Студенты заполняли опросник о своем самочувствии, а подставной громко и вслух заявлял, что у него все отлично. Затем покидал комнату, чтобы остальные могли сыграть роль «шамана». Им предлагали «ярко и образно представлять» что-либо о «жертве» (по счастью, про себя) и втыкать иголки в куклу вуду, в том числе в голову. Дальше подставного приглашали в комнату, и все снова заполняли опросник о самочувствии. Отличие заключалось в том, что в этот раз он жаловался на больную голову. Участников-«колдунов» просили оценить, считают ли они себя причиной этой боли, – и именно так люди и считали. Студенты, которых просили отрицательно думать о жертве, с большей вероятностью утверждали, что их проклятие сработало, по сравнению с группой, которую просили думать нейтрально о менее неприятном человеке. Респонденты-«вуду» вели себя так, словно их злые мысли призвали головную боль. Помимо этого, сообщали, что не ощущают себя виноватыми, прокляв капитана Мерзость: ведь он сполна заслужил эту головную боль.
Пронин с коллегами продолжили работу, чтобы выяснить, влияют ли позитивное мышление и вдохновляющие мысли на мнение участников о причине их успеха в сложном задании. И опять исследование показало, что респонденты верили, будто такие мысли принесли им успех. Ученые даже уточнили это вне лаборатории. Они спросили людей на празднике в честь Суперкубка, как часто те думали об игре в процессе, а затем спросили, считают ли они, что внесли свой вклад в результат. Чем чаще участники думали об игре, тем выше оценили влияние своих мыслей на ее ход. Казалось неважным, выиграла их любимая команда или нет. Даже те фанаты, кто болел за проигравших, утверждали: чем больше они думали об игре, тем сильнее влияли на проигрыш.
По словам Пронина, мы считаем свои мысли «причиной некоторых событий точно так же, как воспринимаем физические объекты причиной смежных с ними явлений»[147]. Услышав громкий шум, мы прибегаем на кухню и видим ребенка рядом с разбитой тарелкой, связывая причину и эффект. Или же потираем кроличью лапку перед важным докладом начальству – а затем получаем повышение. Тогда лапка становится символом везения и хороших событий, и мы с ней не расстаемся. Иногда подобные атрибуции рациональны – но далеко не всегда.
Магическое мышление и теория атрибуций идут рука об руку.
Более того, магическое объяснение события можно считать своего рода ошибкой мышления, как при виде враждебности в неоднозначной ситуации или когда приписываем успехи своим качествам, а неудачи – чужим. Говоря, что кто-либо погиб из-за того, что коснулся мумии, мы прибегаем к атрибуции: предполагаем причину в причинно-следственной связи. Когда я утверждаю, что выиграла в рулетку или пережила автокатастрофу без единой царапины, поскольку я везучая, – я прибегаю к атрибуции. Они нелогичны и нерациональны – но все равно это атрибуции.
Есть два способа подтолкнуть кого-либо к магическому мышлению. Во-первых, отсутствие контроля над ситуацией кажется очень важным элементом в суеверном поведении и утверждениях о везении и невезении. Это может быть реальное отсутствие контроля и ситуация, воспринимаемая как отсутствие контроля. Вспомните о явлении под названием «парейдолия»: обнаружение закономерностей в случайном шуме. Наша привычка искать и находить их в окружающем мире – от лиц на изрытой кратерами поверхности Марса до лика Девы Марии в дереве – процветает.
Дженнифер Уитсон и Адам Галински изучали роль, которую сыграл контроль (не важно, реальный или воображаемый) в обнаружении иллюзорных паттернов в случайных визуальных стимулах. Они обнаружили, что люди, не чувствовавшие контроля, а также те, кого просили вспомнить о подобном, с большей вероятностью обнаруживали закономерности там, где их нет, в отличие от тех, кто ощущал хоть небольшой контроль. Проведя шесть экспериментов, посвященных исследованию данного феномена, ученые пришли к мысли, что «необходимость чувствовать контроль над ситуацией настолько сильна, что люди склонны находить несуществующие закономерности в случайном распределении, чтобы вернуть мир в состояние предсказуемости»[148]. Чувствуя обратное и говоря, будто события произошли именно так благодаря удаче и нашему везению, мы восстанавливаем чувство контроля.
Джордж Гмельч, социолог, исследовал суеверия бейсболистов перед игрой и пришел к ряду интересных заключений. Во-первых, оказалось, что ритуализированное поведение игроков положительно влияло на их чувство контроля за своим выступлением. Во-вторых, доказательство влияния ритуалов на ощущение контроля заключалось в том, что у питчеров и отбивающих есть масса суеверий, а вот у аутфилдеров их почти нет.
