– Хорошо, – ответил он, и лишь тогда Асин сдвинулась с места и нагнала их.
Кроны деревьев бросали на каменную дорогу густые дырявые тени, а сквозь них проникали белые лучи солнца. Из-под ботинка Асин разлетелись невесомые лепестки. Их скинули небольшие кустарники – они росли вдоль длинной стены ближайшего дома, и, судя по идеально круглой форме, чьи-то заботливые руки ухаживали за ними. Скоро на них появятся маленькие ягоды, и пробегающие мимо малыши будут срывать их и объедаться до тошноты. Асин махнула ногой – заколыхался кружевной низ платья, взметнулись в воздух лепестки, закружились и медленно опали. Она осмотрелась, крутанулась вокруг своей оси, прижав ладони к груди, вдохнула приятный аромат цветов и – совсем немножко – пыли.
– Говорил же, – усмехнулся Атто, – на нее похожа.
– Что? – Асин остановилась, убрала с лица волосы и, зачесав их назад обеими руками, склонила голову набок.
– Вот так же пинала листья. Как сейчас помню.
Он шумно втянул носом воздух, медленно выдохнул через рот и продолжил задумчиво, кажется, совершенно позабыв вопрос Асин:
– У Марь друг был. Воображаемый – его никто и никогда не видел. Но она утверждала, что он есть. – Атто посмотрел на нее и почесал затылок, пока Мирра неуверенно шагала все дальше и дальше, туда, где дорога была залита светом. – Она вечно пропадала где-то, а вечером рассказывала, что они собирали листья и швыряли в аномалию. – Он по-доброму рассмеялся. – «Они разлетаются клочками» – так говорила. Лежала прямо на траве, била пятками и говорила. Я у нее всякий раз спрашивал: «А друг-то твой где?» «Ушел», – отвечала. И руки нюхала. Они вечно чем-то сладким пахли.
– А вдруг он и правда был, этот друг? – спросила Асин. Она заложила ладони за спину, наклонилась и посмотрела на него снизу вверх – так Атто казался ей еще выше. Она представляла, как взлетают зеленые, желтые и оранжевые ошметки листьев. И как мама, молодая и совсем ей незнакомая, ловит их в ладони, точно разноцветный снег.
– Да не было никого. У всех спрашивали: одна Марька ходила. На бочки на причале залезала, меж домов бегала, сладости таскала – всё сама. Кто знает, что у нее в голове было.
Сделав пару широких шагов, он подхватил Мирру, поднял на руки легко, будто она ничего не весила, и прижал к себе. Она тут же довольно пискнула, закрыла один глаз и принялась ощупывать его лицо пальцами, тянуть за уши, ерошить волосы – и все ей было забавно. Правда, шрамы Атто она гладила с непонятной осторожностью, точно помнила, откуда взялись.
– Атто, простите, – снова заговорила Асин, решив оставить в стороне необычного друга своей мамы – в конце концов, у нее, росшей без родителей, было право на подобные странности, – но почему вы так заботитесь о Мирре? Мне казалось, после всего, что было… – Она замолчала и стыдливо опустила глаза.
– Она – мой демон. – Атто легонько ударил Мирру лбом в лоб, и та тряхнула пушистой шапкой волос и принялась тереть лицо. – Прирученный страх. Понимаешь?
– Не совсем, – Асин нахмурилась.
Пышное платье шуршало под пальцами Мирры – теперь она увлеченно мяла ткань и бормотала себе под нос даже не слова – сплетенные воедино буквы. Возможно, девочка видела в них смысл, но Асин, как ни пыталась, не улавливала его. И все же она едва заметно улыбалась: так трогательно смотрелся Атто с Миррой на руках, с ним рядом она вовсе не выглядела дикой. Она обнимала Атто, прижималась носом к его небритым щекам и все лепетала, явно обращаясь к нему.
– Марь не учила тебя приручать страхи?
Асин покачала головой. Она едва могла вспомнить, чему вообще учила ее мать – и учила ли.
– Странно. – Атто цокнул языком, за что тут же получил по щеке от Мирры. – Мы все жили так – приручая. Или ты одолеешь страх, или страх – тебя. Есть два пути. – Он показал два пальца, и Мирра тотчас их схватила. – Уничтожить его и приручить. И в том и в другом случае ты встречаешься с ним лицом к лицу. Но первый путь сделает тебя одержимым. – Он закашлялся, повернув голову к левому плечу и плотно сжав губы. – Это как охота за невиданным зверем. И когда ты нагонишь его, жизнь станет пустой. Понимаешь, Асин?
– Кажется, – пробормотала она, глядя на Атто из-под челки.
– Поэтому, – он вновь глянул на Мирру, и та, задорно пискнув, ухватила его за ухо, – страхи нужно приручать. Чтобы они работали на тебя. А не ты – на них.
– Атто, – окликнула Асин, но ее тут же перебила Мирра.
– Та-та! – воскликнула она и забарабанила ладонями по коленкам.
– А чего боялась моя мама?
Дерево, навесом раскинувшее ветви над головой, уронило розовый цветок на макушку Асин. Она сняла его, уложила на ладонь и втянула носом сладковатый аромат, после чего, ускорив шаг, вложила цветок в руку Мирры. Недолго думая, та сунула его в рот, прожевала и с самым недовольным видом выплюнула. Атто сдержанно улыбнулся и кивнул на дорогу: видимо, предлагал ей идти своими ногами. Мирра фыркнула, как недовольная урр, и крепко обхватила его за шею. Асин с удивлением поняла: им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.
