подалеку Асин и усмехнулся. А она, неловко теребя вьющуюся прядь, улыбнулась ему и, шагнув навстречу, тихо сказала:
– Я пришла проверить свой ранец. Поможешь?
Шакалий сын
Ранним утром, позавтракав и покормив животных, Асин бежала к училищу, где на деревянной лавке у переплетения пыльных, еще не почищенных дорожек ждал Вальдекриз. Свою готовность повозиться с ней и поделиться тем, что когда-то выучил сам, он объяснил двумя словами, после которых стало чуточку обидно: «Делать нечего». Он вставал с первыми лучами – так, по крайней мере, говорил сам – и к приходу Асин выглядел бодро. Ее, зевающую и трущую щеки ладонями в попытке поскорее проснуться, всегда удивляли его опрятная белая рубашка, начищенные до блеска сапоги и широкая улыбка с ямочками, очерчивающими уголки рта. С губ при встрече почти срывалось недовольное «Как тебе это удается?». Но Асин брала себя в руки – в прямом и переносном смыслах – и лишь вздыхала.
Первое время они лишь сидели на складе, взяв по ранцу, и Вальдекриз объяснял, на что в первую очередь следует обратить внимание, с чем Асин может справиться сама (даже учитывая полное отсутствие знаний), а с чем лучше обратиться к людям опытным. Она не запоминала термины, но, как сказал Вальдекриз, это и необязательно: главное – понимать принцип работы. К тому же совместные посиделки на укрытых жесткой тканью ящиках в полутемном помещении казались Асин волшебными. Чем-то вроде общего секрета, о котором можно было говорить только самым близким и – полушепотом.
Свет на дышащий пылью склад проникал лишь через облупившуюся на окнах краску – Асин не понимала, зачем кто-то замазал ею стекла, но никогда об этом не спрашивала, – и приоткрытую дверь. Солнечные лучи мягко рассеивались, ложились на ближайшие полки, оставляя дальние уголки тонуть в темноте. Туда, где угадывались только очертания предметов, Асин предпочитала не соваться.
Устав от бесконечных повторений, Асин и Вальдекриз сдвигали ящики, садились друг напротив друга и доставали из сумки Асин картофельные лепешки – каждый раз с разной начинкой. Вальдекриз же приносил рулеты с мягким сыром и овощами – их он готовил сам – и делил поровну. За едой они на время забывали о деле и говорили о самых простых вещах. Или молчали, наслаждаясь перекусом.
Вальдекриз учил Асин пользоваться отверткой – как инструментом и как оружием. Правда, за время тренировок она успела оставить в нем две дыры – пониже ключицы и повыше локтя, – чего ужасно стыдилась. Глядя на ее красное лицо, он рассказывал какую-нибудь нелепую историю и, когда она наконец улыбалась сквозь слезы, вручал тряпки, воду, просил промыть раны, после чего вновь показывал, как атаковать и защищаться. Отказаться Вальдекриз сперва не давал, а затем и вовсе вручил новехонькую отвертку с длинной гладкой ручкой, окончательно отрезав пути к отступлению. Асин долго рассматривала подарок, гладила пальцами, изображала поединок с невидимым противником. Позже, дома, она попросила папу сделать такое крепление, чтобы отвертку можно было носить на поясе и легко выхватывать в нужный момент. Вальдекриз только потешался: слишком много прыти для девушки, которая пытается чинить то, что не сломалось, и почти выводит работающий механизм из строя.
Каждое утро теперь казалось ярким и приносило что-то новое, а от наброшенной поверх платья жилетки со свободной птицей на груди внутри разгоралось приятное ощущение правильности. Асин начинала не только понимать, но и чувствовать – свою отвертку, свои крылья, себя. Хотелось верить: когда-нибудь и она срастется с летательным аппаратом, будет не просто слушать указания в голове, звучащие голосом одного из учителей, а ловить ветер сама, без подсказок, руководствуясь лишь ощущениями.
Порой, когда Вальдекриз раскрывал одно из крыльев безымянного ранца, Асин опускалась рядом на колени, вытягивала одну руку в сторону и замирала, затаив дыхание. Она ждала чуда, как тогда, когда ловила в ладони бабочек и нашептывала им желания. Асин верила, что один из богов – тот, который живет выше, – услышит ее. Вальдекриз тихонько посмеивался, но не высказывал ничего против – лишь спрашивал, если говорил в тот момент, слушала ли она. И иногда Асин так проваливалась в свои мысли, что поднимала на него бездумный взгляд и хлопала ресницами, не решаясь сказать такое простое и короткое «извини».
Асин привыкла к этим встречам. Поэтому, когда однажды утром Вальдекриз не пришел, она почувствовала разрастающуюся внутри почти детскую обиду – будто он попросту забыл о ней и оставил, даже не предупредив. Напоминание о том, что он ничего не обещал и занимался с ней исключительно по собственному желанию, не помогало. К глазам подступили слезы, а ладони мелко задрожали. Еще долго она в задумчивости сидела на скамье, сгорбившись и поставив локти на колени. Солнце медленно катилось по небу. Макушку изрядно напекло: коснувшись ее и примяв волосы, Асин ощутила жар.
Чем дольше она ждала, тем сильнее скреблось внутри разочарование. Асин устала слушать его скрипучий голос, говорящий о том, что Вальдекриз, конечно же, не придет; ее ноги затекли, а сама она по ощущениям стала каменной статуей. Поэтому, когда мимо, шаркая по дорожке подошвами сапог, прошел очередной человек, бросив на Асин почти сочувственный взгляд, она поднялась, отряхнула платье и пошла к воротам. Руки безвольно покачивались, а сил хватало только на то, чтобы не расплакаться.
