Поэтому я тихонько вышмыгнул из комнаты, прикрыл входную дверь и верхом на Салли вернулся в парикмахерскую.
Когда я вернулся, Том уже почти окончила уборку, которая нужна была Сесилю, и он усылал её в магазин за лимонадом и арахисовыми пирожными — нас угостить.
Том ушла, и он сказал:
— Не хотел, чтобы ты узнал.
— Он взял привычку ездить в город и втайне от нас напиваться, так?
Сесиль кивнул.
— Наведывается ко мне домой временами. Я тут подумал — если уж он пьёт, то пусть делает это в таком месте, где его никто не увидит. Успевает протрезветь до того, как появится на людях. Прямо даже не знаю, что ему и сказать. Нелегко ему приходится, вот уж точно.
— Сейчас всем тяжело, — возразил я.
— Будь с ним помягче, Гарри. Человек-то он хороший. Просто сейчас подавлен. Нетрудно пнуть человека, когда он такой подавленный.
— Я и не пинаю. А в город приехал за помощью — бабушкину машину из канавы вытянуть.
— Не похоже, чтобы сегодня клиентура лилась рекой, — сказал Сесиль. — Так что помогу, если хочешь. Можем применить для этого машину твоего папы.
Вместе мы составили небольшой план. Я должен был отправиться к миссис Канертон — захватив с собой Том, чтобы не подпустить её к папе, а Сесиль — пойти и забрать папину машину, заодно ведя в поводу Салли. Как он сказал, у него за домом есть хорошая лужайка, и там можно будет привязать Салли на длинную верёвку, чтобы попаслась, пока мы не вернёмся. Потом он встретит нас перед домом миссис Канертон — уже на папином «форде». Я так понял, он надеялся её увидеть.
Мы с Том постучались в дверь миссис Канертон, но её не оказалось дома. Книгу я положил на подвесную скамейку на крыльце — было досадно, что новую взять не получится.
Мы сели на крыльце и стали ждать Сесиля, попивая лимонад и лакомясь арахисовыми пирожными. Вскоре показался Сесиль. Из машины он не выходил. Мы залезли внутрь.
— А папы тут рядом нет? — спросила Том.
— Ушёл по делам, — сказал Сесиль. — Увидим его позже.
И мы покатили к Пасторской дороге.
К тому времени, когда бабушкин автомобиль всё-таки вытянули из грязи, уже стемнело. Мне ничего не оставалось, кроме как самому сесть за руль и вести его домой следом за Сесилем на папиной машине.
Том ехала с Сесилем. Он разрешил ей устроиться у себя на коленях и немного порулить, но это продлилось недолго. Вскоре она переползла на пассажирское сиденье. Сесиль был добр, но не настолько глуп, чтобы позволить ей довести дело до аварии.
Я следовал за ними, правда, рулил резковато, отчего машину заносило то в одну, то в другую сторону, но до дома удалось добраться, не съехав опять в канаву и не впечатавшись в дерево. Я даже успешно пропустил какого-то встречного водителя, не слишком его напугав.
Мы остановились у дома, потом я поехал с Сесилем на папиной машине, чтобы забрать Салли, а тем временем совсем стемнело, луна в небе была словно горка толчёной картошки, и тучи проплывали мимо, как сгустки подгоревшей подливки.
Зашли к Сесилю домой — оказалось, что папа уже ушёл. Уж не знаю куда, машины-то у него не было, однако же вот слинял, и всё. Бутылки из-под виски у кровати тоже не оказалось. Что ж, пьяница из папы был хотя бы аккуратный.
— Пусть твоя бабушка завтра свозит папу в город забрать машину, — посоветовал Сесиль. — Утром спозаранку подгоню её к парикмахерской. А тебе, думаю, лучше поехать домой на муле, чтобы не пытаться вести машину ночью. У тебя ещё опыта нету, Гарри.
— Спасибо.
— Ничего.
Мы вышли на крыльцо. Я почувствовал себя неловко и не знал, куда девать руки. Наконец протянул ладонь Сесилю. Он пожал её, и мы попрощались. Я вскочил на Салли Рыжую Спинку и пустился домой.
Темно было хоть глаз выколи, да ещё, как нарочно, поднялся ветер. Я проехал мимо дома миссис Канертон — посмотреть, нельзя ли отдать ей книгу в руки, но свет в окнах не горел, а книга так и лежала на подвесной скамейке. Я поостерёгся оставлять её там — как бы не намочило, если вдруг снова начнётся дождь. Взял книгу, сунул её в седловую сумку и сел верхом на Салли.
Редко когда доводилось мне одному оставаться вне дома так поздно, так что я решил воспользоваться обстоятельствами. Повернул Салли к мисс Мэгги. В отличие от миссис Канертон, у неё в окне теплился огонёк. А во дворе стоял автомобиль. Как следует его было не разглядеть, потому что повёрнут он был тыльной стороной. Я завёл Салли в рощицу и немного помешкал, решая, стоит ли беспокоить старушку или же лучше податься домой. И вот уже пришёл было к выводу, что лучше просто уехать, как вдруг услышал: дверь автомобиля со стуком захлопнулась. Зарычал мотор. Показались задние фары. Одна из них была разбита. Это была та же самая машина, что привезла нам известие насчёт Моуза.
Машина на высокой скорости обогнула дом, прямо через двор мисс Мэгги, вынырнула между деревьев с другой стороны. Я попробовал присмотреться, разглядел только какого-то мужчину в шляпе, но на этом всё и закончилось. Автомобиль выехал на грунтовую дорогу, мигнул мне разбитой фарой и умчался.
