Лейла закрывает рот рукой и сдерживает смех. — Только не начинай про Джаз, — она кивает в направлении девочки, которая сидит рядом с Петрой в конце стола. Джаз набирает целую тарелку ягод и кусков яблок, а затем сует все это себе в рот. — Вчера она наблюдала, как я беседовала с Леви, и сразу же подскочила и начала квакать: «Отношения между мятежниками запрещены, ты забыла, Лейла?» Я правда чуть от смеха не описалась. Сколько ей лет? Пять? Я была здесь раньше, чем она выползла из пеленок. Видимо, ее все еще кормят грудью.
— Ей девять, — говорит Алина. — И о какой груди ты говоришь?
— Девять? А относится ко мне, как будто она моя мать. Иногда, возможно, я и перебарщиваю, — корит Лейла сама себя и отправляет землянику в рот.
— Не так громко! — предупреждает Дориан. Затем поворачивается ко мне: — Не переживай, Петра точно скоро тебя выпустит. Просто тебе нужно быть послушной и почтительной. По отношению к ней и ее любимчикам.
Когда мой взгляд обращается в конец стола, я замечаю, что Петра и девочка наблюдают за мной. Я пытаюсь улыбнуться, после чего Джаз нерешительно кивает мне и делает глоток из стакана Петры.
— Она испытывает тебя, — шепчет Алина. — Но ты выглядишь печальной, и это не понравится ей, печальную тебе нельзя использовать. Попытайся выглядеть гневной. Ты — недовольная Вторая и поэтому присоединилась ко мне. Тебя все достало и ты готова бороться, окей?
Попытайся выглядеть сильной, Беа.
Я осматриваю людей вокруг стола и понимаю, что она имеет в виду: все присутствующие сидят прямо, у всех есть шрамы или контузии. Одно мне ясно: Это не место для неженок. Неженки остаются в куполе, глубоко дышат, если получается, избегают прививок и ждут спасения.
Алина подает мне тарелку, чашку и ложку из середины стола.
— Вот, ешь, — приказывает она.
Я начинаю с супа, и вкус картофеля и этого овоща, который Дориан назвал «зеленый лук», настолько превосходен, что я сразу беру добавку, а затем еще и еще.
И поэтому мой живот полон до краев, так что там больше нет места для всех остальных вкусностей. Я только попробовала немного ежевики, и в этот момент Петра снова берет слово.
Пока она говорит, я кладу небольшие кусочки еды на тарелку и украдкой перекладываю их в мою сумку, для Мод.
— Мы проводим эту трапезу в стенах нашего безопасного убежища, пожалуй, понимая, что это наша последняя трапеза в общем составе, — говорит Петра. — Мы благодарим это место за многолетнюю защиту, которую оно предоставил нам. Мы благодарим землю. Мы благодарим воду. Мы благодарим растения и деревья, корни, листья, цветы и плоды. Мы благодарим наших соратников за то, что они обрабатывают наши сады. Мы благодарим духов, которые умерли за нас. Именем земли мы демонстрируем вам наше расположение и преданность. Мы приветствуем вас.
С этими словами все присутствующие прижимают ладони груди на уровне сердца и наклоняют головы.
— Да будет так, — заканчивает Петра.
— Да будет так, — вторит хор голосов.
— А теперь отведи ее назад вниз! — приказывает Петра через стол, и Алина вскакивает и спешит к двери. Я следую за ней. — Как тебя зовут? — кричит Петра мне вслед.
Я хочу ответить, но резкий писк останавливает меня. Вокруг меня гудит бормотание. Петра потирает подбородок. Я пытаюсь держаться прямо насколько это возможно, хотя чувствую, что все мое тело дрожит.
— Беа Виткрафт. Я — Вторая и охотно послужила бы делу, — отвечаю я, наконец. И в этот момент понимаю, что именно это и имею в виду.
Когда Алина ведет меня назад в камеру, я достаю украденные куски еды.
— Что ты там делаешь? — пыхтит Алина. — Что это там?
— Мод тоже хочет есть.
— Скажи же, все нормально? Если бы Петра поймала бы тебя с этим, приказала бы тебя наказать.
— Она хочет позволить Мод умереть? — спрашиваю я.
— Она могла убить тебя. Или меня.
— Тогда освободи Мод, — я умоляюще смотрю на Алину. — Дай ей по меньшей мере шанс.
Ты могла бы сказать, что она одолела тебя, и мы дадим ей один кислородный баллон. Что еще она сможет сделать?
— И куда она пойдет? Сколько дней сможет прожить с одним кислородным баллоном? А что если она предаст нас?
— Прекращай с этим, как будто все так или иначе будут арестованы.
— Нет, не могу. Я не могу снова пойти против правил. Если здесь и есть что-то важное, так это послушание. Это единственный путь, который приведет нас к успеху.
— Послушание? На тебя совершенно не похоже.
— Я доверяю Петре. Посмотри же, что она сделала для всех. И это создали люди, которых она привела к этому, установив свои правила.
— Почему ты не можешь просто довериться своим чувствам?
— Последний раз, когда я доверилась своим чувствам, кое-кто умер, — глаза Алины приняли жестокое выражение и внезапно уголки рта напряглись. Внезапно, мне стало ясно, что я не смогу убедить ее.
— Вероятно, Петра найдет применение для нее. Давай надеяться на это, — Алина открывает дверь камеры, забирает мой кислородный баллон и показывает мне, что я должна вернуться к Мод. Затем некоторое время она стоит и смотрит на нас, прежде чем запирает дверь снаружи.
