здесь.
Девчонка вдруг резко втянула носом воздух и дернулась, елозя по нему бедрами.
И он не выдержал – крышу снесло от такой податливости… Набросился, перевернул их обоих… и подмял ее под себя, жадно целуя все, что было в досягаемости...
– Маленькая моя… хорошая… – бормотал почти бессвязно, уже ничего не соображая. – Хочу тебя… прямо здесь хочу…
Впился ртом в ее губы, заставляя раскрыть их, и даже застонал от сладости – будто в шоколадную конфету с ликером языком проник…
И тут его окатило настоящей эйфорией, как она есть – шаря по груди Бэмби, он вдруг почувствовал под тканью платья ее соски - маленькие, твердые, явно напряженные горошины! Давай! – кричали эти горошины, – можно! Все можно!
Более не сомневаясь, Мещерский протиснулся рукой между ног девушки, уже предвкушая, какое там все нежно-мокрое и восхитительно открытое...
И замер на подступе к тонкой полоске кружев, обескураженный неожиданно соленым привкусом поцелуя.
Бэмби всхлипнула.
– Пожалуйста, не надо… я… не хочу…
Приподнявшись, медленно приходя в себя, Мещерский смотрел в раскрасневшееся, все в слезах девичье лицо.
– Бл*ть! – выругавшись, резко сел промеж стройных ног – и когда только успел раскинуть их в стороны?
Поморгал, не веря, что мог такое сотворить – платье задрано, трусики уже почти на бедрах. Бедняжка только и могла, что всхлипывать и барахтаться под ним, кабаном. Хорошо хоть всхлипнуть догадалась, а то так бы и довел дело до конца, и похрену, хочет она диванного секса в первое же «свидание» или нет.
Бэмби внезапно очнулась, собрала ноги в кучу и скатилась с дивана на пол.
Не тут-то было. Насильник из него, конечно, никудышный, но от допроса эта динамщица так быстро не слиняет.
Поймал он ее уже у выхода – схватил за плечо, хлопнул за ее спиной полуоткрытой дверью и развернул к себе лицом.
– Говори! Как сюда попала? Что делала в моем кабинете?
Лицо ее снова жалобно сморщилось.
– Я… я хотела…
– Не реветь! – он прижал палец к припухлым от его поцелуев губам. – И говори правду. Я все равно добьюсь от тебя правды.
– А можно… можно я сяду? – дрожащим голосом попросила Бэмби, и его сердце предательски дрогнуло.
– Можно.
Крепко держа за руку, он подтащил ее к письменному столу и усадил в свое же кресло. Сам стал рядом. Буквально заставил себя сделать грозное лицо – что было довольно непросто, учитывая обстоятельства.
– Начни со своего настоящего имени.
Вжав голову в плечи, Бэмби бросила на него робкий, косой взгляд и кивнула.
– Ладно. Меня зовут Соня. И меня заставили… сделать кое-что… не очень хорошее.
***
Опустив голову, я не видела, как он меряет шагами комнату, но слышала очень хорошо – четкие, тяжелые шаги по паркету, глохнущие, когда мужчина пересекал ковер.
Я молчала – боялась пикнуть. Какое там пикнуть! – боялась вздохнуть громче обычного, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания. Потому что привлекла его уже так, что долго теперь буду расхлебывать.
Какой черт меня дернул все рассказать Мещерскому? Наверное, тот же, что подбил согласиться на предложение Шубина.
– Едь домой, - приказал вдруг директор – таким холодным и отстраненным голосом, будто не пытался залезть ко мне в трусы всего лишь полчаса назад.
– Как… домой? – не поняла я. – А как же…
Вместо ответа он подошел к столу, вытащил меня из кресла и сел сам, откинувшись на спинку. Ввел в компьютер пароль.
– Я дам тебе список кредиторов с позапрошлого месяца – почти все они уже неактуальны. Дашь своему Шубину, пусть долбится в стену. И тебя не тронет.
«Своему Шубину» кольнуло больнее, чем «маленькая, лживая дрянь», которым меня наградили минутой ранее. Стиснув зубы, понимая, что обижаться мне не на что, я приняла щедрый подарок – флешку с записанной на ней фальшивой информацией. Это должно покончить с ужасным недоразумением, по которому кто-то решил сделать из меня агента 007, обезопасить мамину работу и, если Шубин не врал, вернуть ей любимую машину.
– Большое спасибо, – поблагодарила я ровным голосом.
– Всегда пожалуйста, – съязвил Мещерский. – Обращайтесь, если что.
Вскинув подбородок, я процокала каблуками к выходу, крутя в голове его же фразу – «не реветь, не реветь, не реветь!» Дернула за ручку, успокаивая себя, чтобы не дай бог не грохнуть напоследок дверью – не имею я права ничем грохать, хоть и страсть как хочется.
Вот приеду домой – и пореву, и грохну.
До самой последней секунды я ждала, что он остановит, позовет меня обратно, пожалеет несчастную дурочку, так глупо попавшую в жернова акульего бизнеса… защитит – хотя, в принципе, он и так сделал более, чем достаточно для шпионки, чуть не порушившей ему бизнес.
