(Справедливости ради следует отметить, что также их пытались подкупать следующей фразой: «Сделай это, будет весело, вот увидишь». Они относились к ней цинично и никогда не поддавались на подобные уговоры. Угрозы работали лучше всего, они были легко понятны.)
Дети рассматривали это предложение, не испытывая чувства вины. «Игра» изначально предполагала, что они будут делать нечто запретное. С самого рождения барахтаясь в мешанине из телевизионных передач, журналов, комиксов и газет – и рискуя утонуть в ней, – они прекрасно знали, что взрослые постоянно убивают других взрослых. Только здесь, в этом районе, такое почему-то было не в моде, но это обстоятельство не ввело их в заблуждение. Они обыгрывали эту идею, и она им нравилась.
Она нравилась всем.
Но подобная игра развила в них скрытность и чувство вины, а теперь, когда возник риск разоблачения и экзекуции – мучительную нерешительность. Лица у них стали серьезными. Из-за их миловидности и молодости, чем они выгодно отличались от взрослых, эта серьезность имела почти комический эффект. Синди даже хихикнула.
– Нам нельзя ее убивать, – сказал Бобби. Своим тоном он как бы отделил себя и Синди от остальных троих.
– Почему? – в глазах у Пола выступили слезы. Он горел желанием воплотить идею.
– Ну… – Бобби сделал паузу. – Она… ну, она… она такой же ребенок, как и мы.
– Ага, – согласилась Синди.
Дети опять задумчиво замолчали. Они поняли суть аргумента, выдвинутого Бобби, хотя тот не сумел сформулировать его внятно. В этой войне Барбара все еще может быть на их стороне. Взрослые убивали друг друга и попадали в аварии, так что переживать за взрослого человека вне собственной семьи было нелегко (а иногда и очень сложно). Но если дело касалось одного из них… В этом была странная сила; они могли отождествлять его с собой или с себе подобными. Они не знали никого из сверстников, кто умер или был убит. Это было что-то новое.
– Да она Синди в матери годится.
– Нет! – возмутилась Синди. – Ей всего двадцать.
– В матери, значит. – (Матери – в рамках данного обсуждения – оценивались довольно низко.)
– Дайана тоже, – сказал Бобби, – и Джон уже достаточно взрослый, чтобы стать отцом. Через пару лет они оба будут учиться в колледже, как и она. – Он огляделся и понял, что попал в точку. Он привел «серьезный» аргумент.
Члены Свободной Пятерки приняли его молча.
Через минуту Дайана сказала (предварительно обдумав сказанное Бобби, будто это было что-то новое):
– Что это меняет?
– Не знаю. Что-то меняет.
– Если б она была в возрасте Синди, мы оказались бы в таком же положении, и у нас возникло б столько же проблем. Если не вдвое больше. Нельзя убивать маленьких детей.
– Я не такая уж и маленькая!
– О, заткнись, Синди.
Синди замолчала. По выражению ее лица было видно, что ей становится немного страшно.
Остальные четверо тоже молчали, но каким-то образом напряжение немного спало. С этической точки зрения, они никогда не стали бы мучить маленького ребенка, как и – если их игра была репетицией жизни – им не пришло бы в голову похищать пожилого человека. Барбара была чем-то промежуточным. Вопрос не мог быть решен на основании возраста. Поэтому решение еще не было принято.
– В любом случае, – спросил всегда практичный Бобби, – как бы вы это сделали?
– Как угодно.
– Давайте спросим Пола.
Пол был немногословен, но побледнел от усилий в попытке выговориться. В его голове пронеслось больше мыслей, чем он мог уместить в одной фразе, и теперь он был близок к обмороку.
– Как мы всегда делаем.
– Ой.
Бобби, знавший Пола, откинулся на спинку стула и задумался.
– Ой. – Синди была в ужасе.
Джон стиснул зубы.
Дайана никогда не позволяла себе проявлять эмоции. Если б вы знали ее, то сказали бы, что у нее вообще нет поверхностных чувств (а наличие глубоких признали бы лишь из вежливости). Слушая Пола, она сидела, как всегда, неподвижно, но была явно напряжена, и под этой напряженностью скрывалась нервозность.
– Ну, мы же всегда в это играли, и всегда хотели это сделать, не так ли? – выдал им Пол.
Услышав его слова, все члены Свободной Пятерки вздохнули. Представляя себе такое, они заходили туда, где уже не могли оставаться детьми. Туда, где можно было быть только взрослым. Заходили так далеко, насколько позволяли им мечты. Определенные мечты.
Мечты о…
Философские аспекты, связанные с лишением жизни другого человека, – тонкости, которые, похоже, редко рассматриваются в реальных событиях, – лежали за пределами их понимания. Необходимо пояснить: они не могли обсуждать эту тему. Литература на эту тему, аннотированные своды законов, где прописаны случаи «подстрекательства к совершению преступления», как и случаи сурового наказания, история этого вопроса – со всеми ее прецедентами «за» и «против», – были для них недоступны, неинтересны и непонятны. Они столкнулись с чем-то совершенно новым.