К сожалению, я не могу долго удерживать еду в желудке. Слишком долго я питалась химикалиями, порошком и пилюлями. Едва Алина закрыла дверь, я выблевываю все, прямо на свою одежду.
— Мне очень жаль, — бормочу я.
Мод проводит рукой по моему лицу и вытирает своим рукавом мой подбородок и трет рубашку. Я совершенно забыла попить, хотя на столе стоял кувшин со свежей водой.
— Мы могли бы получить немного воды? — кричу я. — И немного больше кислорода? Мне не хватает воздуха, — я приближаюсь к двери и повторяю просьбу снова и снова. Но никто не отвечает, даже Алина.
— Хватит уже золотце, — бормочет Мод, в то время как ее живот громко урчит.
— О Господи, я принесла тебе немного еды, — вспоминаю я, достаю кусочки еды из сумки и подаю их ей.
Недоверчиво Мод ощупывает фрукты, затем берет ломтик яблока и жадно глотает его. А потом сразу же хватает следующий. — Медленней, — предостерегаю я.
Когда она заканчивает, мы сидим спина к спине и стараемся сберечь силы.
Я чувствую себя слабой и разбитой как никогда прежде. Один или два раза мы еще пытаемся кричать. Но там нет никого, кто мог бы нас услышать и был бы готов нам помочь.
Уже несколько часов мы не обменивались ни словом. Нет ничего важного, что мы могли бы высказать.
Когда Сайлас, наконец, ведет меня наверх по лестнице и долго стучит в дверь, пока кто-то не открывает нам дверь, уже стемнело. Я часто спотыкаюсь позади него, взгляд ошеломленно направлен в землю.
Я перестал воспринимать вещи вокруг себя.
Мы добрались до Рощи мятежников. По-хорошему, я не смог бы закрыть рот от удивления: Роща — это старый футбольный стадион.
Но как мысль о футболе может воодушевить меня? Мой отец. Мой. Я не могу выбросить его лицо из головы. В моей голове мой отец медленно превращается в дьявола.
С рогами, хвостом и дымящимся трезубцем. И все же он остается моим отцом, который брал меня с собой играть в парк, когда я был маленьким ребенком.
Отец, который вечером, если близнецы давно должны были спать, щекотал их ноги.
Мужчина, который целовал живот моей беременной матери, прежде чем пойти на работу. Да, а еще это мой отец.
Сайлас шепчется с кем-то и через пару минут темнокожая женщина в длинном пальто начинает кричать. У нее в руке кнут, а рядом маленькая девочка.
— Это семейная традиция? Что это значит? — спрашивает она.
— У меня не было другого выбора.
— Придерживайся правил! — кричит она. — Ты самовольно набрал членов в команду. Можно сказать, что нам повезло, когда Министерство убило этого типа Абеля, или как там его.
— Что? Нет, я не авторизовал Абеля. Он сказал мне, что Алина…
Однако он не продолжил дальше, так как женщина ударяет его рукояткой кнута прямо в лицо.
Она почти на две головы ниже чем Сайлс, а ее кулаки наверное раза в два меньше чем у него, но он не наносит ответный удар. Он просто стоит там и выглядит маленьким и яростным.
— Я никогда не противоречил тебе, — говорит он. — Но вещи там снаружи изменились. Они больше не такие как раньше. Нам нужны новые правила. Нам нужен новый план. Наши противники гораздо многочисленнее чем раньше. Они объединили войска. Пока мы говорим, целая армия движется через город. У нас еще максимум пара дней, чтобы подготовиться. Они уничтожат нас, если найдут здесь. Уничтожат.
— Это никакие не новости. Роксана и Леви были сегодня снаружи. Леви видел их. Мы собрали штаб планирования, который занимается проблемой.
— Никакого отдела планирования, Петра. Слишком поздно для этого. Нам надо бежать. На север в отряд «Красное дерево» или к тополю. Или в западном направлении к Секвойе.
Это Петра. Алина говорила про нее как про полубогиню. Но она просто женщина.
— Твое положение не позволяет тебе указывать мне, что мы должны делать, — Петра снова поднимает руку, но на этот раз она не ударяет Сайласа, так как девочка рядом с ней хватает кнут. Петра мрачно смотрит на Сайласа, ненадолго закрывает глаза и обращается ко мне.
— Итак ты Премиум, — поднимает меня за ухо с татуировкой и щипает. Я кричу. — И ты не так мертв, хотя Алина пыталась убедить меня в этом, — добавляет она и отпускает меня.
— Как? Что ты имеешь в виду? Ты знаешь о нем? Алина здесь? — спрашивает Сайлас.
Петра складывает руки, но не говорит.
— Да, Алина здесь, Сайлас, — говорит ребенок, после чего Сайлас делает глубокий вздох облегчения. — Она на стрельбище. Я могу отвести тебе туда.
Сайлас гладит малышку по красным кудрям на голове, и она улыбается ему.
— Что насчет остальных? — спрашиваю я. — Они тоже здесь? И если да, то где? Ты можешь отвести меня к ним?
— Мы не знаем о ком ты говоришь, верно, Джаз? — говорит Петра, после чего девочка медленно качает головой.
— Квинн будет нам полезен, — заверяет Сайлас и становится передо мной, за что я действительно благодарен ему, так как Петра снова размахивается кнутом. — Даже очень полезен. У него есть хорошие контакты.