Я и договорить не успела, как он подхватил меня за талию и прижал к себе, оттягивая голову назад за волосы.
– Ты не поняла, что ли, сучка? Идешь ко мне в машину и спокойно, по-взрослому отсасы…
Тут уже он не договорил.
Сила, с которой его сбили с ног и повалили на землю, была сравнима с цунами. Или грузовика на полном ходу. В любом случае, эффект был схожий – оторвавшись от меня и отлетев метра на два, здоровяк треснулся головой о землю и так и остался лежать – неподвижный и придавленный другим мужским телом, таким же по габаритам…
Хотя нет, не таким же. Крупнее.
– Богдан… – вдруг расплакалась я, только сейчас поняв, как сильно испугалась.
***
Как стало понятно минутой позже, от больницы – или еще чего похуже – любителя минетов спасло недоумение. Не его, разумеется – он был слишком глубоко в нокауте, чтобы недоумевать хоть по какому-либо поводу.
Врезав пару раз лысому в челюсть и занеся руку для финального удара – с таким видом, будто собирался всадить нос моего обидчика прямо ему в мозг – Богдан остановился, непонимающе хмурясь.
- Твой любовник – Халк?
– Что? – я даже всхлипывать прекратила, до такой степени дико это прозвучало.
– В ресторане этот говнюк выглядел более… хлипким. Когда ты успела превратить его в чудовище?
О боже, он видел нас. Следил за Шубиным, наверное…
Внезапно обессилив, я снова опустилась на землю. Ведь ту сцену никак по-другому не интерпретируешь… никак не объяснишь. Рассказывать все сначала? Да он и слушать не захочет.
– Он не мой любовник… – мертвым голосом произнесла я, рассматривая собственные руки.
Будто почувствовав, что говорят про него, лысый зашевелился и захрипел. И тут же получил кулаком в нос – еще один нокаут.
– А где твой? – Богдан говорил почти спокойно, не глядя на меня, будто я была чужой, ничего не значащей для него женщиной. Будто не мне он кричал в телефон – «Уходи оттуда! Немедленно уходи!» Будто не из-за меня только что избил человека и собирается бить дальше…
Подув на костяшки – видать уже саднило – он заехал по бесчувственному телу еще пару раз. Медленно встал, повернулся ко мне, заслонив собой далекий уличный фонарь.
– Я спросил, где твой? – теперь голос был таким же, как тогда, в офисе, когда он заступился за меня перед обнаглевшей сотрудницей.
Я подняла на него зареванные глаза. Слезы уже не шли, но от осознания, что я испортила все, что только было возможно, стало вдруг так плохо, что даже затошнило. Я неловко дернула плечом.
– Не знаю. Уехал, наверное.
Богдан ухмыльнулся.
– Мило. Ну что ж, найду его позже. А теперь вставай и пойдем отсюда.
И пошел прочь, не оглядываясь.
Робкая надежда закралась в мое сердце – куда пойдем? Неужели возможно прощение?..
– Отвезу тебя домой, чтобы совесть была чиста.
Увы, мне показалось. Чувствуя себя грязной потаскухой – причем реально грязной – я побрела следом.
Так и шли – вроде как и вместе, и вместе с тем за сотни километров друг от друга. И мне уже не хотелось ничего объяснять – будто всю волю к жизни высосало его презрение. И его равнодушие. О, оно было самым страшным – это равнодушие… Раздирало душу в клочья так, как ничто и никогда раньше в моей жизни. Каждое воспоминание, каждый момент последних трех дней причинял боль.
Если бы я знала, что любить так ужасно больно, я бы не позволила себе так вляпаться…
Молча, сквозь пелену слез я наблюдала, пока Богдан кому-то звонил. Вместе с ним вышла к проезжей части, подождала, пока подъедет машина – все также молча. Казалось, все, что не скажу, прозвучит глупостью и нелепой попыткой оправдаться. Будет выглядеть, словно я пытаюсь вернуть старого ухажера после неудачной попытки завести нового.
– Свали, - коротко приказал он вышедшему из машины Марку.
Тот молча кивнул и тут же куда-то исчез, будто растворился в вечерних сумерках. Не открывая мне дверь, Богдан сел на переднее сиденье.
Я вдруг разозлилась. Больше на себя, чем на него – неужели я действительно такая дура, что ожидала другого обращения от человека, только что убедившегося в моих «изменах»? Должна спасибо сказать, что он вообще меня спас от насилия и куда-то там подвозит.
Но злость эта была настолько яркой, настолько живой на фоне того тоскливого горя, которое поселилось в моем сердце и грозило никогда больше его не покинуть, что я вцепилась в нее последними остатками воли, подхлестывая и раздувая.
Он ждет, что я, как собачка, поскребусь сейчас к нему в машину, сяду и с виноватым видом буду пялиться на него всю дорогу до дома? А может еще и прощения начну вымаливать, чтобы он чувствовал себя эдаким обиженным праведником? Буду просить его не бросать меня, признаваться в любви, клясться, что ни в чем не виновата перед ним?
Черта с два!
Развернувшись, я быстро зашагала по тротуару, удаляясь от автомобиля. Доберусь как-нибудь сама. Не посреди леса живем.
И почти улыбнулась, услышав, как позади хлопнула дверь. Плохо играете в равнодушие, господин Мещерский.
– А ну, стой!
