Папа засмеялся, а мама хихикнула.
Я лежал и не понимал: что это такое вдруг нашло на родителей? В их комнате стало тихо, и вскоре после этого я услышал, как завёлся мотор и машина унеслась по дороге.
Куда это они поехали?
И зачем?
Прошли годы, прежде чем я действительно понял, что же тогда происходило. Я уже, конечно, знал, что существует такая штука как секс, но был не настолько подкован в этом вопросе, чтобы понять, что происходит между взрослыми, особенно между моими собственными родителями. Я просто не мог вообразить, чтобы они занимались любовью. Полагаю, главная причина, по которой они в ту ночь уехали из дома, была в том, что их привлекла сама идея новизны, сама мысль заняться любовью на природе. Таким образом, на миг они превратились просто во влюблённую пару и наслаждались телом друг друга в романтической обстановке.
Я какое-то время обо всём поразмыслил, потом задремал, а ветер на улице сменился с тёплого на прохладный — приближался дождь.
Немного позже я проснулся от лая Тоби, но он скоро смолк, и я снова заснул. Затем послышался стук. Будто какая-нибудь птица склёвывала зерно с твёрдой поверхности. Я постепенно размежил глаза, повернулся на постели и через дверную ширму различил чью-то фигуру. Она стояла и смотрела внутрь.
Хоть было и прохладно, но гроза грохотала ещё где-то далеко, а в небе не было ни облачка и ярко сияла луна. В миг пробуждения, при свете луны, я осознал, что в ширме зияет огромная дыра, а засов кто-то отодвинул.
Тут-то сон с меня как рукой сняло, и я понял, что всё происходит наяву. Вытянувшись, я сел на кровати и уставился на силуэт за ширмой.
Он был тёмный, с рогами на голове, и одной рукой постукивал по каркасу ширмы длинными ногтями. Человек-козёл — а это был точно он — издал некий звук, похожий на хрюканье.
— Пошёл вон! — сказал я.
Но силуэт не шелохнулся, только хрюканье сменилось поскуливанием. Подул ветер, и, казалось, сдул наконец силуэт — тот метнулся вправо от веранды и скрылся из виду.
Я рывком повернул голову к постели Том и увидел, что она пропала.
Мгновенно встал, подбежал к ширме, посмотрел на прорезанную дыру. Толкнул ширму, вышел на заднее крыльцо.
На улице у края леса увидел Человека-козла. Тот поднял руку и поманил меня к себе.
Я замешкался. Кинулся в комнату мамы с папой, но их там не было. Смутно припомнил, что перед тем, как уснуть, слышал, как они укатили куда-то на машине — бог весть зачем.
Распахнул дверь в бабушкину комнату.
— Бабуля!
Она резко села на постели, будто её дёрнули за струнку.
— Какого чёрта?
— Человек-козёл, он утащил Том!
Бабушка отшвырнула одеяла и выкатилась из постели. Она была в ночной сорочке, а длинные волосы спадали ей ниже плеч и облегали лицо, будто шлем.
Она выбежала на веранду. Увидела пустой матрас, разрезанную ширму.
— Зови папу.
— Их с мамой нету дома.
— Чего?
— Уехали на машине.
Бабушка осмысляла сказанное, силясь сопоставить всё воедино. Я сказал:
— Смотри, бабушка, вон там, у леса!
Человек-козёл был всё ещё на месте.
— Не спускай с него глаз. Я за ружьём и башмаками.
Через несколько секунд бабушка появилась вновь — с дробовиком и в ботинках. Я, покуда ждал, тоже нырнул в свой комбинезон и втиснул ноги в обувку. Человек-козёл не сдвинулся с места. Так и стоял, махая нам рукой.
— Дразнится, сукин сын, — проворчала бабушка.
— Да, только где же Том? — недоумевал я.
Было видно, как у бабушки осунулось лицо, и при свете луны в сетчатой тени ширмы она вдруг показалась мне древней старухой, чуть ли не ведьмой.
— Пошли, — скомандовала она.
Распахнула дверь, толкнув прикладом ружья, поспешила к Человеку-козлу. Двигалась она очень быстро. Трепетала на ветру белая сорочка, плясали на стволе дробовика голубые лунные блики. Она была точно дух, вырвавшийся из преисподней.
Я рванул за бабушкой, и оказалось, что поспеть за ней трудновато. Человек-козёл отскочил в тень, бесшумно, как мысль.
На бегу я стал звать сестру по имени, а бабушка подхватила мой крик, но Том не отвечала. Я споткнулся и грохнулся наземь. Поднявшись на колени, увидел, что споткнулся об Тоби. Он неподвижно растянулся на земле, прямо на опушке. Я поднял его на руки. Собачья голова безжизненно свесилась на сторону. Пёс тихонько заскулил, лихорадочно взбрыкнул задними лапами. Из его головы в месте удара сочилась кровь.
После всего, чего он натерпелся, псу пробили череп, и он, по всей видимости, умирал. До этого он гавкал, чтобы предупредить меня о появлении Человека-козла, а я не внял его сигналу. Перекатился себе на другой бок и провалился в сон, а Человек-козёл пришёл за Том. Теперь Тоби был ранен и умирал, Том пропала, мама с папой куда-то уехали, а Человек-козёл исчез с глаз долой.
И если на то пошло, бабушку я тоже успел потерять из виду.
