Она трогала голову единственной целой рукой – и пальцы проваливались, точно в густую сметану, в черноту, наполнявшую ее черепную коробку. Левого глаза, как и уха, не было; она вообще напоминала упавшую на пол и расколовшуюся фарфоровую фигурку. Белая кожа, полные губы, аккуратный нос. И трещины, расползавшиеся по лицу. Только если внутри кукол была пустота, то Аэри заполнял липкий мрак, в котором утопали ее пальцы. Из него она, казалось, воссоздавала себя. На месте черного провала возник глаз, вокруг – густые ресницы. Острая скула, круглое ухо. Вот на висок упала тонкая прядь, за ней – еще одна. Они нитями тянулись из темноты внутри головы Аэри.
– Какие интересные знакомства вы водите, дети. – Атто в пару широких шагов подошел к ней и костяшкой указательного пальца заставил приподнять голову. – Девочка-аномалия. – Он вцепился ей в подбородок. – И ее неумирающая армия. Они же встанут так же, как и ты?
– Да, – коротко ответила она, зажав рукой круглое, точно шарнир, плечо, покрытое сетью мелких трещин. Они переползали с кожи на одежду, которая теперь казалась неотъемлемой частью Аэри. – Они вскоре поднимутся, целые, нетронутые, и нападут вновь. А с ними и другие. Десятки и десятки других. Лишь в одном вы ошибаетесь…
– Это они напали на город! – вступилась за нее Асин. – Аэри лишь пыталась спасти…
– Кого? – Вальдекриз скрестил руки на груди и подошел к одному из воронов. – Здесь уже некого спасать, Асин. – Он повернулся к Аэри: – Ты, Сота и Юмэ… почему вы здесь? Видите нас, говорите с нами, хотя, очевидно, вы, как и прочие, давно мертвы.
– Ты всегда слишком много болтал. – Атто закашлялся в запястье, а затем, опустившись на колено, подобрал с земли тот самый столб, который использовал в качестве оружия Сота. – Какое тебе дело до мертвых людей? Выбираться надо, пока сам не подох. Есть огниво или спички? – И, не дожидаясь ответа, он протянул руку.
Недолго покопавшись в недрах поясной сумки, Вальдекриз извлек кожаный мешочек с черным шнурком и передал Атто. Тот положил огниво у ног, сбросил на землю сумку, которая металлически громыхнула, и стащил через голову свою видавшую виды рубашку, покрытую шрамами швов. Асин, все еще дрожа, сунула картонную трубку под мышку, закрыла глаза ладонями, но, чтобы ничего не пропустить, растопырила пальцы.
– Последнюю сигнальную гильзу не трать. – Атто, заметив ее реакцию, сплюнул на землю и растер длинным острым носом сапога. – Пригодится еще. Мы с ними, понимаешь, ничего не сделаем. Только отогнать сможем. Да?
– Скорее! – поторопил его Вальдекриз. Асин вся обратилась в слух и уловила знакомый шелест перьев. Где-то совсем близко. – Сказал, что я много болтаю, а сам…
– Девочка. – Не отвлекаясь от своего занятия, Атто резко указал на Аэри и, дождавшись кивка, продолжил: – Помощь мне твоя нужна. Продержишься, пока я мастерю?
– Да, – она ответила привычно коротко. А вновь собравшаяся из темноты рука, пока еще не вернувшая цвет, легла на оружие.
– Пошла, – выдохнул Атто и, почесав узловатыми пальцами впалую грудь, достал из кармана очередную самокрутку.
Рубашку он разорвал и намотал на палку. Потянулся к сумке, раскрыл ее чрево и запустил туда руку, чтобы спустя мгновение выудить бутылку мутного темного стекла с торчащей из горла пробкой – судя по виду, не так давно ее пытались проковырять.