А еще я хотела, чтобы он продолжил то, что начал. Потому что мне понравилось, как он зажимал меня на диване – пусть под конец я и испугалась. Мне понравилось, как жарко он дышал мне в ухо, приговаривая бессвязные, ласковые пошлости… понравился его запах… его борода, даже одеколон понравился... И да, черт возьми, мне был крайне приятен вминающийся в бедро напряженный бугор под его брюками!
Дверь, придерживаемая рукой, тихо кликнула за моей спиной.
Не позвал. Как и следовало ожидать.
Проглотив слезы, я пошла по коридору в сторону лестницы, хоть можно было не осторожничать и поехать на лифте.
Уже на лестничной площадке я услышала тихую вибрацию телефона. Не глядя, полезла в телефон, не глядя ответила.
– Ну что? Справилась?
Споткнувшись, я чуть не полетела с лестницы – до такой степени была не готова к голосу негодяя Шубина.
– Да, – как можно спокойнее ответила, сжимая в руке флешку. – Все прошло на ура. Где мне с вами встретиться?
– В этот раз я подъеду к твоему дому, но на будущее нужно будет придумать как устанавливать связь другими способами – и не через Марину. Потому что, как только в твоей новой фирме обнаружат, что у кредиторов выкупают их доли – а они это обнаружат и очень скоро – я буду первым, за кем установят слежку…
– Погодите-погодите… – сумбур в голове достиг максимума, мозги отказывались воспринимать информацию. – Что значит – «на будущее»?
Шубин ухмыльнулся.
– Ты, что, серьезно думаешь, что всю эту подготовку мы провели для того, чтобы украсть несколько несчастных инвесторов? Да у них хорошо если пять процентов от акций «Меридиана» – и это в самом оптимистичном случае.
– Но… вы же обещали… что отпустите меня… – чувствуя, что слезы, наконец, нашли дорогу вниз по щекам, я бессильно упала на ступеньку.
– Знаешь, ты такая наивная, что это даже мило… – отвлеченно заметил Шубин, шурша какими-то бумагами. – Мещерский жонглирует кредитами – перетасовывает их каждый месяц. Чтобы скупить достаточно большую часть его компании, необходимо отслеживать как минимум в течение нескольких месяцев. И ты предлагаешь мне начать все с начала – с новым человеком, который может облажаться и все запороть? Ты в своем уме, Демидова?
Я зажала нос и рот рукой, чтобы не издавать никаких звуков – если заставила себя не расплакаться перед мужчиной, питающим ко мне нежные чувства, то и перед Шубиным смогу.
Через пару секунд меня отпустило – хватанув несколько раз ртом воздух, я снова смогла говорить.
– Можете на меня больше не рассчитывать! И буфет мне ваш не нужен – найду что-нибудь получше.
Шубин снова ухмыльнулся.
– Я предполагал, что ты откажешься...
Неприятный, колющий холодок пробежался по моему позвоночнику. Что значит – предполагал? Зачем тогда вообще об этом говорил, если знал, что я откажусь? Если только заранее не приготовил ответку…
Мои опасения подтвердились.
– Завтра утром твоя мать получит увольнительное письмо с приказом немедленно покинуть место работы. Именно письмо – безличностную, казенную бумажку из отдела кадров – будто она не человек, а никому не нужный мусор. Представляешь, какой эффект это будет иметь на ее депрессию?
Не выдержав, я всхлипнула.
– Я же сделала все, что вы просили… у нас был уговор…
– Как только согласишься работать, – не слушая, продолжил Шубин, – мать позовут обратно.
И он отключился.
Глава 9
Больше всего на свете Богдан Мещерский не любил сюрпризы.
Он не любил их с самого детства, а уж с юношества точно – причем ни как получатель, ни как устроитель. И всегда искренне пытался понять, почему нельзя просто сказать, чего хочется больше – сережки или браслетик, и почему это непременно должен быть «сюрприз».
Ведь всегда чего-то хочется больше, чем всего остального, а требуя сюрприз, женщина уменьшает свои шансы получить желаемое ровно в два, если не в три раза. Ну, и на хрена, спрашивается, ей это нужно? Чтобы в очередной раз повздыхать «ах, он меня не любит, раз не угадал»?
Со своей стороны Мещерский готов был на что угодно, лишь бы избавить себя от сомнительного удовольствия всяких нежданчиков, вечеринок-сюрпризов и незнакомых, не им выбранных одеколонов.
И сейчас он готов был на это самое что угодно, лишь бы покачивающая ножкой, полуголая Оксана в кресле рядом с кроватью оказалась не очередным «сюрпризом»… а... ну, хотя бы сном.
– Сюрприз… – томно протянула Оксана, разбивая его надежды.
Увы, не сон. Сюрприз.
– Твою ж мать… – еле слышно выругался он, быстро соображая. Любовница явно не приехала попить с ним утреннего кофе. Но трахать ее сейчас, с похмелюги, когда перед глазами – совсем другое лицо? Увольте.
Он уже сто раз за сегодняшнюю ночь пожалел, что прогнал Бэмби, только-только обретя ее. Пусть узнал про нее все, включая адреса, пусть поднял человека посреди ночи – проследить, как до дому доберется. Пусть твердо решил, что сегодня же свяжется с ней и уже никуда больше не отпустит.
Все равно. Не надо было так грубо посылать ее – ничего так не ранит, как равнодушие. Наорать, отчитать, довести до слез, в конце концов… Но не прогонять.