В конце концов, каждый человек в своей способности создавать или разрушать жизнь является своего рода богом. Если человек рождается, значит, его создают два других человека (предположительно). Если его умышленно убивают, то это дело рук как минимум одного человека, такого же, как и он сам. Быть богом в локальном масштабе возможно. Это знает любой ребенок, который хоть раз раздавил гусеницу.
– И нам это сойдет с рук, – сказал Джон. Несмотря на кондиционер, он выглядел вспотевшим.
– Ничего подобного, – возразил Бобби.
– Дайана все предусмотрела.
– Завтра ночью вас… ну, – быстро сказала Дайана, – завтра ночью к вам в дом кое-кто вломится.
– Сборщик, – сказал Джон.
– Как он это сделает? – спросила Синди.
– Помолчи.
– И он заставит Барбару запереть вас, – Дайана посмотрела на Бобби и Синди, – в стенном шкафу, чтобы вы не могли выбраться. Затем отведет Барбару в домик прислуги и убьет ее. Потом он убежит, а мы придем сюда утром и выпустим вас, а вы расскажете нам, что помните. – Она замолчала.
– Сборщик? – спросил Бобби.
– Сделаем, чтобы выглядело именно так, – убеждающим тоном произнес Джон.
– Я должна провести ночь в стенном шкафу? – встревоженно спросила Синди.
– Это же всего лишь игра, – подергиваясь, сказал Пол.
– Я не хочу.
– Хочешь вместо этого получить взбучку?
Синди промолчала.
– Я хочу еще кока-колы. – Бобби встал и вышел на кухню, остальные встали один за другим и проследовали за ним. В доме было жарко. Когда все вернулись и уселись, Бобби посмотрел на Дайану и спросил:
– Хочешь сказать, что мы придумаем об этом историю?
– Верно.
– Это не сработает.
– Послушайте, – сказал Джон.
– Ну, – Дайана, казалось, какое-то время собиралась с мыслями, – ну, мы воспользуемся фургоном, чтобы отвезти ее в домик прислуги. Потом мы… ну, сделаем то, нужно.
– Убьем ее.
– Верно, – сказал Пол.
– Во всяком случае, это самая легкая часть, – сказала Дайана. – После того, как все будет кончено, мы прибираемся, возвращаемся сюда и запираем вас с Синди в стенном шкафу. Утром в воскресенье, не обнаружив вас в церкви, мы поднимаем шум. Вас находят, и вы всем рассказываете, что я только что сказала.
– Что было до того момента, как вы оказались в шкафу, – сказал Джон. – После этого вы уже ничего не знаете. – (Он намеренно сделал акцент на слове «ничего».)
– Правильно, больше ничего, – сказала Дайана. – Потом кто-нибудь идет в поле, находит тело, вызывает полицию и… – Она пожала плечами.
– Это все равно не сработает. – Однако по тону Бобби чувствовалось, что он уже не настолько уверен в своих словах.
– Ты не мог это сделать, поскольку был заперт в шкафу, – успокаивающе произнесла Дайана.
– А вы?
– Мы были дома до того, как это случилось.
– Отпечатки пальцев.
– Сотрем. Машиной мы никогда не пользовались.
– Следы, – с некоторым отчаянием произнес Бобби.
– Заметем их.
– Время смерти, – сказал он. Для тринадцатилетнего мальчика это был довольно специфический термин. О знал его благодаря телепередачам и своему отцу-врачу.
– Ага, – сказал Джон.
– Подгадаем, – сказала Дайана. – Тут нам остается уповать на то, что взрослые нас не заподозрят. Если мы просто вернемся домой вовремя и будем вести себя совершенно естественно, – тут она посмотрела на Пола, – предки ничего не заметят. Все равно они и половины всего не знают.
Бобби тяжело вздохнул, затем озвучил очень простую вещь:
– Сборщик скажет, что он этого не делал, потому что он этого не делал. В это время он будет находится в другом месте. Значит, это все мы.
– Нет, если он будет здесь делать какую-нибудь работу и оставлять везде отпечатки пальцев. – Дайана подождала, не выдвинет ли Бобби контраргумент. И наконец торжествующе улыбнулась.
Бобби был ошеломлен. Дайана была по-настоящему злой и обладала извращенным мышлением. Слабым голосом утопающего он произнес:
– Он все равно скажет, что не делал этого.
– Его схватят и изобьют, или что там с такими делают. – У Дайаны было довольно скверное представление о работе полиции. – И что бы он ни говорил, ему не поверят.
– Почему?
– Кого волнует, что говорит какой-то сборщик?
– Взрослые все равно друг другу не верят.
– Отпечатки пальцев, время смерти… – Дайана ответила Бобби его же вопросами и дала ему время обдумать сказанное ею.
– Ну, не знаю…
– Хочешь сказать, ты согласен? – спросил Пол.
– Нет.
– Но ты бы согласился, если б это сошло тебе с рук.
– Мы не можем.
– Почему?
– Потому что мы… – Совершенно неожиданно по щекам у Бобби потекли слезы. – Потому что мы всего лишь дети. Кто-нибудь сломается и начнет болтать, как только взрослые его прижмут.
– Трус? – сказал Пол.
– Если они не добьются от Сборщика признаний, то мы тоже не будем признаваться, – сказал Джон. – Им придется выбирать между нами и им.