«Ритуалы в первую очередь связаны с бросками и отбиванием – с действиями, на которые в большей степени влияет случайность, а не с действиями аутфилдеров… В отличие от отбивающих и питчеров, аутфилдеры практически полностью контролируют результат своего поведения на поле. Как только мяч летит в их направлении, никто уже не может вмешаться и повлиять на шансы поймать его… В сравнении с питчерами и отбивающими, аутфилдерам почти не о чем переживать. Они знают, что в девяти целых семи десятых случая из десяти, они отлично справятся с заданием. Учитывая такую высокую вероятность успеха, ритуалы им почти не нужны»[149].
Второй фактор, влияющий на появление магического мышления, – стресс. Мы с большей вероятностью прибегнем к магическому объяснению ситуации (например, сказав, что это чистое везение), когда нервничаем или рискуем потерять нечто ценное, если все пойдет не по плану. Джеффри Радски и Эшли Эдвардс исследовали, как одна демографическая группа, очень суеверная (и, как правило, подвергнутая стрессу), а именно студенты, прибегает к магическому мышлению[150]. Хоть это и может показаться удивительным, студенты особенно суеверны, когда это касается вещей, влияющих на их оценки. В исследовании, где приняло участие 426 студентов, выяснилось: почти 70 % из них оказались суеверными и прибегали к каким-либо ритуалам для привлечения удачи перед экзаменом, начиная с попыток занять «счастливое место» в аудитории до отказа общаться с «невезучими» перед экзаменом. Радски и Эдвардс просили респондентов оценить, с какой вероятностью они бы использовали ритуал на удачу, чтобы сдать тест. Обнаружилось следующее: вероятность, что студент прибегнет к ритуалу, росла вместе с ростом ставок – чем важнее экзамен, тем больше студенты нервничали и с большей вероятностью надевали амулеты или пытались занять то самое «счастливое место».
Ученые полагают наличие трех причин связи между стрессом и суевериями[151]. Во-первых, ритуалы могут помочь студентам сконцентрироваться на экзамене. Однако некоторые, кажется, заменяли реальную подготовку. Например, одному студенту нужна была монетка, чтобы привлечь удачу на время теста. Все замечательно, только он не мог найти ее и опоздал на экзамен, поскольку слишком долго шарил по земле на автобусной остановке в поисках особенного амулета. Во-вторых, использование ритуалов может уменьшить стресс и помочь расслабиться. И в-третьих, ритуал способен обеспечить хотя бы иллюзию контроля в том, что студенты, к сожалению, часто воспринимают как неконтролируемую ситуацию.
В 1975 году Эллен Лангер ввела идею иллюзии контроля[152]. Она обнаружила, что люди в большей степени ожидают успеха в тех ситуациях, где от случайности зависит больше, чем от реальных возможностей. Столкнувшись с ней, мы ведем себя так, словно все контролируем, полагая, что когда мы знакомы с заданием, то справимся лучше. Или, когда у нас есть хотя бы некоторая возможность выбора, мы воспринимаем все задание целиком так, будто оно зависит от наших навыков, а не от случайностей – и опять же думаем, что все будет хорошо. Люди склонны делать так, поскольку, ощущая контроль – и даже его иллюзию, мы оцениваем собственные шансы на успех выше и меньше нервничаем.
Тревожность также кажется важным фактором, когда мы решаем, прибегать ли к магическому мышлению. Поэтому исследователи задались вопросом, отличаются ли черты характера тех, кто верит в удачу и магию, от скептиков? Первые более склонны к тревожности, чем вторые? Множество ранних исследований, посвященных попыткам отобразить типичный характер человека, убежденного в существовании сверхъестественного, описывало весьма нелестный портрет. Стюарт Вайс создал описание личности суеверного человека, опираясь на данные ряда различных лабораторий[153]. По его мнению, такой человек склонен полагаться на интуицию, предчувствия и ощущения, а не на внимательное и системное изучение обстоятельств, а также склонен воспринимать жизнь как нечто, подчиняющееся неподконтрольным ему факторам. Помимо этого, у него низкая самоэффективность, и он чаще верит, что не способен достигать целей, а также слабое эго (он хуже справляется с повседневными трудностями и быстрее сдается, столкнувшись с ними). В целом портрет суеверного – это изображение человека со слабым психологическим здоровьем, не умеющего преодолевать трудности. Не очень-то приятно.
Аарон Кей с коллегами полагают, что, когда мы слабо контролируем ситуацию или, еще хуже, не контролируем совсем, мы ощущаем потребность защититься от случайностей и хаоса.
«Наша линия защиты от восприятия случайности – это поиск закономерностей, пусть даже иллюзорных, в окружающем мире. Вера в институты, которые подразумевают структуру и контроль… также может эффективно удовлетворять эту потребность. Люди смотрят в небеса в поисках порядка и божеств, которые вмешаются в происходящее на земле, чтобы контролировать это»