Пока Атто готовил факел – вернее ругался на тару, которая совсем не желала откупориваться, – Аэри бросилась к воронам. Молча, стиснув рукоять верного меча, она летела к черной стае, шелестящей и щелкающей. Она не сражалась – танцевала, и оружие в ее руках вращалось одинокой мельничной лопастью. Аэри пыталась не дать воронам приблизиться, но они наступали, окружали ее живым кольцом мрака. Они не обнажали клинки: ведь что сделает против них одна девушка? Они сомкнулись и, накрыв Аэри собой, принялись рвать ее – хватать острыми когтями, впиваться крючковатыми пальцами. Асин сдавленно пискнула. Она уже собиралась кинуться на помощь, но тут по городу прокатился волной знакомый голос верховной жрицы:
– Когда-то жила девочка…
Он взлетел ввысь, завибрировал и эхом отразился от невидимых стен. Все подняли головы, прищурились, непонимающе вгляделись в хищную толпу, за которой уже не было видно Аэри. Но она говорила. Каким-то чудом несла свою историю, а Вальдекриз крепко удерживал Асин за руки, не пуская ее к шевелящемуся комку окровавленных перьев.
– И вся она была любовью. Помогала всем городским жителям – и ничего не просила взамен. А когда она танцевала, само время останавливалось, чтобы посмотреть и, затаившись среди людей, поддерживало ее тихими хлопками. Каждый стремился подбодрить ее добрым словом, а сильнее всех – юноша с глазами цвета хищного неба. «Когда-нибудь сам добрый бог спустится посмотреть на тебя», – говорил он, а она лишь скромно улыбалась и, зажмурившись, пыталась сохранить в себе каждое его слово.
Наступила тишина, которую разрезал громкий крик Асин. От хватки Вальдекриза по плечу растекалась горячая липкая боль, но Асин отчаянно вырывалась. Она не слишком понимала, зачем – ведь вороны не увидят ее, а она никак не сможет им противостоять. Слезы падали, разбивались о землю и поднимали едва заметные пылевые облачка.
– Девочка растила в себе любовь. И не было в городе никого счастливее. Но не привыкла она брать – лишь отдавать. Так и не осталось у нее ничего, кроме разросшейся любви, и даже юношу – того самого, с глазами цвета хищного неба, – увела другая, тихая и скромная, которую не каждый знал по имени, но была она для него лучше прочих. Однажды, очнувшись, девочка поняла, что любовь внутри нее начала гнить. Она дурно пахла и выходила из тела слезами. И решила тогда девочка, раз не нужны ее чувства единственному, подарить их всем. И стала она верховной жрицей. Даже не думая о том, что любовь, которой она так щедро делится с окружающими, гнилая.
Асин обмякла в руках Вальдекриза – сползла по его груди, уронила голову. Дыхание ее не текло спокойной рекой, а вырывалось резко, со свистом. Щеки были мокрыми от слез.
– Она отравила всех. Люди верили ее словам – что настали светлые времена – и жили, утратив былую осторожность. А затем пришла тьма. Все видели ее. Тьме было тесно на своей земле – тьме хотелось большего. Крылатая тьма не просила, она брала. Крылатая тьма не говорила, а стреляла из черных пушек и рубила багровыми от крови мечами. Не сразу девочка поняла: крошечный городок на границе погибнет под когтистыми лапами врага, которого подпустила она, называя союзником, даже братом. Лишь когда на землю цветочными листьями стали падать тела родных и знакомых, она приказала покинуть дома. Всем. Кроме юноши с глазами цвета хищного неба. Словами девочка приковала его к себе. Его возлюбленная не смогла сбежать и оставить его. Так они и погибли втроем. Потому что девочке не хватило смелости отпустить.
Поднялся ветер – он пах гнилью и сыростью. В толпе воронов взметнулся клинок Аэри – она все еще держалась. Асин громко шмыгнула носом и прошептала что-то, чего не поняла сама. Она почувствовала, как от тяжелого вздоха вздымается грудь Вальдекриза.
