Мальчик и девочка, взявшись за руки, вышли обратно к озеру.
– Н-ну, – проворковало существо, – пришли рассказать мне, какие вы глупые, глупые, глупые детиш-ш-шки?
– Я знаю ответ! – провозгласила Лёля, выступив вперед. – То есть…
Она вдруг осеклась и посмотрела на Петрика.
– Мы. Мы знаем ответ! – поправилась девочка.
– Да неужели? – издевательски воскликнул голос из озера.
– Друг дороже любых сокровищ! – сказал Петрик.
– Друг – это словно половинка твоей души! – улыбнулась Лёля.
– Поэтому наш ответ – дружба!
В пещере стало очень тихо. Ни плеска воды, ни шороха, ни визгливого хихиканья. Все замерло, огоньки в озере потускнели, и похожие на лампы грибы, казалось, задремали на стенах, отбрасывая лишь едва заметное свечение.
– Оно ушло? – с надеждой спросил Петрик.
– Похоже на то, – Лёля всматривалась в темноту, но не могла ничего разглядеть, – попробуем перебраться через озеро?
Друзья подошли к кромке непроницаемой темной воды – посреди грота будто разлили целую бутылочку чернил. Петрик осторожно коснулся ее носком ботинка, а потом опустил в озеро черенок грабель и стал ощупывать дно. В тот же миг что-то задрожало, по пещере пронесся ветер, и холодная чернильная вода стала подниматься, угрожая проглотить Лёлю и Петрика. Они отпрянули в испуге и стали отступать в кромешную темноту.
Глава 23Кто там, под водой?
Здравый смысл подсказывает: если кто-то прячется в темной воде, значит, на то есть очень веские причины. Но что на самом деле страшнее – острые клыки или плохой характер?
– А-г-р-м-х-м-р! – Откуда-то из самой глубины озера поднялось и, нарастая, вырвалось наружу отвратительное рычание, переходящее в истошный визг бешенства: – И-и-и-и!
Не пущу! Все равно никуда вас не пущу! – заверещал рассерженный голос.
Гладкую, как зеркало, поверхность озера покрыла мелкая рябь, вода вспенилась, забурлила и расступилась, пропуская неведомое создание. Друзья, отшатнувшись, увидели, как поднимаются из клокочущей пены темная макушка, два янтарных, мерцающих во мраке глаза, широкий рот, искривленный гадкой ухмылкой. А затем… затем из воды показалось покрытое сверкающей пестрой чешуей тело и длинный извивающийся хвост, украшенный заостренным плавником. Малахитового цвета волосы мокрыми прядями падали на лицо Загадочницы и струились по ее спине.
– Кто это? – Петрик открыл рот от изумления.
– Молчать! – взвизгнула владычица озера, злобно сверкая огромными глазами. Хвост ее угрожающе зазмеился, и она в одно мгновение оказалась рядом с непрошеными гостями: – Вы не пройдете дальше, я не поз-з-зволю! – оскалилась она, показав маленькие острые зубки и синий раздвоенный язычок.
– Это нечестно! – воскликнул Петрик. – Мы ведь отгадали все твои загадки!
– Здесь я решаю, что честно, а что нет! – прошипела хозяйка грота, нависнув над путешественниками.
Друзья почувствовали запах рыбы, сырости и морской тины.
– Мы должны найти чудовище! – вспыхнула Лёля.
– Так я вам и разрешила! – злорадно расхохоталась Загадочница. – Чтобы вы поймали его и оставили меня тут с-с-совсем одну? Нет уж!
Друзья удивленно переглянулись:
– Так вы знакомы? – спросила девочка.
– С кем?
– С чудовищем.
– Что за нелепые вопрос-с-сы? – взвилась озерная жительница. – И как такая безмозглая малышня справилась с моими з-з-загадками? Конечно, мы знакомы! Мне, кроме него, и поговорить-то не с кем, с-с-сижу тут одна год за годом. – Она вдруг тяжело вздохнула, хвост ее лег на землю тяжелыми блестящими кольцами.
Лёля представила, каково это – жить в темном гроте, когда вокруг тебя холодная вода, а из друзей только светящиеся грибы да чудовище. И хотя страх еще не отступил, девочке стало очень жалко это несчастное создание. Если кому-то грустно, его полагается обнять и налить ему горячего чая. Даже если у этого кого-то змеиный хвост и дурной характер. С чаем в подземельях наблюдались некоторые проблемы, зато крепкие объятия – это чудесное средство от невзгод, которое, к тому же, всегда с собой.
– Тебе… тебе одиноко? – Лёля шагнула к хозяйке грота и хотела дотронуться до ее бледной, почти прозрачной кисти.
– Одиноко? Мне? – Загадочница отдернула ладонь и скрестила тонкие руки на груди. – Ничего глупее в жизни не с-с-слышала!
– Конечно, одиноко! – проговорил Петрик. – Поэтому ты такая…
– Какая?
– Несчастная, – подумав, сказала Лёля.
– И вредная, – добавил Петрик.
К их удивлению, Загадочница не стала больше визжать и злиться, не стала молотить по воде хвостом – она опустилась на большой камень и закрыла руками круглое лицо.
– Да, – проговорила она тонким девичьим голоском, – несчастнее меня, наверное, никого на с-с-свете нет. Кому ни покажусь – сразу поднимается крик. И эти рыболовные сети повсюду… С-с-совершенно невозможно поплавать в свое удовольствие, рыбачат даже ночью! Чудовище всех распугало, но если вы его поймаете… – Загадочница горестно всхлипнула и снова опустила лицо в ладони, завесившись мокрыми волосами.
