— Ну вот Том, теперь всё путём.
— Всё будет путём, когда отстрелим ему пипетку!
Я встал, поднял ружьё, и Сесиль отшатнулся. Но я никак не мог в него пальнуть. Воспитание не позволяло мне убить человека. Мне было трудно даже застрелить белку или поймать рыбу на крючок, если я думал, что не собираюсь их съесть, а закусывать Сесилем я уж точно не собирался.
Хладнокровно стрелять по людям попросту шло вразрез с моей природой. Он-то, несомненно, этого заслуживал, но как я ни пытался, никак не мог собрать волю в кулак и нажать на спуск. Представил себе: даже если пробить ему колено, чтобы он не мог никуда уйти, пока я не приведу папу, Сесиль в итоге медленно истечёт кровью и всё равно помрёт. От самой мысли всадить дробину в человеческую плоть мне становилось дурно, у меня кружилась голова и отключался здравый смысл.
Я совершенно не понимал, что с ним делать. Решил, что нет другого выбора, кроме как отпустить его, сказать папе, а он уже пускай его ловит. Если попытаюсь его связать, то мы без вариантов поменяемся ролями, а если попробую отвести его домой под дулом ружья, то, боюсь, он меня тоже как-нибудь обхитрит.
Том стала одеваться, а я сказал:
— Рано или поздно вы получите по заслугам.
— Вот это другое дело, дружок.
— Тогда сидите вот здесь, а мы пошли наружу.
Он поднял руки:
— Ну вот теперь ты поступаешь разумно.
Том не унималась:
— Не может выстрелить, так давай я!
— Пошли, Том.
С видимой неохотой она всё же свернула в узкий лаз и направилась к выходу. Сесиль сказал:
— Ты вспомни, дружок. Когда-то нам было здорово вместе.
— А вы никогда вместе со мной ничего и не делали, только волосы стригли, да и то всё равно не умели постричь нормально, — я отвернулся и пошёл к туннелю. — И уж точно стоило бы прострелить вам ногу за то, что вы сделали с Тоби.
— Он обидел Тоби? — крикнула Том. — А ну давай сюда ружьё!
Она порывалась было схватить дробовик, а Сесиль в тот же миг шагнул вперёд. Я отпихнул сестру в сторону и вскинул ствол.
— Я-то думал, вы хотели пойти своей дорогой.
Он улыбнулся:
— Я и хочу, Гарри. Не будешь же ты винить меня за эту попытку.
— А вот и буду, — ответил я. — Том, беги!
И мы стали продираться наружу; я всё слушал, не идёт ли он следом, то и дело оглядывался назад, но Сесиля было не видно и не слышно.
Мы выбрались из лаза, миновали дерево, где было найдено первое тело, и спустились к месту, в котором я вытянул лодку на берег. Я рассудил так: пойди мы через лес, он может нас настигнуть, если же мы поплывём вверх по течению на лодке, ему будет непросто нас выследить, если это входит в его намерения.
Я надеялся, что не входит.
Когда мы спустились к реке, лодку, которую я так и не смог полностью вытолкнуть на сушу, смыло в реку течением, испещрённым рябью от дождевых капель. В отдалении было видно, как она на большой скорости уплывает всё дальше от нас.
— Ё-моё, — сказал я.
— Это лодка Моуза была? — спросила Том.
— Придётся идти вдоль берега, к Шатучему мосту.
— А путь дотуда неблизкий, — услышал я голос Сесиля.
Я обернулся — вот он стоит на высоком берегу рядом с дубом, на котором мы с Том нашли труп. Просто большая тень у дерева — её вид тут же навеял мне мысль о дьяволе, явившемся из-под земли: чёрном, злобном и коварном. Если на то пошло, может, Сесиль и не тот самый Странник, может, на самом деле он — сам Вельзевул, о котором говорила мисс Мэгги.
Но вот Сесиль выступил из-за дерева, и на лезвии его мачете сверкнул лунный блик, отчего мне вспомнилось, как я читал где-то про Смерть с её косой.
— Неблизкий перед вами путь, детишки. Ох и неблизкий!
Я нацелился в него из дробовика, и Сесиль скользнул обратно за дерево, повторяя:
— Ох и неблизкий!
Тогда я понял, что его стоило всё же убить. Или, по крайней мере, отобрать мачете. Теперь, в отсутствие лодки, он сможет идти за нами по пятам, не выходя из леса, а мы его даже видеть не будем.
Мы с Том поспешно двинулись вдоль кромки воды; было слышно, как над нами по высокому откосу через чащу движется Сесиль, но вот мы перестали слышать его шаги. Всё было так же, как той ночью, когда мы слышали звуки преследования поблизости от зарослей и в самом лазу. Я рассудил, что это он тогда и был — возможно, спускался полюбоваться своим творением у древесного ствола, может, даже гордился и желал, чтобы его ещё кто-нибудь увидел. Может быть, мы спустились туда аккурат после того, как он закончил свои забавы. Может, он намеренно выслеживал нас — обоих сразу или конкретно Том. Кто его знает, вдруг ему с самого начала её хотелось?
Шли мы быстро, а Том непрерывно материлась и расписывала, что и как Сесиль вытворял своими пальцами. От всего от этого на меня снова стала накатывать дурнота.
— Просто заткнись, Том. Заткнись!
Она разревелась. Я остановился, опустился на одно колено, положил ружьё рядом с собой, протянул обе руки и обнял сестру за плечи.
— Прости, Том, ну правда же. Мне самому страшно. Нам надо держаться вместе, слышишь?
— Слышу, — всхлипнула она.
— Только бы до дому протянуть. У меня ружьё. У него — нет. Может, он вообще уже отстал.