– Марь… – Он глубоко вдохнул и прикрыл глаза. – Казалось, она не боялась ничего. Эта маленькая заноза столько крови всем попортила. Она была милой и невыносимой одновременно. Зато ее пугали самые привычные вещи. Вроде огня. Всякий раз, когда мы собирались у лампады – а нас частенько сгоняли к ней молиться, – она говорила мне, что огонь – это маленькое солнце. И что она испарится. Пряталась за моей спиной. А я вытаскивал ее за руку. Думаю, ты понимаешь, чем это обычно заканчивалось?
– Боюсь предположить. – Асин почувствовала себя неловко от замаячившей в мыслях догадки.
– Била меня. По лицу, – сказал Атто. И Асин вновь захотелось рассыпаться в извинениях, за себя и за маму. – Свечи, костры, масляные лампы – все это долгое время вызывало у Марь истерику. Она любовалась издали. Не подходила близко.
– А что случилось потом?
– Я говорил тебе, что она была ненормальной? – усмехнулся Атто. – Нет? Твоя мать была ненормальной. Однажды она схватила свечу, прижгла себе руку. И разрыдалась. А когда поняла, что не исчезла, принялась хохотать. Ей было девять тогда. С тех пор она не пропускала молитвы и ближе всех садилась к костру, когда наступало время историй. Сестры нарадоваться не могли.
– Выходит, Мирра – это ваш огонь?
– Асин-Асин, не усложняй там, где не нужно. Она – моя головная боль, а не огонь. Говорить умеет, все понимает, но играется.
– Та-та! – пискнула довольная Мирра.
– Я слышал, как ты ругаешься, егоза! Даже я таких слов не знал. – Он покачал головой и вопросительно посмотрел на Асин. Видимо, для него разговор уже исчерпал себя. А значит, Асин пора было вспомнить о манерах, попрощаться и не надоедать.
– Благодарю, Атто. Кстати! – Она собиралась убежать, но, сделав шаг, остановилась и резко повернулась. Перед глазами замерла его спина, из-за которой выглядывала пушистая белая голова и грязные ноги Мирры. – Вы нашли девочке серьги?
– Нашел что получше, – ответил он, не оборачиваясь. – Беги, Асин. Не трать свой день на пустые разговоры.
– Для меня они не пустые. Поверьте. И благодарю еще раз. – Вспомнив Аэри – ее образ часто всплывал в мыслях в самые неожиданные моменты, – Асин низко поклонилась, заправила локоны за уши и, шлепая ботинками, побежала прочь.
Улицы наполнялись людьми. Они открывали двери, выходили навстречу прохладной тени, лежавшей между домами. Асин приходилось лавировать, чтобы в кого-нибудь не врезаться. Ей добродушно махали и улыбались, а она часто кивала, пытаясь ответить любезностью каждому. Выходило глупо, будто от бега голова попросту болталась на шее. Прачка Эльюн, молодая, светловолосая, с полусонным видом, не удержавшись, прыснула в сложенные лодочкой ладони и крикнула что-то вслед – но Асин не смогла разобрать слов.
За поворотом показалась лестница. По ней, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, спускалась девочка с пышными каштановыми хвостами. Банты в ее волосах пружинили и покачивались двумя белыми облаками, а за ней из дальнего, находящегося около самых ворот дома неслась мама, громко причитая. Девочка будто не слышала ее голос. А может, просто не хотела слышать, чтобы не портить себе веселье. Асин пожала плечами, а затем, вторя движениям малышки, поскакала вниз, перепрыгивая с одной ноги на другую.
На причале суетились грузчики. Под руководством тонкого мужчины с громким, похожим на громовые раскаты голосом они таскали тяжелые ящики на борт корабля, который явно готовился в скором времени отправиться на один из островов-братьев. Остановившись на широкой каменной площадке, Асин подняла руку высоко над головой и помахала. Никто не обратил на нее внимания – все были слишком заняты. Внизу мел лестницу сухенький паренек, рыжий-рыжий, как закат; сбоку, по левую руку, мать отчитывала свою непутевую сбежавшую дочь, и голос ее испуганно дрожал. А чуть поодаль отдыхали знакомые, когда-то помогавшие папе грузить товары на торговые суда.
Воздух пах океаном. Асин вдохнула его полной грудью, сжала кулаки и зашагала вниз – вспомнив о том, что она все-таки взрослая и должна уметь держать лицо. Правда, этому мешали щелкающие подошвы, вызывающие озорную улыбку – и ни капли стыда. Поравнявшись с пареньком, Асин поклонилась ему, придерживая длинное платье, на что тот ответил, приподняв сдвинутую набок кепку, которая приминала его оттопыренное правое ухо, и продолжил смахивать комья земли и мелкие песчинки.
Лишь у ворот родного училища Асин вспомнила: нашивка. Кто пустит ее внутрь без свободной птицы на груди? Но один из часовых, подпиравший спиной колонну и широко зевавший в кулак, вспомнил ее лицо (хоть и ошибся в имени). Асин благодарила его, как могла, кланялась, трясла сложенными вместе ладонями, обещала, что в следующий раз не забудет ничего. Просто дело у нее наметилось важное, о котором сама она еще какой-то час назад и не знала.
Добежав до складских помещений, она заметила Вальдекриза. Он шел от главного корпуса в одном с ней направлении, запрокинув голову и рассматривая неспешно плывущие облачные шапки. Пальцы его барабанили по поясной сумке, а сам он, судя по движениям губ, то ли говорил сам с собой, то ли напевал что-то. Лишь дойдя по узкой каменной дорожке до двери, он приметил замершую не