24
Не хотелось оставлять пса истекать кровью и помирать, но надо было помогать бабушке найти Человека-козла и Том. Я бережно уложил Тоби на землю, подавил рыдания, не разбирая дороги, кинулся в лес вдоль узкой тропки, по которой устремилась бабушка в погоне за Человеком-козлом. Я ни на секунду не усомнился, что в любой момент наткнусь на тело бабушки или сестры, но этого не случилось. Наконец я начал нагонять бабушку. Она теперь двигалась уже не так проворно. Хромала, тяжело дышала. Всю ночнушку ей изорвали ветки, волосам пришлось не легче. Вид у бабушки был совершенно обезумевший.
— Ты, родной, беги дальше, — прохрипела она. — А я больше шагу ступить не могу… Посидеть надо, отдохнуть… Не настолько я крепка, как мне думалось. Он вон туда свернул, через колючие кусты. Тебе спешить надо… На, вот тебе дробовик.
— Не хочу я тебя здесь оставлять!
— Ты должен бежать за ним, найти Том. У тебя ружьё. Он-то без ружья, но я видела, у него нож есть. Здоровый такой, на боку подвешен. Заставь его сказать, где Том, слышишь? Ох, господи Иисусе, чую, вот-вот концы отдам. Сердце-то как колотится… Иди… иди, Гарри!
Бабушка осела задом на землю, грудь у неё ходила ходуном, как будто её накачивали мехами. Как только бабушка легла, я подхватил дробовик, ломанулся через ежевичник и выскочил на узкую тропу, усыпанную сосновой хвоей. Между ветвями над головой парила в танце луна и освещала мне путь. Было видно, что Человек-козёл где-то отодвинул ветки, а кое-где даже немного их сломал, словно хотел, чтобы я видел, куда он направился.
Лунного света хватало, чтобы видеть, куда я бегу, но недостаточно, чтобы каждая тень не казалась мне Человеком-козлом, свернувшимся в клубок и готовым наброситься. Ветер тяжело вздыхал в кронах деревьев и приносил капли дождя, и этот дождь холодил мне кожу. Луну постепенно затянуло тучами.
Я не знал, стоит ли идти дальше или же лучше вернуться, взять бабушку и попробовать найти маму с папой. Чувствовалось: не важно, что я делаю, драгоценное время в любом случае уходит впустую. Неизвестно, что Человек-козёл вытворяет с несчастной Том. Связал ли он её и оставил на опушке, прежде чем прийти и дразнить меня через окно? А может, он уже проделал с девочкой всё, что хотел, и теперь хочет заполучить себе в лапы меня?
Я подумал, что он сотворил со всеми этими бедными женщинами, подумал о Том — и мне стало дурно, и я побежал быстрее, решив, что лучше всего просто продолжать в том же духе, и надеясь, что я всё-таки настигну чудовище, удачно в него выстрелю и спасу сестру от её жуткой участи.
Тут-то мне и бросилась в глаза странная штуковина посреди тропинки, ясно выделяющаяся в лунном свете, что пробивался сквозь листву. У одного из деревьев была обломана ветка, и её воткнули в землю. Конец палки нагнули вправо и немного обстругали до остроты. Получилось что-то вроде стрелки, указывающей путь.
Человек-козёл явно надо мной издевался. Я решил, что у меня нет другого выбора, кроме как идти по этой стрелке — там была тропинка, ещё более узкая, чем та, на которой я стоял.
Я свернул на неё, и посреди тропинки нашёлся другой указатель, на этот раз сработанный куда небрежнее — тупо обломанная ветка, вогнанная в землю, согнутая в середине и снова смотрящая вправо.
Там, куда она указывала, не было даже тропинки, только редкие промежутки в сплошной стене деревьев. Я ринулся туда, в волосах путались клочья паутины, ветки хлестали по лицу, и прежде чем я успел что-то понять, почва вдруг ушла из-под ног, и я скатился по земляной насыпи, треснулся седалищем обо что-то твёрдое и осмотрелся: я оказался на шоссе, том самом, по которому ездили проповедники. Человек-козёл привёл меня к дороге коротким путём и пошёл прямо по ней, потому что у меня перед носом в дорожной пыли была вычерчена очередная стрелка. Если он смог перейти Пасторскую дорогу или пойти по ней, значит, он может ходить где угодно. Значит, нет места, где можно спастись от Человека-козла. Все эти россказни про то, что он не может зайти за дорогу и поэтому не покидает поймы, — все они от начала до конца оказались выдумкой.
Человек-козёл мог делать всё, что ему заблагорассудится.
Я подобрал оброненное ружьё и побежал по дороге. Больше не высматривал никакие знаки. Я направлялся к Шатучему мосту и чапыжниковым зарослям. Подозревал, что он может оставить Том в берлоге под мостом, но, вопреки тому, что говорила бабушка, я знал: его гнездо находится в одном из тех самых лазов, и я хотел разыскать его там и застрелить наповал. Хотел, чтобы с Том было всё хорошо. Хотел быть героем. Хотел выжить. Очень. Потом задумался, можно ли остановить Человека-козла выстрелом из ружья. Я и раньше задавался этим вопросом, но сейчас, когда гнался за ним, а он водил меня за нос, я определённо сомневался в этом сильнее, чем когда-либо прежде.
Чем дальше я бежал, тем больше был уверен, что меня направляют к чапыжникам и что Том, к счастью или к сожалению, находится именно там. Там, в этих лазах, он и творил свои гнусности над всеми этими женщинами, перед тем как сбросить их в реку. Примотав мёртвую негритянку к стволу дерева, он дразнил нас всех, показывая не только место её убийства, но и место всех прочих злодеяний. Место, где он мог не торопиться и делать всё, что взбредёт в голову, сколь угодно долго.