Отплыв от своего дома на некоторое расстояние вверх по Оук-Крик, Джон стоял босиком в своей лодке. Хватался за нависающие ветки и подтягивался вперед, лишь когда грохотал гром. Молния, пусть и рассеянная, подсвечивала ему путь.
Из воды выпрыгнула рыба, и Джон замер.
Он обернулся и молча подал знак рукой – люди в другом сампане тоже остановились. Здесь, в дельте Меконга, находиться одному было жутковато. Такой всплеск может вызвать рыба, камень, брошенный, чтобы спровоцировать огонь и заставить стрелка выдать свою позицию, или плывущий вьетконговец. Какое-то время Джон оставался неподвижным: его работа заключалась в том, чтобы найти врага, вступить с ним в жесткий контакт, а затем удерживать его. Утром он вызовет поддержку с воздуха, а потом последует прочесывание местности. Он наслаждался этой мыслью – возможно, они используют напалм. Во время очередной тусклой вспышки молнии Джон оглянулся, и ему показалось, что он увидел остальную часть своего патруля – безликих, напуганных ничтожеств в форме (он определенно наблюдал войну с командного поста). Он презирал их, ведь они хотели жить, а не убивать. А раз они хотели одного, то должны были делать и другое. Он жестом приказал им следовать за ним. Молния – пауза – двигаемся дальше.
Он вскинул руку, поймал комара на потной шее и размазал.
Где-то в лесу в темноте стоял часовой. Если Джону удастся пройти мимо него, то он сможет добраться до дома. Они держали там девушку, пытали ее. Ему нужно было подобраться достаточно близко, чтобы вытащить ее или убедиться, что информация умерла вместе с ней (еще один отличный сюжет). Такая уж у него работа. Ладно, продолжаем. Теперь уже недалеко.
И действительно, так оно и было.
По его прикидкам, Джон находился почти у того места, где ручей проходил ближе всего к маленькому лагерю Сборщика. Его размышления и мечты, праздные, но интересные, завели его далеко, но меркли по мере того, как он приближался к месту. Остальное придется сделать лично Джону Рэндаллу шестнадцати лет. Несмотря на то, что еще ничего не было сделано, он уже гордился собой. Кто еще приплывет сюда один ночью и будет шпионить, как он? Он подумал о том, какая хорошая получится завтра история, и двинулся дальше.
По мере того как ручей Оук-Крик поднимался к своему туманному истоку – родниковому болоту, в полуокруге отсюда, – он становился все уже. Здесь все больше встречалось зарослей сорняка и других препятствий. В какой-то момент Джону пришлось лечь на дно лодки, чтобы проплыть под огромным упавшим деревом – точнее, дубом, – ствол которого тянулся от берега до берега. Это был страшный подвиг, требовавший паучьей сноровки.
Джон лег, ногами к корме, спиной прижавшись к среднему сиденью. Подняв руки, он ухватился за мокрую, черную, гниющую кору и медленно потянул себя и лодку вперед. Его пальцы, ожидая появления личинок, змей или чего похуже, двигались осторожно. На лицо капала влага. Когда лодку затянуло под дерево, она села на ил и застряла. Вместо того, чтобы поддаться панике, Джон взял передышку – всё-таки он был жив и здоров или, по крайней мере, так же здоров, как час назад дома, – и задумался. То сдавая назад, то снова двигаясь вперед, он стал медленно проталкивать лодку под стволом дерева, пока снова не увидел свет. По сравнению с чернотой, через которую он прошел, затянутое облаками ночное небо показалось на удивление светлым. Высвободившись, лодка оказалась выше по течению, а дерево осталось позади.
Джон отдыхал. Раздался протяжный гром, сверкнула молния и снова прогремел гром. Джон поднялся на ноги.
Днем он знал это место. Здесь можно было ловить маленьких солнечников [6], искать в иле раков, обита-
ющих на полпути между соленой и пресной водой. А тем, кто помоложе и кому нечем заняться во второй половине дня, можно было строить ведущие в воду мостки из прутиков. А вот ночью здесь было страшновато.
Развернув с помощью весла лодку носом вперед, Джон двинулся дальше. Впереди был крутой поворот с песчаной косой посередине, свалка, куда приезжали грузовики со всего округа, и тропинка, которая вела к дороге, идущей обратно к его участку. Дом Джона находился за его левым плечом; а по правую руку – «сосны», глинистый берег участка Адамсов. Где-то там был Сборщик.
Глаза Джона, должно быть, дважды скользнули туда-сюда по одному и тому же темному пространству, пока желтая вспышка молнии не высветила обнаженную человеческую фигуру, стоящую по колено в мутной воде, ярдах в тридцати от ближайшего берега, который относился к участку Адамсов. Мужчина мылся – откуда Джон мог это знать? – или уже помылся. Как бы то ни было, он смотрел на Джона.
Тактическая обстановка сразу же стала понятна и неприятна для Джона, если не сказать унизительна. Он издавал звуки, пока протискивался под деревом.
Пути назад не было. Сборщик был предупрежден; и их разделяло всего пять прыжков; он стоял ногами на дне, а Джон был в трясущейся лодке. Не удержавшись, тот опустил глаза на кучку камней, которые намеревался бросать в лес, чтобы напугать противника. Как же глупо. Они со Сборщиком оценивающе разглядывали друг друга. Было то светло, то темно. То шумно, то тихо.