– Бегите в толпу, – задумчиво сказал Атто. Ему не было, казалось, никакого дела ни до рассказа Аэри, ни до нее самой. – И закройте собой девочку. Только чтобы свет не попал.
Чиркнуло несколько раз огниво – и затрещало, зашуршало озорное пламя, тут же окутавшее намотанную на палку рубашку. Асин и Вальдекриз метнулись в толпу: быть может, вороны не видели их, зато видела Аэри, девочка-любовь в разорванном платье, с окровавленным лицом и темным провалом вместо глаза. На ее теле почти не осталось живого места, но она продолжала стоять, беспорядочно размахивая мечом. Свистнув, чтобы привлечь ее внимание, Вальдекриз пронесся сквозь ближайших воронов, положил ладонь на голову Аэри и с силой прижал к земле, после чего обхватил руками и накрыл собой. Асин приблизиться так и не смогла. Она наблюдала со стороны, как огонь превращает воронов в черный дым, не оставляя от них почти ничего.
Когда все наконец закончилось, Вальдекриз и Аэри медленно поднялись. Ноги их обвивал густой черный дым, который совсем скоро вновь обратится в неумирающую армию воронов. Вальдекриз смотрел на Аэри почти нежно, а она закрывала ладонями лицо – растрескавшееся, облепленное волосами, словно щупальцами.
– Все идет по кругу. Три человека, которые не сбежали с остальными, и армия людей-птиц, для которых этот городок не имеет никакой ценности, – прошептала Аэри и горько улыбнулась. – Они каждый раз приходят, мы каждый раз погибаем. Но однажды я устала смотреть, как умирает Сота. И я билась, билась, как насекомое в стекло. И вырвалась. Я надеялась хоть так избавить его от страданий. Он должен был бежать с Юмэ. И когда я поняла, что могу контролировать свой голос, действия, мысли, то прогнала его. Я встретила воронов одна. И умерла, улыбаясь. Глупая, верила в хорошее. Но колесо сделало оборот – и вот мы снова оказались здесь.
Атто поднес к лицу догорающий факел, неторопливо прикурил от него и отбросил в сторону. Выдохнув через нос две тонкие струйки сизого дыма, он подошел к Аэри и, так же как и при встрече, поднял костяшкой указательного пальца ее голову.
– Я могу освободить тебя, – сказал он, и серые клубы вырвались из уголков его губ.
– Добрый господин, – Аэри попыталась поклониться, но сил не осталось, – как жаль, что я не встретила вас раньше. Мне не нужна свобода. Но позаботьтесь о них – о Соте и Юмэ. Если есть хоть крохотный шанс вызволить их, прошу, помогите. Я вижу в вас свет, который вы отчаянно пытаетесь погасить.
– Не заигрывай со мной, девочка, – усмехнулся Атто и закашлялся, едва успев вытащить изо рта самокрутку. – Хотя, знаешь, будь я чуть помоложе… – Но он не продолжил, лишь убрал ладонью ее волосы и заправил за аккуратные, пусть и местами покрытые трещинами уши.
Они попрощались коротко, будто скоро встретятся снова. Аэри не переставала улыбаться, демонстрируя некогда белые, а теперь окровавленные зубы. Вальдекриз положил ее у колокола – так она попросила – и низко, сложив ладони, поклонился. Аэри хотела рассмеяться, но в горле что-то булькнуло, и она закашлялась, отхаркивая красные сгустки. Асин же не смогла произнести ни слова. Она стояла на подкашивающихся ногах за спиной Вальдекриза, все так же сжимая сигнальную гильзу, и слышала стук собственных зубов. Когда ее уводили, она раз за разом оборачивалась, даже не понимая до конца, что хочет увидеть. Городок опустел в тот момент, когда Аэри прикрыла единственный целый глаз, а грудь ее перестала вздыматься от рваного д