– Местный? – спросил Артёмка.
– Ну да… родня Рубакина. Только ему не сообщайте сегодня. Завтра сообщите… Пожалуйста.
– Ну, значит, тогда везём обратно, и ты к нам приедь…
– Не едем, что ли? – спросила криминалистка устало.
– Отбой…
Ника обняла Артёма.
– Ну и здоровый ты стал… – сказала она, поцеловав его в гладкую щёку.
Крестник засиял, и через минуту они уже исчезли за поворотом дороги, и дальше послышалось грюканье «Газели» по шоссе, ведущему в райцентр.
Ника пошла по дороге, поглядывая на окошки Никита. Там было темно. Лягушки квакали на берегу. Ника пару раз квакнула, и весь берег затянул длинную лягушачью песню.
22.
Ника съездила в райцентр, закупилась в «Пятёрочке», где военные тоже затаривались продуктами и напитками, заехала в полицию, расстроилась и, вернувшись в Надеждино, столкнулась возле бани с Манюшкой. Та рвала уже красный и дырчатый зверобой и позвала её почистить реку от травы
– Если мы бы на моём участке берега почистили пляж, тут можно будет и лодку пристёгивать, и не надо будет далеко ходить, чтобы купаться… – весело рассказывала Манюшка.
– Кто про что, а шелудивый про баню! Тут лета осталось с кискин… хвост. И там насмерть все заросло. И смысл в осень чистить пляж. После Ильи уже нельзя купаться… – ответила Ника, таская пакеты и понимая, что это авантюра в стиле Манюшки.
– Слушай, ну давай попробуем. Давай! Надевай вечером штаны, чтоб муравьи не пожрали, и старые какие-то кроссовки, чтоб в тину не засосало. А если засосёт, чтоб не жалко.
Ника скептически улыбнулась. Она знала, к чему приводят эти приключения.
– Полномасштабный трындец.
Опять же, знаменитая лодка тогда могла бы выйти в это путешествие в последний раз.
– Ладно, давай.
День выбрали субботний, так получилось. И зря.
Вооружившись длинными шестами, Манюшка и Ника сначала откапывали лодку из ила. Это было долго и мучительно. Манюшка рассказывала, как она обманула банкомат, который ошибся и вместо одного раза, выдал ей три раза по двести тысяч.
– А я потом скрывалась! – сказала она гордо.
Пока Ника, скрутив волосы на макушке в дульку, в майке, с израненными, непроходящими от порезов о рогоз ногами рвала острейшую осоку, таскала пушистую, кусачую крапивку и визжала, отклеивая помёт новорожденных пиявок, щитом присосавшихся к её щиколоткам, на берегу шла обычная, вальяжно выходная жизнь.
С горы ревела музыка. Пьяная молодежь кувыркалась с моста, топила друг друга и бесилась на пляже.
– Ну вот! Смотри сколько травы мы собрали! – гордо вскричала Манюшка. – Теперь поплыли дальше!
Ника села на корме с веслом, так как у неё не осталось больше сил. Манюшка неустанно бросала в лодку траву.
Когда куча травы и осоки стала по пояс, Ника взмолилась прекратить.
– Нам надо к берегу, траву выкидать.
– Ну, обратно, что ли?
Ника оглянулась. Тот водный путь, что они собственноручно выдергали, сомкнулся за лодкой тиной, и ряска снова, как лежала на воде, так и лежала. Теперь плюсом на воде качались вспушённая тина и куски порванных стеблей кубышки.
– Поплыли вдоль берега и выкинем траву на большую воду! Течение её унесет, опять же, это же продукт жизнедеятельности реки!
Ника вздохнула:
– Ну ладно, поплыли.
Манюшка и Ника выгребли на середину реки. Отсюда был хорошо видны домина Дербенёвых и дом главного энергетика, а на балконе, обращенному к реке, сидела дама средних лет, с сигарой и в купальнике. Нике показалось, что женщина обвязалась двумя черными рыбинами. С высоты ей было как на ладони видно Манюшкину лодку.
Ника и Манюшка наловчились уже не покачивать лодку и принялись быстро вываливать траву за борт, но их сносило к пляжу течением и влекло прямо под глаза дамы в купальнике.
– Етить колотить, Никулин! Нас сносит вместе с травой!
Да, траву несло прямо к тому месту, под горку, где у энергетика был устроен широкий лодочный причал, и сейчас на причале возлежали два огромных мужика с басистыми голосами.
– Огребись! – крикнула Манюшка.
Ника повернула лодку боком, но трава, сгущаясь, плыла к мужикам. Наконец, с горы послышалось:
– Эй, вы, лохудры! Что вы делаете! Зачем засоряете реку!
Манюшка и Ника, переглянувшись, выбросили последнюю траву.
– Не обращай внимания! – зашипела Манюшка.
– Ишь, какие они на чужую работу внимательные! – зашипела Ника.
– А ну забирайте вашу траву. Эй, Паша, смотри! Витя, смотри! Две лохудры речку грязнят!
Оба мужика поднялись и вылезли на кончик моста.
– Девушки! Ну-ка, звездуйте отсюда, пока целы!
– А то что! – визгливо закричала Манюшка. – Мы речку чистим! Траву рвем!
– А ну поворачивайте ваш колхоз обратно! Жар-птицы хреновы! Иначе сейчас стрельнем! Нина Андревна, Нина Андревна! Несите моё ружье!
– Я депутат областной думы! – громко взвизгнула Манюшка.
