– Его имя.
Она негромко взвыла, запрокинув голову. Пальцы нервно забрались в густые волосы, принялись перебирать их. Локоны ускользали, струились по плечам тяжелыми волнами и ужасно раздражали Асин. Впрочем, сложно сказать, что в тот момент ее не раздражало. Наверное, только капитан Альвар, одинокий потерянный мальчик из Железного Города. Он прохаживался по палубе непривычно тихо и иногда вглядывался в даль, укрытую белыми шапками облаков, будто пытался там что-то увидеть. Асин повернула голову, сощурилась, но горизонт оставался чистым – ни единого клочка суши.
– Так я и не знал, – ответил Вальдекриз. Он напомнил Асин развалившегося на солнце, лоснящегося толстого кота. Даже говорил похоже, нарочито растягивая слова. – Ты чего так взволновалась?
– Зачем ты мне это рассказал?
Желание схватить его за грудки было нестерпимым. Асин даже мысленно сделала это и… тут же устыдилась. Она, как и ее папа, старалась избегать ссор, но в последнее время держать злость на поводке становилось труднее. Та рвалась наружу, разъедала изнутри. Асин до сих пор корила себя за то, что совсем недавно не сдержалась и подняла руку на Атто.
– Это просто легенда, булка. – Вальдекриз рывком сел и потянулся, разминая плечи. Он явно хотел вновь расслабиться, но Асин сыпала вопросами и не давала отдохнуть – ни ему, ни себе. – Не делай из этого проблему. Или ты что, веришь каждой сказке?
Однако по его тону Асин поняла: на самом деле он хотел сказать: «Не устраивай истерику на ровном месте». Она бы и рада сесть, свернуться клубком – и продрожать до самого прибытия, но что-то так и кипело внутри.
– Получается, это… неправда? – с надеждой спросила Асин.
– И да и нет. – Ответ не внес ясности. – Кто-то просто поведал эту историю мне, а я, в свою очередь, поведал ее тебе. Я скорее склонен верить в нее, а ты?
Сложно сказать, была она рассержена или разочарована, но на нее будто вылили ведро холодной воды. Так она и сидела перед Вальдекризом – продрогшая и глупая, с округлившимися глазами, трясущимися руками и искусанными губами. Быть может, тот, кто поделился легендой с ним, не желал ничего дурного: история есть история, она способна принять ту форму, которую захочет слушатель. Как кот, способный заполнить собой и пузатую банку, и квадратный деревянный ящик, – будто он жидкий, а вовсе не состоит из всего того… из чего состоят коты. И Вальдекриз посчитал ее правдивой – так и передал в руки Асин.
– Кто рассказал ее тебе? – тихо поинтересовалась она. Мысли о котах – и попытки сплести хоть какую-то логическую цепочку – невидимой водой остудили ее пыл.
– Кто рассказал, того больше нет, – спокойно сказал Вальдекриз и, обхватив левое запястье пальцами правой руки, так резко повернул его, что раздался хруст. Асин вздрогнула, а камни на браслетах задрожали. – Не понимаю, что так задело тебя: что человек, которого ты считаешь идеальным – поверь, это видно по твоим полувлюбленным взглядам, – на самом деле сын шакала или что об этом знаю я?
– Я… – Асин запнулась и виновато опустила глаза. Она и сама до конца не понимала. – Ты как будто испытывал удовольствие, рассказывая чужую тайну, – вздохнула она. – Вальдекриз, а он, – она кивнула в сторону Альвара, – знает?
– Без понятия. Единственное, что я могу сказать точно: его зовут Рэм. А Рэмин – просто женский вариант того же имени, так, по крайней мере, говорила одна моя знакомая болтушка, любившая сказки. Считай, что это просто красивая история о том, какими безрассудными бывают влюбленные люди, – улыбнулся Вальдекриз и шутливо пригрозил: – А вот то, что ты мне отдохнуть не дала, я тебе еще припомню.
Асин закрыла глаза, подставила лицо ветру. Ей вспомнились старые книги, те, в которых корабли ходили по волнам, как сейчас – по воздуху, тяжелые, огромные, величественные. Она представила, как борт «Небокрушителя» ласкает морская пена, а нос его разрезает воды, волнует их, заставляя дрожать крупной рябью. Но океан шумел далеко внизу, накатывал на торчащие, будто клыки, камни – их почему-то не подняло в воздух вместе с клочками суши, – а судно мерно покачивалось, поскрипывая и убаюкивая своей песней. Асин пыталась думать о чем угодно, кроме несчастной шакалицы. Но на смену лицу незнакомой желтоглазой женщины приходил образ Аэри, трещины на ее коже, из которых сочилась чернота. И никакого моря.
– И ты не боишься, что я расскажу ему? – Асин чувствовала себя малышкой, которой доверили чужой секрет. Однако он не распирал изнутри; желания бежать и делиться с кем-то у нее не было. А впрочем, кому она могла бы рассказать?
– Почему меня должно это пугать? Сомневаюсь, что он поверит, булка. Даже в мире, где корабли парят вместе с птицами, шакалы не превращаются в людей.