— Нет, не отстал, ты и сам ведь знаешь!
— Надо двигаться дальше.
Том кивнула, и мы снова пустились в путь. Вскоре над рекой замаячила длинная смутная тень Шатучего моста, а ветер был сильный, и мост колыхался из стороны в сторону, скрипел и стонал, точно дверь на ржавых петлях.
— Можно бы ещё чуток пройти вдоль реки, Том, но, по-моему, лучше будет здесь перейти, по мосту. Оно и быстрее, и дома скорее окажемся.
— Мне страшно, Гарри.
— Да мне тоже. Так чего, смогёшь?
Том закусила верхнюю губу и кивнула опять:
— Смогу.
Мы вскарабкались на откос, откуда начинался мост, и поглядели вниз. Мост ходил ходуном. На тёмной воде вспучивалась белая пена, увлекалась потоком, разбивалась на небольшом падуне и неслась дальше, в сторону более широкой, глубокой и медленной части Сабина, но в эту дождливую и ветреную ночь даже там река текла весьма скоро.
В чаще леса, казалось, стояла тишь, но всё же там было полно чего-то такого, чему было трудно подобрать название. Тучи, несмотря на дождь, то и дело расходились, и из-за них выглядывала луна. Дождь делался всё сильнее, и я заранее готовился к тому, что скоро всё небо затянет тучами, хлынет ливень, а света почти не останется. От этого положение станет только хуже.
Как и в прошлый раз, я решил пойти первым: если какая-нибудь доска вдруг отвалится, Том об этом узнает. Когда я ступил на мост, от моего веса и ветра он размашисто зашатался, и я чуть было не навернулся в воду. Протянул руку, чтобы схватиться за трос, и выпустил дробовик. Он полетел вниз, и плеска его падения было не слыхать из-за рёва реки.
— Ты его выронил, Гарри! — закричала Том с берега.
— Давай сюда, только цепляйся покрепче за тросы!
Том шагнула на мост. Он бешено закачался, снова чуть не перевернулся.
— Ступать надо легонько, — сказал я, — и вроде как со мной в лад. Я делаю шаг — и ты сразу делай. А если доска выпадет или я не удержусь, так ты будешь знать заранее.
— Если ты упадёшь, мне тогда что делать?
— Тогда иди дальше, Том!
Мы продолжили переправу, поймав всё-таки нужный ритм, потому как колыхало нас уже не так лихо, как раньше. И всё же дело двигалось медленно, и я заподозрил, что мы оказались бы в более выигрышном положении, пройди мы чуть дальше по берегу, пока не доберёмся до подходящей отмели. Но идти дотуда было темно, деревья подступали вплотную к воде, и Сесиль влёгкую смог бы подкрасться к нам и наброситься.
Однако сейчас, не спеша пробираясь по мосту, под дождём и в порывах ветра, я чуть было не передумал. Но, само собой, путь назад был закрыт. Расстояние, которое оставалось преодолеть, было таким же, как то, что уже лежало за нами. И у меня больше не было дробовика.
Я обернулся, окинул взглядом весь мост за спиной у Том. Сзади никого не обнаружилось.
Шли мы медленно, но вскоре до другого берега осталось всего шесть футов. Я перевёл дыхание. Потом осознал, что после того, как перейдём реку, у нас впереди ещё порядочное расстояние, пока не выберемся на широкую тропу, а уж только потом — на дорогу. Но не было такой дороги, которая остановила бы Сесиля — да и вообще кого угодно. Это была просто дорога. Если продвинулись мы далеко, то впереди лежал путь ещё длиннее, а Сесиль-то сообразит, куда мы пошли, а мама с папой-то, наверно, ещё не вернулись. Что до бабушки, то я не знал, ушла ли она обратно домой, отправилась ли разыскивать родителей или уехала звать на помощь. Да и потом, может, она до сих пор лежит там же, где я её и оставил.
Я подумал: если доберёмся-таки до дороги, надо будет попытаться обдурить Сесиля и двинуть в другую сторону. Загвоздка заключалась в том, что в этом направлении до чьего бы то ни было дома пилить было куда дальше, а если Сесиль разгадает наш план, мы окажемся в куда большей заднице. Решил в итоге, что лучше всего направиться прямо к дому и не терять бдительности.
Пока в голове вертелись все эти мысли, а мы уже были в двух шагах от противоположного берега, на нём зашевелились кусты. Из тьмы выступил Сесиль, сжимающий в руке мачете, — выглядел он так, словно прополз сквозь работающий механизм хлопкоочистительного станка.
У него на лице было написано всё. Мы попались. Через плечо я бросил взгляд на Том. Её ответный взгляд как бы требовал от меня какого-нибудь отклика.
Я было подумал, не повернуть ли нам обратно, но, прежде чем успел принять решение, заметил, что Сесиль воткнул мачете в землю сбоку от себя. Стоя на твёрдой почве, он ухватился с обеих сторон за тросы, на которых висел Шатучий мост, и провозгласил:
— А я вас перехитрил, дружок! Поспешил вверх по реке и переправился на отмели, как следовало бы сделать и вам. А потом просто немного подождал. Теперь тебе и малышке Том — вам предстоит немножечко искупаться. Не хотелось мне, чтобы дело оборачивалось таким боком, но тут уж ничего не изменишь. Ты ведь понимаешь, да? Мне ничего и не надо было, кроме Том. Выдай её сейчас мне, позволь ей переправиться на эту сторону, и можешь идти. К тому времени, как доберёшься домой, мы с ней будем уже далеко, и я пойду намеченным курсом и никогда уже не вернусь. Вот и вся сделка, Гарри, какую я могу предложить.