– И не подумаю, – я ускорила шаг.
– Стой, я сказал!
В три шага догнав меня, он схватил за локоть и развернул к себе так резко, что волосы взметнулись.
– Я что, бегать за тобой должен?
Если бы не выражение его лица, я бы фыркнула – уже бегаешь. Но он смотрел на меня с такой адской смесью презрения, ярости, боли и еще чего-то, нечитаемого, что я отшатнулась. За что? Боже, за что он так со мной?
– Я не просила за мной… бегать! – выдернув руку, я попыталась убежать, но он снова схватил меня – уже за обе руки.
– Садись в машину, пока по жопе не получила!
Тут я уже не выдержала и громко, истерически засмеялась, привлекая внимание спешащих домой прохожих.
– За этим ты приехал? Дать мне по жопе?
Зарычав, он дернул меня к себе и заткнул мне рот поцелуем – злым, терзающим, силой раскрывая мне рот языком и крепко держа ладонью за лицо, чтоб не смогла увернуться. Но я и не думала уворачиваться – вгрызалась в него в ответ, всасывала язык и кусалась, задыхаясь от желания доказать этим поцелуем все, что не смогла словами.
Твоя, кричал этот поцелуй. Пусть шлюха – пусть! Но твоя!
Тяжело дыша, он, наконец, отпустил меня.
– Зачем… ты приехал? – слова вырывались из моего истерзанного рта короткими, рваными вздохами. Боже, как я хотела его…
С секунду он будто боролся с собой – сказать, не сказать? Потом качнул головой, вытащил из кармана брюк портмоне, а из него – купюру в пять тысяч.
– Возьми такси, – все еще тяжело дыша, сказал он, всовывая деньги мне в руку. – И не попадайся мне больше на глаза, Соня Демидова. Иначе…
– Зачем ты приехал за мной? – заорала я ему в лицо. – Я хочу знать! Если ты бросаешь меня – ЗАЧЕМ?! ТЫ! ПРИЕХАЛ?!
Богдан угрожающе сузил глаза.
– Тебе не понравится то, что ты услышишь.
– А ты проверь меня!
Он вдруг расхохотался.
– Как в точку! Ведь именно за этим я и приехал. Да только пачкаться по дороге передумал…
– О чем ты? – мои глаза распахнулись в недоумении.
– Проверить тебя я приехал, – прошипел он, в сантиметре от моего лица. – Закинуть тебя на плечо, отвезти, куда собирался, и проверить, не шлюха ли ты, которая решила поиграть со мной в невинную зайку.
– Девушка, он вас обижает? – вызывающе поглядывая на Мещерского, рядом с нами остановился высокий, худой очкарик с сумкой через плечо.
– Все в порядке… – я вымучено улыбнулась.
– Если он вас обижает, я могу вызвать поли…
– Сдрисни отсюда! – рявкнул, не выдержав Богдан. – Хотел бы, давно бы обидел.
Очкарик исчез еще быстрее Марка-водителя, и мы снова остались одни.
– Я удовлетворил твое любопытство, Соня? Теперь ты поедешь домой?
Он смотрел на меня измученным, больным взглядом, и после страстного, хоть и жесткого поцелуя, мне это совсем не понравилось. Но я вдруг поняла, как мне разрулить эту ситуацию.
– Нет. Теперь не поеду.
– Мне отвезти тебя? – он почти умолял, вновь обняв меня за плечи, неосознанно лаская и поглаживая разгоряченную кожу пальцами. – Что? Что мне сделать, чтобы ты перестала меня мучить?
Подняв руку, я провела большим пальцем по его губам, а он вдруг оскалился, будто укусить хотел. Меня же дернуло от его реакции – повело так, что слова грозили в кашу превратиться. Но я пересилила себя и ответила. Предельно коротко и ясно.
– Проверь то, что хотел.
Глава 17
Я была уверена, что мы не доедем до места назначения. Разобьемся и закончим свои жизни в перевернутой машине, со сломанными шеями. Но, черт меня раздери, если мне не было на это наплевать.
Все, что сейчас имело значение – это чтобы на нашем пути к кювету было как можно больше красных светофоров. Потому что на красном Богдан переставал лапать меня, хватая за все, до чего только мог дотянуться, притягивал к себе за шею и целовал так, что я почти теряла сознание.
Это было невероятно, неописуемо – этот контраст между наглой бесцеремонностью его рук и нежностью поцелуев. Мужчина явно не знал, что со мной делать – метался между желанием наказать меня и неуверенностью – а можно ли со мной вот так, грубо и нахраписто?
Я же решила не делать больше попыток объясниться – пусть думает, что хочет. И пусть я сегодня лишусь девственности совсем не так романтично, как собиралась, но если это единственный верный способ доказать ему, что я не шлюха и лгунья – что ж, я готова.
Хотя, признаться, причина была не только в этом.
Можно было бы, наверное, остановить все это безумие – поговорить, объясниться. Я чувствовала это по его поведению, по его осторожным, косым взглядам, когда залезал рукой мне под платье. Он будто проверял мою реакцию, ждал, что я не выдержу, попрошу его пожалеть меня, не лезть до такой степени напролом. Иногда мне даже казалось, что он хотел этого, молча умолял меня перестать терпеть – возмутиться или расплакаться, как и полагается скромной девственнице. Думаю, он поверил бы, начни я сейчас рассказывать, как дело было.