Дети подошли поближе. Лёля осторожно погладила хозяйку грота по холодному, как ночное море, плечу – на этот раз она не стала противиться.
– Мы не причиним чудовищу вреда, – серьезно пообещала девочка.
– Наоборот, мы хотим предупредить его об опасности, – объяснил Петрик. – Тем более что с рыбой мы уже, кажется, разобрались. Правда, остался еще туман, и об этом нам с чудовищем тоже не мешало бы поговорить. Напустить на нашу бухту такую кучу тумана – это же, вообще, невежливо!
– Тогда зачем вам трез-з-зубец? – пропищала Загадочница и кивнула на Петриковы грабли.
– Меры предосторожности! – важно ответил мальчик. Еще бы – он ведь только что стал гордым обладателем настоящего трезубца!
– За чудовищем идет охотник, – Лёля заглянула в большие янтарные глаза. – У него с собой ружье, и он хочет постелить шкуру чудовища перед своим камином. Нам нужно его опередить – мы и так потратили кучу времени.
Зеленовласка посмотрела на девочку с сомнением и горестно всхлипнула.
– Мы не насовсем уйдем, – Лёля погладила плаксу по волосам. – Мы обязательно будем тебя навещать!
– Чес-с-стно? – Загадочница шмыгнула носом.
– Без дураков! – разулыбался Петрик. – По рукам?
Хозяйка грота неуверенно кивнула, и мальчик решительно пожал ее прохладную студенистую ладонь.
– Погоди… Мы ведь даже не знаем, как тебя зовут?
– Люка, – пропищала зеленовласка, смутившись. – Я выкинула одну букву из предыдущего прозвища.
– Что-то знакомое… – пробормотал Петрик и наморщил лоб.
– Из предыдущего прозвища? – переспросила Лёля.
– Да, – нахмурилась хозяйка грота.
– Злюка, – прошептала Лёля едва слышно. Она вспомнила подслушанный в кофейне разговор – о девочке, которая утонула здесь много лет назад. – Неужели…
Люка прерывисто вздохнула и опустила голову. Петрик тоже все вспомнил и теперь стоял рядом с хозяйкой грота, не зная, как подступиться к ней и что сказать.
– Выходит, ты… – Мальчик замялся, нужные слова никак не желали приходить ему в голову.
– Это было так давно… – Люка неожиданно заговорила. – Я и не помню всего. Помню только как драз-з-знили, как кричали мне вслед это обидное проз-з-вище. Помню, что на свой день рождения я всегда была одна, и, если болела, никто не справлялся о моем здоровье. Кажется, я с-с-сама была в этом виновата – так мне говорили. – Она помолчала пару минут, а потом продолжила: – Что я была грубиянкой и врединой. Никому не помогала, з-з-задирала нос, была не с-с-слишком приветливой. Так что, получается, я все это заслужила…
Она вдруг вспомнила, как приходит на берег моря, чтобы поплавать, и толпа ребят – загорелых, усыпанных веснушками и каплями воды – при ее появлении разом прекращает оживленный разговор. А потом все хором начинают шипеть, и в этом зловещем шипении слышится одно слово – липкое, противное слово «злюка». Она отворчивается, делает вид, что не замечает, но шипение становится все громче и наконец перерастает в оглушительный хохот…
– Я тогда сдалась, убежала, – проговорила Люка, глядя в пустоту. – И пос-с-следнее, что помню, – это острые скалы. Мокрые, скользкие… Я с-сильно поранила ногу, а потом не удержалась и полетела вниз… – Она горько усмехнулась. – Плавала я раньше не так хорошо, как сейчас.
Наступило молчание – долгое и тревожное. Наконец Лёля взяла холодную руку и крепко сжала ее в своей.
– Ты ни в чем не виновата, Люка! – тихо проговорила девочка.
Худые плечи зеленовласки приподнялись и снова опустились.
– Нет, виновата, – проговорила она еле слышно. – Если бы не мой скверный характер, у меня бы обяз-з-зательно были друзья. А если бы у меня были друзья, я бы не оказ-з-залась одна на скалистом мысе. И вот теперь я здесь, и винить мне, кроме себя, некого.
– Никто не заслуживает такого отношения, – горячо возразила Лёля. – Будь он хоть трижды врединой. Никто, слышишь?
– Обижать тебя они не имели права! – Петрик был вне себя от возмущения. – Ух, я бы им показал!
Люка прерывисто вздохнула и ничего не сказала.
– Я никогда не слышала ничего печальнее твоей истории, – призналась Лёля и почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. – Наверное, исправить уже ничего нельзя, но… Знай, что теперь у тебя есть целых два друга. Мы будем приходить к тебе в гости так часто, как сможем. И ты обязательно приплывай к маяку – я уверена, мама не будет против.
– Спасибо, – проговорила Люка еле слышно. – Я думала, что если у меня не получилось найти друзей, пока я была человеком, то теперь уж точно никогда не получится. Ведь я превратилась в такое с-с-страшилище…
– Никакое ты не страшилище! – запротестовал Петрик. – Кстати, я все хочу спросить… Только чур не обижаться! Ты русалка?
– Вряд ли. Они очень крас-с-сивые. А как поют… Не то что я! – печально кивнула зеленовласка.
– Наверное, ты нага, – предположила Лёля.