– Мы росли при церкви. Всегда вдвоем. Мы с ней. Я и она. – Циэль сбивалась, выплевывая рубленые фразы, иногда хмыкала, будто сказала что-то глупое, и пожимала острыми плечами. – У нас не было никого, кроме Танедда Танвара и нее. – Асин нахмурилась, услышав это безликое «нее». Речь о церкви? Или она попросту потеряла нить разговора и теперь упорно пыталась отыскать ее разлохмаченный хвостик? – И она была – не поверите! – живой! – Глаза Циэль засверкали драгоценными камнями.
Асин после этого дополнения почувствовала себя совсем глупой. Хотя жрецы и сейчас частенько называли свои церкви живыми, даже слышащими.
– Мы жили при Доме Солнца, – пояснила Вильварин, опустив ладонь на плечо Циэль. – Родители бросили нас, когда мне было девять, а ей…
– Я была глупым пищащим кульком, – сказала Циэль. – Нам повезло попасть в Дом Солнца. Не всех он пускал в свои двери. Хотя многие желали если не служить там, то уж точно расти.
– Тогда мы еще ходили на двух ногах.
– И мир лежал перед нами, большой и открытый.
Вильварин приняла ее желание рассказать, отступила, склонившись перед младшей сестрой, как перед равной, заслуживающей доверия. Теперь они передавали друг другу право слова так, будто готовили речь годами – и вот нашли благодарных слушателей. Асин вытянулась и прижала к груди кулак. Она не могла расслабиться: все тело сковало напряжением, заболели плечи, мелкой дробью застучали зубы. Хоть она и слушала, что-то не отпускало, держа, будто в тисках, не давая даже выдохнуть нормально.
– Так вы… не всегда были такими? – Вальдекриз, очевидно, не нашедший слов, просто обвел их рукой.
– Нет, мальчишка, – Вильварин покачала головой. – Но, согласись, интересно вышло. Мы навеки остались здесь. – Она звонко цокнула языком и похлопала хвостом по полу – вновь раздался металлический лязг. – Не в стенах Дома Солнца, а в школе, куда ни разу не ходили при жизни. Сюда уже не заходят люди. А если заходят, то лишь для того, чтобы, – она обратила все внимание на них, и Асин словно приковало к месту взглядом, – утащить что-нибудь.
– Над нами были Танедд Танвар и сам Отец-солнце. И ни-ко-го, – мечтательно выдохнула Циэль. – Представляете, какими свободными мы были? У меня не возникало мыслей о том, где наши родители.
– Таких, как мы, часто оставляли, – добавила Вильварин.
– А когда я вдруг задалась этим вопросом, Вильварин просто сказала: «А нам что, плохо живется?» Я тогда обняла ее и расплакалась. Ведь если бы вдруг появились мама и папа и попросили бы нас оставить Дом Солнца, я бы не смогла. Просто не смогла, понимаете? – произнесла она, явно ожидая хоть какой-то реакции. Асин быстренько кивнула, и шея тут же заныла. – Нас кормили рыбой и крохотными золотистыми клубеньками картофеля, который рос на грядках прямо у Дома Солнца. А какой дивный там был сад!
– Мы ухаживали за ним. Знали названия всех цветов. Многие были привезены издалека – и мы изучали их очень внимательно.
Слушая, Вальдекриз опустился на пол, привалился плечом к стене напротив Асин, а черный куб вытащил из-за пазухи и положил себе на колено. Асин покачнулась. Она не находила себе места и никак не могла отделаться от ощущения, что Вильварин следит за ней. Боясь совершить очередную глупость, она так и осталась стоять, теребя край рубашки, вылезающий из-под жилетки.
– Все было ладно какое-то время, – продолжила Вильварин.
– А потом Танедд Танвар… он… – замялась Циэль. – Начал вести себя странно.
– Его будто подменили, – добавила Вильварин, но понятнее не стало.
Асин поймала прядь волос ртом и принялась мять ее губами.
– Он закрывался в своем кабинете, он иногда, хоть и очень редко, отменял службы, чего не делал раньше. Он даже забыл о том самом мальчике, которого якобы позвал сам Дом Солнца. И только ходил-ходил-ходил! – Циэль постучала по стене когтями, изображая звук человеческих шагов – так стучат по полу каблуки. – За короткое время из мужчины он превратился в изрезанного морщинами старика. Когда он снял при нас головной убор, мы увидели, что его красивые длинные волосы засеребрились. Он смотрел на нас как на бедняжек, а иногда – будто и вовсе не видел. Дом Солнца увядал вместе с ним. Мы ухаживали за садом, но цветы серели, высыхали, опадали, а их листва скручивалась.
– Но никто не ухаживал за нами. Циэль тяжело болела. Или легко умирала – как посмотреть. Танедд Танвар поил ее отварами, от которых вроде становилось легче, но ее чудесные волосы облетали. И вот он оставил нас. Потому что появились дела важнее. Появился мальчишка, будущий жрец. Я злилась, так сильно злилась, ведь сама я не могла помочь сестре.
Сидящий у стены Вальдекриз вздрогнул. Точно забыл что-то – может, на «Небокрушителе»? Пока Циэль и Вильварин говорили, он молчал. И Асин, даже нервничающей, было удивительно: а где же неуместные замечания, которые могли, возможно, разрядить обстановку? Сама она не осмелилась бы на такое. Ведь с ними решили поговорить стражи из старого мира, спавшие до того, как…
Определенно Вальдекриз прав: Асин будит всех. Аномалии, папу, кота, теперь вот Циэль и Вильварин. Да что с ней не так?