По мере того как тишина затягивалась, а ситуация становилась все более очевидной, Джон понял еще один факт. Он принял его с удивительным хладнокровием, как нечто само собой разумеющееся. Они были врагами. Любые два человека, сошедшиеся вместе в подобных обстоятельствах, должны бояться и ненавидеть друг друга. Джон считал это нормальным.
В книгах и комиксах молчание считается недопустимым. Люди в них не замолкают. Однако это молчание оказалось не только допустимым, но и предпочтительным.
Не говоря ни слова, Сборщик наклонился, зачерпнул воды в сложенные вместе ладони и вылил себе на голову. Джон молча направил лодку на середину реки, хватаясь за ветки деревьев и отталкиваясь. Затем, отпустив ветки, вытащил весла, просунув их в уключины, и отплыл в центр поймы. Там, оказавшись на какое-то время в изоляции и безопасности, перевел дух и успокоился.
– Рыбачишь? – Сборщик говорил тихо, не громче, чем требовалось для человека, разговаривающего с кем-то в помещении, и все же окончание «чишь» в слове «рыбачишь», казалось, протянулось в бесконечность. У него был типичный для Сборщиков акцент.
– Ага.
Сборщик повернулся, медленно двинулся вброд к берегу и стал собирать валяющуюся вокруг него темную бесформенную одежду. Но вместо того, чтобы одеться и уйти в лес, он удобно уселся на корточки, сцепив руки на коленях. Через некоторое время вспыхнула спичка, а затем засветился кончик сигареты. Джон погрузил весла в воду, удерживая лодку против слабого течения.
Он испытывал отвращение к себе, облегчение и страх одновременно. Из-за его неуклюжего и шумного перемещения он оказался теперь в невыгодном положении. На ум пришла дюжина альтернативных планов – такая вот мудрость задним числом. Но кто мог ожидать, что этот ублюдок будет бродить голышом по ручью посреди ночи?
– Ты… из того дома? – Снова раздался спокойный, низкий голос Сборщика. Окончание «ма» повисло в воздухе угрожающе близко.
– Да… нет, – нервно ответил Джон. – Из другого.
Тишина.
– Здесь много красивых домов, – наконец произнес Сборщик. Для Джона в этих словах звучала отрешенная созерцательность, как если бы лиса восхищалась большим количеством курятников поблизости.
– Здесь хорошо, – рассудительно заметил Сборщик. На этот раз в воздухе повисло окончание «шо». Кажется, у него были черные усы и борода; он задумчиво вздернул подбородок. – Тихо.
– Ага, – согласился Джон. На этот раз он начал медленно грести вверх по течению, не выказывая при этом тревоги. Возле песчаной косы лодка села на мель, и Джону пришлось выходить и снова вытаскивать ее. Он не осмеливался оглядываться и не подавал виду, что торопится. Здесь Сборщик мог запросто добраться до него, сделав каких-то три шага вброд. (Зачем? Они враги – и этого достаточно.) Джон потянул за борт. Пот стекал ему в глаза. Борясь с паникой, он все-таки сумел вытащить лодку с мели. Однако, подняв голову, Джон не увидел Сборщика, того не было на берегу. Чувствуя себя ужасно глупо, он крикнул в пустоту: «Увидимся» – и вернулся в лодку.
Ответа не последовало. И это пугало.
Он проплыл еще пятьдесят-шестьдесят ярдов вверх по сужающемуся ручью, пока не добрался до неофициальной свалки – его собственная семья выбрасывала там, в низине, банки и бутылки – и вытащил лодку на берег. Привязав ее к ветке дерева, выскочил на берег и быстро вскарабкался на частную дорогу, ведущую вдоль ручья назад, к дому Рэндаллов. Оказавшись на пыльной «двухполоске», он свернул налево и затрусил, мотая головой влево-вправо.
Рядом со Свободной Пятеркой и даже рядом с Барбарой, если та была полностью связана, Джон чувствовал себя большим и сильным. Но в Сборщике он увидел мужчину, которым хотел бы стать каждый мальчик. Широкоплечая, мощная фигура, закаленная работой на полях и в садах, высвечиваемая лишь случайной молнией, в остальном казавшаяся черным говорящим силуэтом из леса, пугала его. Он был где-то в той тьме, поэтому она источала опасность, и Джон задумался, не рассказать ли об этом отцу. Однако, чем ближе он подходил к дому, тем меньше ему нравилась эта затея.
Он был дома, в безопасности. Ему удалось немного отвлечь Сборщика. Он надеялся, что Бобби не придется встречаться с этим человеком в одиночку.
К
ак и Адамсы, Маквеи не были уроженцами Восточного побережья. Они переселились из Филадельфии и спустя почти десять лет все еще смотрели на свой переезд из города как на нечто вроде путешествия Дарвина на корабле «Бигль», а на деревенскую жизнь – как на юмористический роман для искушенных. Имея больше земли, чем их соседи, они обзавелись кое-какими животными, которым придумали имена и которых наделили воображаемыми личностями. У них был сосед из местных, помогавший им возделывать поле и, сам того не зная, ставший героем остроумных писем, которые они писали своим друзьям и родственникам. Эдна Маквей до сих пор говорила о шопинге в Брайсе как о «поездке в деревню с несколькими поручениями» и всегда носила приталенные клетчатые платья, которые казались (ей) правильным сочетанием шика и снисходительности. Мистер Маквей часто называл посещение своего офиса (он был принят в местную коллегию адвокатов) «походом в магазин кормов».