Первым делом она, конечно же, ощупала лицо – вдруг что сломалось. Наверняка нет, но от этого жеста всегда становилось спокойнее, куда бы Асин ни врезалась: нос на месте, не болит даже, а в небольшой ложбинке под губой не мокро от крови. Лишь после этого Асин уставилась на черную полушерстяную ткань, гладкий двойной шов и блестящие, будто начищенные, латунные пуговицы. Асин увидела в их поверхности свое искаженное отражение и нахмурилась. Поднимать глаза, сталкиваться взглядом с буквально выросшим перед ней человеком и извиняться не хотелось – настроение, и без того треснувшее, после неудавшегося завтрака окончательно поломалось, а как по-тихому улизнуть, когда на тебя смотрят, она не знала.
– А вы – та самая девушка с площади. В том самом красивом платье, – услышала она теплый мягкий голос, от которого кровь тут же прилила к лицу.
Взметнулась рука в черной перчатке, ударились друг о друга каблуки сапог – и Асин наконец посмотрела наверх. Перед ней, учтиво сняв фуражку, стоял капитан Альвар и улыбался так же, как в тот день, когда она впервые увидела его. В глазах, чуть прищуренных, читалось любопытство. Асин, почувствовав себя виноватой, смогла лишь открыть рот и поднять брови, которых все равно не было видно за длинной вьющейся челкой.
– Асин. Меня зовут, – пробормотала она. – Только платье другое.
– Альвар, – представился он и склонил голову. Движение вышло резким, и Асин испуганно отпрянула. – Простите мою наглость, но что стряслось? Не могу не заметить, что вы выглядите несколько…
– Глупо? – предположила Асин.
– Потерянно, – ответил он.
– Не хочу говорить об этом. – Она обернулась, боясь, что из-за двери вот-вот выглянет Атто. Асин не понимала, как вести себя рядом с ним.
Пыльные ботинки с полукруглыми простроченными носами рядом с начищенными сапогами капитана Альвара выглядели нелепо. Как, впрочем, и вся Асин. Ведь пока остальные приводили себя в порядок, парились в бане, смывая вчерашнюю грязь чужого острова, она расчесалась пятерней, разозлилась на кашу и отправилась в город – пачкать бело-голубое платье.
– Тогда не хотите ли прогуляться со мной? – Альвар учтиво подставил локоть, но Асин лишь коснулась его пальцами и тут же убрала их. – Вы завтракали, Асин?
Она пыталась собраться с мыслями, но те рассыпались крошечными горошинами: даже если найдет некоторые, остальные останутся лежать по темным углам, пока она не наткнется на них случайно. Желудок свело – все-таки она не ела со вчерашнего дня, голова навязчиво зачесалась. К тому же – это Асин поняла только сейчас – она так просто доверила чужому человеку свое первое имя, предназначенное для самых близких.
– Ханна, – пробормотала она. – Не знаю. Напарник принес мне что-то серое. И с морковью. – Глаза защипало, и Асин, чтобы не разрыдаться, посмотрела на затянутое грязной дымкой небо, по которому плыли размытые облака. – Он сказал, что это каша. А я знаю, как выглядит каша.
– Так. – Альвар сжал переносицу и нахмурился. – Вы совсем запутали меня, Асин. Для начала, как мне вас называть?
Голос Вальдекриза в ее голове назойливо объяснял про разницу в именах – и удары молота, эхом разносящиеся по улицам, только усиливали эффект. Будто в Асин вбивали правила, которым она должна следовать. Поэтому она молчала, а позади нее на подоконнике, сидя в вытянутом ящике, хрустели под натиском ветра давно засохшие цветы.
– Тогда давайте начну я. Мое первое имя – Рэм. Его дала мне мать. – Альвар стянул перчатку зубами и, небрежно сунув ее в карман, положил ладонь на ладонь. Асин догадалась, что поначалу он хотел протянуть руку ей, но не решился. – Отец говорил, это что-то значит на ее языке, но я так и не узнал что. Так меня звал – да и зовет до сих пор – лишь он один, даже старые знакомые давно приняли второе имя. И дело не в доверии или близости, а в обыкновенной привычке. А вот Альваром меня нарек прошлый капитан «Небокрушителя». Мне передали корабль и имя, – он едва заметно усмехнулся. – Он сказал, этим судном может править только Альвар.
«Крепкий». Это слово значило «крепкий». Как многолетнее дерево, напиток или характер. И оно одновременно подходило и не подходило новому капитану «Небокрушителя».
– Так что я предоставляю выбор вам. – Альвар поклонился и сделал учтивый жест в ее сторону. – Ваш ход, Ханна-Асин.
Прикоснуться к первому его имени, пусть даже мысленно, Асин не смогла. А еще не смогла понять, как ему можно обращаться к ней. Это было куда сложнее, чем выбрать между жареным сыром и сладкими бусами, между гренками и лепешками-кармашками. Обычно все происходило само собой: и в случае еды, и в случае имени. Асин – для папы и Атто, Ханна – для Вальдекриза. Больше людей в ее жизни не было.
– Видимо, я совсем напугал вас, – сказал он чуть удивленно. – Прошу меня простить.