Я пустился было в погоню, но почти сразу отказался от этой задумки. Салли было никак не угнаться за этой машиной, даже самую малость. Если хотя бы попытаться, бедная животина неминуемо бы окочурилась.
Я слез, приторочил Салли к дереву и пошёл к хижине мисс Мэгги. В воздухе чувствовалось что-то смутное, необъяснимое. Может быть, это машина так меня взбудоражила, но я ощущал, будто ночной воздух вдруг наполнился иглами и их ледяные кончики впиваются мне в кожу.
Бесшумно поднялся на крыльцо. Обернулся взглянуть на загон для мула. Мул был на месте. Свинья тоже лежала у себя в хлеву, в ямке с грязью, которую она вырыла себе в уголке.
Сетка была опущена, а вот дверь — слегка приоткрыта. Можно было разглядеть керосиновую лампу на дровяной плите. Никогда не видел, чтобы старушка её туда ставила.
Позвал её по имени.
Нет ответа.
Постучался.
Опять тишина.
Ещё раз позвал. Не дождавшись ответа и на этот раз, открыл дверь и проскользнул внутрь.
— Мисс Мэгги! — попытал я счастье снова.
Подошёл к тканевой перегородке, всё ещё выкрикивая имя. Откинул в сторону. Свет от лампы залил спальную половину комнаты и придал кровати маслянистый оранжевый блеск.
На кровати лежала мисс Мэгги в одном из своих платьев из мешковины, её руки молитвенно вздымались над головой, а запястья склонились к стене, отчего чёрные худенькие ладошки загибались вниз, будто бы она что-то с них стряхивала. Глаза были открыты.
— Мисс Мэгги, — произнёс я ещё раз и расплакался.
Отступил на другую половину комнаты, задёрнул перегородку. Подошёл к светильнику, задул.
Вышел на крыльцо и долго стоял, с немым вопросом вглядываясь в ночь. Той нечего было ответить. Медленно, как во сне, побрёл обратно к Салли. Отвязал, оседлал. Поехал домой.
Я не понукал Салли слишком рьяно, но ехал на скорости настолько высокой, какую она могла набрать без риска выдохнуться. Одновременно с этим я пытался сопоставить обрывки головоломки и размышлял о разбитой фаре.
И тут из темноты выскочил какой-то человек и схватил Салли под уздцы.
— Гарри, — сказал папа, — извиняй, сынок. Не хотел тебя пугать. Подумал, кто-то умыкнул машину. Пошёл домой пешком вдоль дороги. Вижу — ты выехал из-за поворота. Боялся, что ты от меня оторвёшься.
— Папа, ты пьян, — сказал я.
— Был, — согласился он и отпустил поводья. — Сейчас уже нет. Прошёлся, проветрился.
— А я думал — проспался.
На миг, судя по тому, как папа вскинул голову, я понял: он подумал, что я позволил себе слишком многое. Но он расслабился и не стал ко мне цепляться.
— Машину никто не крал, — объяснил я. — Она снова рядом с домом Сесиля. Пришлось с её помощью бабушкину машину тащить из канавы. Я приходил туда за тобой, но ты как раз отсыпался.
— Прости меня, Гарри.
— Мисс Мэгги, — сказал я. — Она умерла.
— Что?
— Она умерла. Я ехал домой, чтоб тебя найти. Думал — может, ты уже вернулся. Надеялся, что ты будешь не слишком пьян и что-нибудь с этим сделаешь. Не то чтобы мисс Мэгги ещё как-то можно спасти…
— Она была очень старая, Гарри, — сказал папа, прямо-таки облокачиваясь на Салли.
Я рассказал ему про автомобиль и про заднюю фару.
— Ладно, — сказал он. — Поползём туда.
С некоторым трудом папа взгромоздился на Салли, и мы вернулись к жилищу старушки.
В доме папа зажёг керосиновую лампу, откинул перегородку, сел на край кровати и осмотрел покойницу. Первым делом прикрыл ей веки. Коснулся кожи.
— На ощупь чуть-чуть ещё тёплая.
— Когда я её нашёл, была совсем тёплая.
Папа поднёс лампу вплотную к её лицу.
— У ней на горле побывали чьи-то руки. И вот эта вот подушка на полу. Сдаётся мне, она в конце концов оказалась у ней на лице. Убили её, Гарри.
При этих словах он обернулся на меня, и его лицо в свете лампы показалось отлитым из воска.
Догадываюсь, у меня на лице мелькнуло что-то такое, чего ему не хотелось видеть.
— Я больше ничего ни о чём не знаю, сынок, — проговорил он, — но уж это-то я знаю наверняка!
20
Лишь благодаря нашим воспоминаниям некоторые люди всё ещё существуют хоть в каком-то виде. Когда-то они значили для кого-то многое или даже очень многое. Сейчас уже никто и словом не помянет старушку Мэгги. Не знаю никого, кто бы её помнил, кроме себя самого. Кто бы помнил её стряпню — если о ней как следует задуматься, то можно даже вкус ощутить на языке; помнил её истории — чудесные, диковинные и рассказанные без малейшего сомнения в их правдивости.
Может быть, во мне говорит самомнение. Где-нибудь у неё осталась родня. Может, кто-то из них ещё жив. Моего возраста, а то и старше.
Возможно, они что-то помнят.
Но им не вспомнить моих воспоминаний.
Мэгги.
Теперь её нет.