– И, несмотря ни на что, Дом Солнца стоял. А люди продолжали приходить. За советами, за ответами.
– За мудростью Танедда Танвара.
– И мы привечали их. Последние души Дома – так нас звали. В то время как мальчишку звали… никак, – Циэль хихикнула. – О нем только слышали, но никогда не видели. Порой мне казалось, Танедд Танвар на какое-то время забыл и о нем.
Они переглянулись – и подарили друг другу самые светлые, самые теплые улыбки.
– Дом Солнца тогда начал тяжело вздыхать, скрипеть. Он устал. Но почему-то Таннед Танвар не мог поставить на место себя того мальчишку. «Я нужен Дому Солнца, – так он говорил. И продолжал: – Я нужен моим детям». И он все-таки вернулся – к прихожанам и к нам. Он гладил нас по головам, уже выросших, как раньше. А потом…
– А потом… – подхватила Вильварин, и обе они замолчали.
Вальдекриз приподнялся, расправил плечи и жестом призвал их продолжать. Черный куб на его колене задумчиво щелкнул внутренностями. Этот звук, негромкий и глухой, заставил Циэль вздрогнуть.
– Он сказал нам: «Хотите быть вечными? Со мной».
– «Хотите быть совершенными? Со мной».
– «Хотите обмануть смерть?»
– «Хотите навсегда остаться верными Дому Солнца?»
– «Конечно, хочу!» – воскликнула я.
– «Да, Танедд Танвар. Да», – сказала я.
– И он сделал нас такими. Он забрал у нас имена, как последнее человеческое. Он сказал, теперь мы не люди, а значит, должны отдать все то, что делает нас людьми. Поначалу мне казалось, что это просто глупость, просто игра: невозможно просто написать слово, просто сжечь, чтобы оно перестало существовать. Но вскоре мы забыли, как нас зовут, не забывая остального. Будто всегда были Циэль и Вильварин. А потом он благословил нас на вечную жизнь. Он…
– Прижимался к нам и вдыхал наш запах – запах человеческого пота и звериной шерсти. – Вильварин нахмурилась, а глаза ее обратились безжизненным стеклом. – Он называл нас лучшими. Лучшими и первыми. И задыхался от восторга, потому что подарил нам эту вечную жизнь. А нам было больно.
– Мы не чувствовали ничего, кроме боли, – призналась Циэль, уронив взгляд на пол. – Мы не могли спать, не могли ходить. Мы просто беспомощно лежали. И плакали.
– «Теперь Дом Солнца не отпустит вас, – сказал он тогда почти ласково и потрепал нас своими узловатыми пальцами по бокам. – Мои девочки. Мои красивые. Дом Солнца умеет быть жестоким так же, как умеет быть справедливым. Он не убьет». Как не вовремя он объяснил это, – усмехнулась Вильварин. – Мы бы предпочли умереть. «Дом Солнца взимает плату. Он продлит агонию. Он сделает вашу жизнь невыносимой. Но вы же послушные, мои девочки?» – спросил он, когда наше согласие уже ничего не значило.
Они вновь замолчали. Циэль спрятала лицо в искусственных волосах и негромко всхлипнула. В этот момент Асин задумалась: в каком возрасте она выбрала вечную жизнь, решила пойти за человеком, заменившим отца? Она казалась молодой, куда моложе самой Асин, с гладким кукольным личиком, большими глазами и розовыми губами. Она и правда была совершенной – и не в том грязном смысле, о котором говорил жрец Отца-солнце, покойный Танедд Танвар.
– Он увел нас сюда, – пусто продолжила Вильварин, скользя взглядом по разрушенным стенам. – Где никто не видел наших новых уродливых тел. Он просил хранить и оберегать весь тот хлам, что несли его руки прямиком из Дома Солнца. А потом он принес этот проклятый ящик, схоронил его под завалами. И пропал.
– Мы исполняем последний приказ. – Циэль нарисовала на своем лице улыбку указательным пальцем. – Мы вечно спим и просыпаемся, лишь чтобы защитить давно никому не нужные вещи. Мне больше не больно. Я больше не болею. Я не помню людей, которые приходили сюда и уходили в никуда. Но я помню мальчика. С которым так хотела дружить. Не лицо, не голос. – Она прижала ненастоящие волосы к груди. – Я помню его вот здесь. У! – ее голос зазвенел, а потом дрогнул. – Он бы освободил нас. Я знаю.
Значит, теперь Циэль и Вильварин обязаны охранять полный аномалий остров, – пока их не отпустит погибший со старым миром последователь угасшей религии.
Когда молчание затянулось, а вместо слов остались лишь тихие печальные вздохи, Вальдекриз поднялся. Он попытался отряхнуть штаны от пыли, но лишь сильнее размазал ее, хорошо заметную на черной ткани. Усмехнувшись, он вложил куб в ладони растерявшейся Асин, заговорщицки подмигнул ей и выпрямился. Циэль и Вильварин не видели его: одна продолжала заливать слезами искусственные волосы, похожие сейчас скорее на испустившего дух зверька; вторая же неловко растирала шею, не зная, что сказать в утешение. Иногда она приоткрывала рот, но тут же вновь сжимала губы.
Затаив дыхание, Асин следила, как медленно Вальдекриз приближается к ним, как вытягивает руки – ладонями вверх, как опускает голову – и длинные волосы заслоняют его лицо. Циэль и Вильварин повернулись к нему почти одновременно. Они отпрянули, прижали ладони к груди, дернули ушами – и движения их были зеркальными.