Конечно, Вальдекриз мог попросту заболеть, как болеют обычные люди. Вот только слово «обычный» к нему не подходило, ну никак. Асин катала клубочек мысли, разматывала его, пытаясь успокоить себя, задвинуть подальше неуверенность, но та накатывала волнами, сбивая с ног и с толку. Асин старательно искала смытый тревогами клубок, чтобы прийти к довольно печальному выводу: если вдруг Вальдекриз заболел, она даже не сможет принести ему молока и пенок от варенья. Ведь она попросту не знает, где он живет.
За высокими стенами наперебой говорили люди и кричали птицы. У причала развернулись лавки приезжих торговцев. Судя по темным навесам и хмурым лицам, они прибыли из Железного Города. Будь этот день хоть чуточку лучше, Асин с удовольствием побежала бы к ним и, может, присмотрела бы что-нибудь из товаров себе или папе. Но она пусто глядела на развевающиеся по ветру полотна, на стучащие о деревянные балки украшения и шмыгала носом.
Неподалеку чернел на фоне синего неба корабль – огромный, тяжеловесный и такой знакомый, что сердце затрепетало, а слезы на пару мгновений перестали солено щипать. Он, этот великан, всякий раз ворошил внутри, точно угольки в печи, самые разные чувства, которые Асин, как ни пыталась, не могла себе объяснить. Она приоткрыла рот, посмотрела влажными глазами на спущенные паруса и одними губами прошептала: «Небокрушитель», после чего побежала вниз по лестнице – туда, где ее никто не ждал, – через живой человеческий поток, то и дело налетая на кого-то плечом. Что-то неизбежно тянуло ее туда за юбку и ворот, она почти физически ощущала это. Обида сменялась волнением, даже страхом, ладони холодели.
Асин замерла шагах в десяти от палаток. Ветер толкал вперед, люди возмущались – и что встала на пути? – но сойти с места она не могла. Ноги будто окаменели, вросли в площадь. Оторвать их было задачей почти непосильной – и Асин стояла, чувствуя, как волоски на руках поднимаются. А неподалеку, у трапа, беседовал с кем-то капитан Альвар. Его, так похожего на свой корабль, она почему-то всегда искала в толпе, возможно, чтобы убедиться: он существует. А затем – умереть со стыда. Это превращалось в нелепую традицию, которую Асин понимала не до конца. Она собиралась вновь, как в первую встречу, помахать ему, но руки отяжелели.
И вот он сам повернул голову, будто почувствовал ее взгляд, выхватил ее, потерянно стоящую в непрерывно движущейся толпе, и кивнул – коротко, едва заметно, не отвлекаясь от разговора. Асин вспыхнула. Ладони ее тут же взлетели, легли на горячие щеки.
– Девушка, вы бы отошли, – донесся откуда-то слева густой бас.
Асин вздрогнула и сделала несколько шагов в сторону. Теперь острая тень крыши ближайшего дома лежала на ее волосах. С накрытого деревянным козырьком каменного балкончика свисал густо усыпанный листвой стебель. Он покачивался на ветру и то и дело щекотал голое плечо Асин. Та отмахивалась, фыркала, жмурясь на яркое солнце, которое не закрывал черепичный уголок, но не отходила. Она все еще дулась на Вальдекриза, хотя короткий знак внимания капитана Альвара и отогнал ненадолго эти мысли. Однако она по-прежнему не знала, куда теперь идти и что делать.
Дома встретит папа, вкусно накормит, пригонит с улицы собак, чтобы те свернулись у ног Асин двумя рогаликами. Он поддержит и не осудит. Но, если вдруг Асин вновь решит отправиться к училищу, непонимающе покачает головой. А она хотела продолжить учиться у Вальдекриза новому. И чтобы папа не смотрел косо. К тому же с Вальдекризом ей было интересно: впервые она могла сказать, что у нее… появился друг. Кровь снова прилила к щекам от этих мыслей: они показались Асин наивными и какими-то детскими.
Конечно, она могла пошататься по Рынку, изучить каждый прилавок, присмотреть то, что она обязательно купит себе в будущем – точнее, мысленно пообещает купить, но в итоге попросту забудет. Или сесть у причала, как мама, и, вопреки здравому смыслу, высматривать вдали несуществующую Бесконечную Башню: вдруг силуэт ее появится на горизонте среди облаков? Или же дойти до питейной, заглянуть внутрь, а там, кто знает, вдруг Асин отважится и закажет себе хотя бы стакан воды? Последний вариант казался ей отчаянным, взрослым и пока что нравился больше всего. Преисполненная решимости, она развернулась, испугав резким движением проходившую мимо немолодую женщину, и широкими шлепающими шагами – будь неладны эти ботинки – направилась к длинному белому зданию с односкатной крышей.
Там почти всегда было шумно, иногда даже звучала музыка – хотя Асин казалось, для посетителей мелодия не имела значения: за стуком посуды и голосами она терялась. Асин знала хозяина: он часто заказывал что-то у папы и в благодарность угощал его крепкой ягодной настойкой. Вандар – так его звали – умел создавать из дерева игрушки и посуду. Даже свою вывеску, с надписью «Большая ложка», он изготовил сам – вырезал каждый брусничный листочек и ягодку. И почему именно ее выбрал, такую кислющую? Асин хотелось обвести ягодки пальцами, ковырнуть ногтем трещинку на выступающем стебле, но оставалось лишь смотреть – роста не хватало, чтобы достать.