– А я журналист «Московского комсомольца»! – смеясь, подхватила Ника и встав на корме, помахала мужикам рукой. – Где земснаряд? По тендеру ваша администрация выиграла очистку реки и правого рукава Ломовой! Мы сейчас делаем репортаж о небюджетном распределении выделенных средств! И берём пробу растений!
Мужики вроде бы немного помрачнели, во всяком случае, их переговоры стали тише и безматерны, и они снова сели на мостик, а потом и вовсе ушли быстрым шагом.
И дама исчезла с балкона.
Зато в ростовых окнах Дербенёвой заметались люди, что-то фотографируя через стекло. Ника сразу заметила, что там началось движение
– О, задрожали, родимые! Забегали-то как! Забегали!
Ника и Манюшка довыбросили траву и спокойно вернулись к своему берегу.
Привязав лодку на берегу за столбик, Ника поняла, наконец, как устала.
– А пошли мороженого купим… – сказала она Манюшке.
– А пошли!
И они медленно побрели по берегу, но внезапно в зарослях, где раньше гоняли коров с парома и всегда была дорога, наткнулись на запертую на висячий замок калитку и сетчатый забор, идущий прямо в речку и на гору.
– Это что за! – уперев руки в бока, спросила Манюшка. – Это же водоохранная зона!
– Да вон, смотри, у них там на берегу ещё барбекюшницы стоят, беседки какие-то.
– Не имеют права!
– Может, они весь берег выкупили уже?
– А я разберусь…
Пришлось поворачивать назад и идти через свой участок.
– Может, ты уже к нам переедешь? Тебе не скучно в бане жить?
– Да у вас шумновато будет. Мне работать надо. Вообще, я хочу с домом разобраться, чтоб его как – то хоть окончательно вычистить от мышиного говна.
Манюшка и Ника шли к сельпо, и навстречу им вырулила Кошкодёрова.
– Вот блин, опять эта! – зашипела Манюшка.
Кошкодёрова улыбнулась и прошла дальше. Ника сделала вид, что её не замечает.
– Эй, москвичка! Давно в библиотеку ездила? – окликнула Кошкодёрова Нику.
Та остановилась, и внезапно краска стала заливать её лицо.
– А чего?! Тебе тоже что-нибудь взять почитать? Может, уголовный кодекс? – спиной ответила Ника.
– Да нет, я просто! А то, говорят, библиотекарь заболел.
Ника оглянулась. Крепкозадая Кошкодёрова вальяжно шла к пляжу с айфоном в руке.
– А давай поймаем её и устроим ей тёмную? – спросила Манюшка, толкая Нику локтем. – Ведьма, как и её бабуся! А бабуся! Х-хо! То вообще! Мельникова внучка! А мельники все колдуны!
– Да ладно, я не верю в это мракобесие.
– Ну и зря! Зря!
Ника полезла за телефоном. Набрала номер Вершины. Долго ждала, когда тот ответит. Наконец трубку взяли.
– Николай Николаевич, я бы хотела заехать… дома вы?
В телефоне раздался скрип и шорох.
– Я… я… у меня… Вероника Алексеевна… Вероника… Ника…
– Я заеду? Минут через двадцать буду, хорошо?
– Не надо, Вероника Алексеевна, не надо, пожалуйста, я не за себя…
– Что случилось? Что такое случилось?
Ника потрясла телефон и снова набрала. Никто не отвечал, абонент был вне сети.
Манюшка насторожилась.
– Так, если Кошкодёрова знает что-то такое, если она тебя подкалывает…
– Никита?
– Наверное… Но его нет, уехал же он…
Ника мотнула головой.
– Интересно, надолго ли… Наверное, опять выступать… Нет, Никита тут ни при чем…
И только тогда она вспомнила, что упомянула Вершину несколько дней назад, на реке.
– Так… я всё поняла. Надо ехать.
Ника развернулась и побежала по берегу назад, обогнав Кошкодёрову. Пока Анька дошла до пляжа, Ника уже добежала до бани, переоделась, выбежала, завела машину и рванула через Набережную на Апасово.
Ника доехала до переезда, где её обогнала черная «тойота-камра» и сзади прижал «гелик».
На переезде мигал красный свет.
Из обеих машин вышли крупные парни лет под тридцать и подошли к Нике.
– Выдь-ка, тётя. – сказал тот, что был в машине спереди.
Тот крепыш, что вылез из «гелика» в мгновение ока, так, что Ника даже не успела вытащить документы, грубо схватил её за шею и потащил к машине.
Анжела пилила Никиту всю дорогу.
– Завтра протрезвеешь, съездим за машиной.
– Я никуда не поеду.
– Поедешь!
– Хватит, не хочу никуда ехать.
– Но твоя машина у Федьки! Она там что, останется? А ты как без машины?
– Никак. Ты уедешь, я коня куплю.
– Дебил ты, что ли?
– А что такого?
– Да, куплю коня, назову Малышом и буду как-нибудь на нем кататься.
– А как ты будешь кататься, ты контуженный и безрукий! И тебе на работу выходить! Кому коня-то оставишь?
Это было сказано с такой яростью, что Никита сжал кулак.
– Алёшке оставлю. Пусть худеет.
– Коня ему!
– Ну я же теперь работаю, как ты и хотела, в Москве… В управлении…
– Вот и работай! Позависай тут, а потом ехай в Москву. Купи нам квартиру, и мы с ребёнком переедем. Амельке в следующем году в школу..
– Надо же… уже в школу…
– Ну и я уже устала в этом затрапезе киснуть!