От напряжения затекли плечи. Асин так и не нашла ни одного верного слова, а город вокруг недружелюбно нависал низкими железными балконами. Временами на них показывались женщины – выливали что-то на улицы или пытались привести в чувство превратившиеся в сухие спирали растения с болезненной коричневой листвой. Асин слышала, как падают на мостовую капли, и даже этот шум был громче ее собственных мыслей. Однако, когда Альвар собрался уйти, бросив короткое прощание и извинившись за то, что потревожил, она прижала ладони к груди и выпалила короткое:
– Асин. – И, призадумавшись, добавила чуть тише: – И я очень хочу есть. Извините, я… совсем не умею общаться. Это куда сложнее, чем… спрыгнуть с корабля или… – Она принялась нервно теребить и без того растрепанный колосок. – Я даже продолжение не могу придумать! Извините меня, Альвар.
Медленно повернувшись, он беззвучно рассмеялся и покачал головой. Он был поразительно терпеливым. Конечно, еще никогда она не отвечала настолько долгим молчанием, даже если крепко задумывалась или падала в бурный поток разбросанных по книжным страницам слов. Но Асин знала: учившиеся с ней люди не стали бы ждать, а Вальдекриз – и подавно. Скорее, он бы щипнул ее, уколол очередной остротой – в общем, сделал бы все, чтобы вывести из себя.
Прошедший день будто выключил что-то внутри Асин. Сейчас она напоминала себе маленькую игрушку-птичку, которая заваливалась набок и беспомощно дергала лапками, пока не замирала окончательно.
– Я ужасный собеседник, – вздохнула она.
– Мы с вами еще не поговорили, – ответил Альвар.
Фуражка с гладким козырьком вновь сидела на его голове, и только сейчас Асин заметила прямо над ремнем эмблему – расправившую механические крылья шестерню. Ладонь без перчатки коснулась коротких волос на затылке, и в глаза бросилась еще одна вещь – вышитые золотом ключи на манжете, ровно три штуки. Если формой Асин гордо звалась любая одежда с нашитой на нее свободной птицей – обычно она ютилась на груди или рукаве, – то каждая деталь формы Альвара была частью единого целого. Асин перебегала взглядом с широкого пояса на погоны – ах, как блестели на них пуговицы, – пытаясь прочесть капитана, как книгу. Но знаний не хватало.
– Значит, тетушка Тете угостила вас своей кашей? – Альвар сделал первый шаг – каблук ударил по каменной мостовой, еще один – и разлетелась брызгами лужа.
Асин сцепила руки в замок, уронила их на пышные волны платья и напряглась, как струна. Ботинки ее шаркали подошвами, а заложенный нос то и дело пытался громко свистнуть. Поэтому дышать Асин старалась через рот. Она и сама понимала, что похожа из-за этого на рыбу. Или на своего блудного кота в жару.
– С морковью, – вспомнила Асин.
Узкая улочка с похожими на зубцы домами расширялась. А впереди шуршала, стучала по дороге вода, затекала в щели между камнями – и уходила под них. Женщина в серо-коричневом, как сам Железный Город, платье щедро заливала горшки с кружевной зеленью.
– Она прекрасная хозяйка, – ответил Альвар. – Но с едой у нее всегда было плохо. В Железном Городе нужно просто знать места, Асин. – Он осторожно подцепил ее пальцами за локоть и увлек за собой в сторону – в тот самый момент, когда прямо на мостовую рухнул зеленый серпантин: в доме слева явно чистили овощи. – И быть внимательнее.
Недолго думая, Асин взяла его под руку, надеясь, что это спасет ее от сыплющихся прямо на головы очистков.
Наверху, над крышами домов, делала полукруг лента рельсов. Она мелко задрожала – и вскоре Асин ощутила вибрацию под ногами. Запрыгали по мостовой камешки, зашуршал и откатился к порожку зеленый завиток. Сотрясая все вокруг, пронесся паровоз. Он оглушительно гудел, а из короткой черной трубы валил густой дым. Зависший в воздухе смог разгоняли два ярко светящихся оранжевых глаза.
Поначалу Асин растерялась, вцепилась в жесткий рукав Альвара, смяла его пальцами. Она тряслась вместе с рельсами, а сердце колотилось в горле, подстраиваясь под стук колес – раз-два, раз-два. Но стоило паровозу показать хвост, как она замерла, провожая его взглядом и покусывая от волнения губы.
– Несладко здесь живется, да? – отметил Альвар, когда в том самом серпантинном доме послышался грохот, а затем – ругань.
– И часто он так ходит? – Асин вжала голову в плечи, услышав знакомый звук бьющейся посуды: когда она была еще ребенком, порой выпускала из рук горшки и кружки – по неосторожности, конечно, но всякий раз ей было стыдно. Это же поднимающееся из самого нутра чувство она ощутила и сейчас, хотя не держала в руках ничего хрупкого.
– Частенько, – почти сочувственно произнес Альвар и поспешил увести ее подальше от режущей уши брани.
Впереди уже маячил мост. Вернее, и не мост даже – мосток, тяжелый, железный, с несколькими дорожками выступающих шестигранных шляпок, которые тянулись по краям. Он подставил почти негнущуюся спину ногам Альвара и Асин, но, стоило им лишь ступить, загремел, зашатался. Натянулась покрытая рыжими пятнами сетка, жалобно затрещав, будто не выдержит, обвалится, утянет двоих за собой вниз – в заполненный водой канал, который тянулся через весь город. На неподвижной глади лежали свернувшиеся мертвые листья, фиолетовые цветы, явно слетевшие с одного из балконов, шкурки овощей и что-то еще – серый бугорок, покрытый коротким мехом, проплыл под мостком, вызвав у Асин одним своим коротким появлением приступ тошноты.