраке, осыпая их кусочками высохшей коры. Переругивались сойки, а маленькие невидимые существа устремлялись влево и пересекали болотные лужи, поднимая вверх мелкие брызги. Мальчики остановились, всматриваясь в зеленые тени и видя то, что подсказывало их сознание. Но в конце концов каждая серая фигура оказывалась деревом, а каждое движение – игрой света на листве. Наконец Джон крикнул откуда-то справа.
– Нашел!
– Что? – (Два отдельных голоса)
– Здесь!..
А найден был потухший костер. Он был разведен в яме, вырытой для этой цели вручную и снабженной воздушным каналом, который при необходимости перекрывался с помощью камня. Кострище было аккуратно засыпано землей. Некто, привыкший жить на улице и оказавшийся в сухом, как солома, лесу, старался действовать по правилам. Бобби был прав – также там находилась довольно густая подстилка из зеленых сосновых иголок и веток. А еще имелось несколько нечетких следов – широких – там, где земля была расчищена для костра, несколько окурков (без фильтра), пустая банка из-под тушенки и пара пустых банок из-под пива. Больше ничего. Свободная Пятерка – точнее, трое ее членов – стояла в тишине и обдумывала увиденное.
Джон наклонился и положил руку на незасыпанный пепел.
– Сложно сказать.
Бобби и Пол кивнули – вместе они развели и потушили немало костров.
– Да, именно здесь я это и видел, – сказал Бобби.
– Ага. – Джон выпрямился, разломил ствол и разрядил ружье. Остальные последовали его примеру и почувствовали себя чуть более уязвимыми, хотя были совершенно уверены, что в лесу они одни.
– Кто это, по-твоему?
– Как сказал Бобби, какой-нибудь Сборщик.
– Но зачем он пришел сюда?
– Напился, спрятался, уволили с работы – откуда мне знать?
– Он был голоден, – сказал Бобби.
– Откуда ты знаешь?
– Смотри, что он принес – тушенка, спагетти, пиво. Этим набивают живот. – Он пнул банку. – В ней ничего не осталось, будто он все выскреб пальцами. – Будучи большим любителем подчищать чашу для кулинарной глазури, Бобби сразу узнавал своих коллег.