а – маленький оплот сторонников Демократической партии в штате, где большинство поддерживает республиканцев, вы ставите на 60 %. Обратимся к будущему, ко дню инаугурации. Вы узнаете, что в Атланте Абрамс набрала больше 80 % (хотя и проиграла выборы, уступив Кемпу на небольшую долю голосов). Если после этого я спрошу о вашем изначальном предположении, скорее всего, вы совершите ошибку хиндсайта, уверенно заявив, что все это время думали, будто она наберет 70 % в Атланте. Почему изменилась оценка вероятностей, которую вы дали? Предполагая отсутствие намеренного вранья, социальные психологи говорят: вы используете новую, только что полученную информацию для переоценки ситуации. Мы особенно склонны к этой ошибке, забывая суждение, выдвинутое изначально. Используя свежие данные, мы воссоздаем старые оценки вероятности, что позволяет «разгрузить разум, отбросив неточную информацию и поощряя верную»[94].
Возможно, самыми известными ошибками атрибуции являются фундаментальная ошибка атрибуции (ФОА) и ее спутник – предвзятость актора[95]-наблюдателя (ПАН)[96]. Пытаясь интерпретировать поведение другого человека, ФОА предполагает, что мы переоцениваем влияние личности и характера. Окружающие ведут себя именно таким образом, потому что они такие люди. Объясняя свое поведение, ПАН говорит о переоценивании влияния ситуации – и недооценке собственных качеств. Мы знаем, кто мы такие, и находимся прямо в гуще событий, так что часто опираемся на окружающие нас обстоятельства, чтобы объяснить, что делаем и почему.
Сравнивая то, как Франо объяснил причины автобусной аварии, с атрибуциями водителя, можем обнаружить и ФОА, и ПАН. Франо, наверное, приписал причины личным качествам водителя, а не внешним условиям, таким как погода или состояние дороги (ФОА). Когда Селака спросили о его роли в аварии, Франо мог указать на детали ситуации, а не на какие-то внутренние качества, свойственные ему самому (ПАН).
Правы мы или ошибаемся, хорошо справляемся с этим или плохо – без разницы. В любом случае мы всегда используем атрибуции для определения причины события. На самом деле почти невозможно представить человеческий мозг, у которого отсутствует умение атрибутировать. Словами двух ученых, исследующих теорию атрибуции: «Некоторые идеи невероятно глубоко укоренились в нашем разуме, например мысль о том, что у событий есть причина. Мысль об отсутствии причинности настолько чужда, что в условиях, когда мы не знаем, в чем она заключается, мы склонны связывать эти события с воображаемыми причинами (удача или везение)»[97].
Мы так упорно отвергаем мысль, что события иногда происходят сами по себе, без причины, что сами придумали ее: и это удача.
Социальные психологи, занимающиеся везением, изучают, как и почему у нас развилась склонность называть некоторые вещи или людей «удачливыми». Какие социальные элементы определяют, вытащим ли мы счастливый билетик? Каким образом окружающие влияют на наше везение и невезение? Фриц Хайдер положил начало исследованиям условий и механизмов определения причины события как везение:
«Выделяют два момента. Во-первых, условия обстановки, а не сам человек, в большей степени влияют на исход события. А во-вторых, окружающая обстановка создана в результате случайности… есть целый ряд условий, которые приводят к выводу об удаче. Одно из них – это некоторое постоянство или же, наоборот, наличие разнообразных условий… все необычное приписывается удаче»[98].
Таким образом, утверждая, что выживание в авиакатастрофе – это удача, мы на самом деле имеем в виду, что все зависело от ситуации (нечто внешнее), все произошло случайно, а также было маловероятным, необычным и редким явлением.
Современные исследования теории атрибуции сходятся в том, что везение и невезение – это внешние, нестабильные и непредсказуемые причины событий, происходящих с нами в течение жизни. Единственная разница заключается в конечном результате.
Удачей мы называем ситуации, когда события способствуют достижению успеха, а невезением – ситуации с негативными последствиями[99].
Рассуждая на ту же тему с точки зрения философии, Николас Решер оценивал удачу в согласии с Хайдером и современными исследователями. Он полагал, что мы отнесем событие к категории «удачливых», если оно произошло случайно, вероятность была достаточно низкой и оно принесло значительную выгоду (или, наоборот, значительные потери). «Если Х выиграл в лотерею – это везение; если Z попал под удар падающего метеорита – это неудача. Но случайное событие, которое является нейтральным, никак не связано с удачей: например, если кто-либо попал в тень проплывающего над ним облака»[100].