Сон давно расцепил свои холодные объятия, сполз по плечам Асин и улегся на коленях домашним зверем, чтобы вскоре, когда только выдастся возможность, вновь опутать ее. По-прежнему зевая, она разминала затекшее тело, налившееся усталостью. А ведь совсем недавно Асин дремала, свернувшись, у Вальдекриза на груди. Это казалось до того правильным, что она и не задумывалась, насколько невежливо вот так лежать на другом человеке, пусть и друге. Сейчас же, стоило лишь вспомнить об этом, и уши начинали гореть, точно по ним кто-то хорошенечко ударил изогнутыми дугой картами. Серьга усиливала жжение – оттягивала мочку и всячески старалась зацепиться, забраться под ворот жилета, но Асин вытаскивала длинный синий хвостик оттуда и убирала за спину.
– Если бы моя мать вот так скрывала что-то, я бы предпочла не знать, – наконец призналась Асин. – Иногда я хочу спросить – но даже не представляю у кого, – зачем она бросилась за борт. Она бросилась за борт, Вальдекриз, когда я была совсем маленькой. – Тот лишь кивал: то ли не хотел перебивать, то ли не слушал. И сейчас оба варианта вполне ее устраивали. – Но даже если мне ответят, что это изменит?
– Порой у людей нет выбора, булка, – сказал Вальдекриз холодно, спокойно, будто без тени удивления. Впрочем, что могло удивить его после шакалицы, родившей человеческого ребенка?
А ведь именно эти слова папа и говорил, будто пытаясь оправдать маму: «Если она поступила так, значит, на то были причины. Порой у людей нет выбора. Не нам ее судить». И добавлял что-то про чужую боль, которую не понять, пока не ощутишь сам. В такие моменты Асин считала папу особенно добрым, способным простить, наверное, все.
– Мне кажется, выбор есть всегда, – глухо парировала она, даже не зная, на что надеется.
Временами, когда образ матери, падающей за борт, захлестывал Асин – а поскольку она не помнила этот момент, картинка менялась, – она начинала думать о двух вещах: что совсем не знает мать и что совсем не любит ее. Подобные мысли Асин гнала прочь всеми возможными способами: ходила за водой к колодцу или за ягодами – в лес, забиралась в колючий стог сена или шлепала об стол кругляши теста, которые должны были вскоре превратиться в конвертики с луком и мясом. И это помогало, ведь Асин действительно не знала, что произошло с матерью, а значит, не имела права судить – так, по крайней мере, говорил папа, и она была с ним согласна. Да, ей с трудом удавалось любить человека незнакомого, почти чужого. Но через теплые слова папы, через рассказы знакомых Асин почти чувствовала, будто мама рядом, пусть даже не может ее обнять.
– Ты еще совсем маленькая, булка, – тепло улыбнулся Вальдекриз. – Жизнь может подбросить тебе такой выбор, что лучше бы его и не было. Вспомни Аэри.
Слова болезненно кольнули. Знал бы он, как часто Асин думала о верховной жрице.
– У нас было два пути: оставить ее дальше сражаться с тенями прошлого, день за днем проживая одно и то же, или попытаться разбить очаг аномалии. В первом случае она так и продолжила бы страдать, во втором же мы, по сути, уничтожили Аэри, а вместе с ней – и древний храм. Скажи мне, булка, что лучше?
Асин смотрела на свою ладонь, загибала пальцы – один, другой, затем разгибала их. И пусть второй вариант, если, конечно, все взвесить, казался правильнее, все же оба выглядели бесчеловечными и какими-то безвыходными. Будь она на месте Атто, наверняка так и не решила бы, как поступить.
– Не напрягайся так. – Вальдекриз протянул к ней руку и поправил лезущую в глаза челку, убрав пряди-крылья в стороны. – Ты не найдешь правильный ответ. У жизни вообще его нет.
Ей хотелось спросить о многом, но голос капитана Альвара, прозвучавший над ухом, разогнал все мысли и оставил сидеть в легком оцепенении. Асин даже не повернулась к нему, так и замерла, вытянувшись и чувствуя тонкую нить позвоночника между лопаток.
– Собирайтесь, – сказал он и, когда Вальдекриз согнул ногу, чтобы резко, точно пружина, подняться, добавил: – Вставай.
Последнее явно предназначалось Асин, и это слово мурашками прошлось по ее спине, холодком защекотало в ложбинке на затылке – там, где курчавились мягкие, неотросшие волосы. Она вздрогнула и закивала, даже не зная, видит ли Альвар нервные движения ее головы, которая то ходила взад-вперед, то будто дрожала от сквозняка. Встав и поправив рубашку – как всегда безукоризненно чистую, – Вальдекриз протянул Асин руку и игриво подмигнул, а когда она вложила в его ладонь свою, резко дернул на себя. Асин, точно кукла на ниточках, выгнулась – и встала, сведя колени, но чуть завалившись налево. Засмеявшись, Вальдекриз взял ее за плечи, придержал. Он возился с ней как с маленькой: разглаживал складки на рукавах, поправлял жесткие, почти хрустящие манжеты, одергивал замявшийся ворот. Последним штрихом – щелкнул по клюву свободную птицу, после чего кивнул: Асин была готова.
– Капитан! – Вальдекриз ссутулился и вскинул руку над головой. Щелкнули каблуки: видимо, Альвар все-таки обернулся. – Разрешите спросить. – Он медленно повернул голову, глянул одним глазом из-под длинной челки и усмехнулся. Вальдекриз вел себя так, будто перед ним не капитан «Небокрушителя», а старый приятель.
– Да? – Альвар нахмурился.
Асин напряглась всем телом. Она стояла между ними, накрыв правый кулак левой ладонью, и переводила взгляд с одного на другого. Только бы Вальдекриз не сказал лишнего – об этом она просила верхнего, внемлющего бога.