Также удачу можно интерпретировать как внутреннюю характеристику личности, нечто ощутимое[101]. Обратите внимание на язык, которым мы описываем удачу. Гидеон Керен и Уиллем Вагенаар провели опрос среди постоянных игроков местного государственного казино в Амстердаме, спрашивая, помимо всего прочего, о влиянии случайности и навыков на игру. Сначала игроки, которых они опрашивали, казалось, чувствовали себя некомфортно, услышав вопрос о роли случайности в их поведении. Они описывали свои игры, используя три переменные, а не две, предложенные исследователями, говорили, что, помимо навыков и случайности, влияла удача. Ее четко отделяли от понятия «случайность». Сами игроки описывали удачу следующим образом:
«Нельзя заставить удачу прийти к тебе. Надо ждать, пока она появится сама… С другой стороны, ее легко потерять, если использовать без мудрости. Или не суметь использовать вовремя, например просто не заметив свой счастливый день, пришедшее везение в картах или удачливого крупье. Наконец, можно испортить везение, не заметив, что эпизод удачи кончился, и проиграть все, что было выиграно»[102].
Эти люди, близко знакомые с понятиями и часто на них полагающиеся, воспринимают удачу и случайность как два различных фактора. Первое – это личная характеристика, в большей или меньшей степени присущая каждому. Когда она в большей степени проявляется у конкретного представителя, ему «больше везет». Случайность же, с другой стороны, связана с результатом ставок – и одинакова для всех. На нее никак нельзя повлиять, зато удачу можно использовать в своих целях, поскольку она приходит волнами, поднимаясь и отступая снова и снова, словно прилив. Словами одного игрока: «Искусство игры заключается в том, чтобы поймать гребень волны»[103].
Мы можем сказать, что нам везет, так же, как говорим, что нам весело или грустно. Это ощущение подразумевает нечто большее, чем просто внешнюю, нестабильную и непредсказуемую категорию причинно-следственной связи. Это также характеристика, которой обладают некоторые люди, нечто, что можно привлечь или оттолкнуть, используя правильные символы, ритуалы, молитвы или жертвы.
Социальный психолог из Университета Тромсе в Норвегии Карл Халвор Тейген исследовал, как обычные люди воспринимают удачу. Для начала он решил определить, используем ли мы понятие базовой вероятности, чтобы понять, удачливое ли это событие или нет. Подсчитываем ли мы, как предполагал Хайдер, вероятность событий, называя необычные или крайне невероятные следствием удачи в плохом или хорошем смысле? Он попросил студентов своего университета прочитать две небольшие истории об азартных играх. В них говорилось об Энни и Лив, которые вращали одно из двух подобий рулетки, только без очков и шарика (иллюстрация 3.1). Первая история описывала, как Лив играет с рулеткой А, поделенной на три сегмента: черный, серый и светло-серый. А Энни играет с рулеткой Б, которая поделена на восемнадцать частей: по шесть черных, серых и светло-серых. Игрок выигрывает, когда колесо останавливается и стрелка оказывается на черном. Лив и Энни вращали рулетки – каждая свою, и у обеих выпадало черное, победа. После того как участники прочитали описание игры, Тейген спросил, кто из девушек чувствовал себя более везучим[104].
Оценивая везение с точки зрения вероятности, обе девушки должны были ощущать себя одинаково везучими (рассматривая шансы статистически). Они полностью совпадали, как и вероятность выиграть.
Иллюстрация 3.1. Эти колеса использовались в эксперименте Тейгена 1996 года. Вероятность выпадения черного одинакова для рулеток А и Б, несмотря на разницу во внешнем виде.
Вероятность события рассчитывается следующим образом: количество случаев, когда происходит целевое событие (выпадение черного сегмента после вращения колеса), к количеству всех возможных итогов. У Лив, которая играет за рулеткой А, шанс выигрыша один к трем: на колесе один черный сегмент, а всего их три (шанс выиграть в таком случае – 1/3, или 33 %). Энни играет с рулеткой Б, и ее шанс выигрыша – 6 из 18 (6/18 можно сократить до 1/3, или 33 %). Вероятность победы оценивается абсолютно одинаково. Несмотря на это, в исследовании Тейгена студенты оценили ситуацию иначе. 76 из 89 студентов (85 %) сказали, что Энни бы чувствовала себя более везучей чем Лив, вращая рулетку с 6 сегментами черного против 18 в сумме. Только 9 студентов оценили везение одинаково, 4 сказали, что Лив при выигрыше чувствовала себя более удачливой.
Подобный результат – отличный пример нашей склонности неправильно оценивать вероятность. Студенты могли реагировать на размер черных сегментов в каждой рулетке. Может показаться, что Энни везет больше, поскольку из-за небольшого размера сегментов складывается впечатление, будто стрелка с трудом может попасть на черное в рулетке Б. При этом студенты могли проигнорировать тот факт, что на колесе Б больше черных сегментов и на обеих рулетках количество совпадает. Это типичная проблема при оценке вероятности. Многие исследования подтвердили: зачастую нас отвлекают нерелевантные факторы, например размер сегментов (в нашем случае), и мы пропускаем действительно важную информацию (общее количество черного)