– Не бойтесь, – негромко попросил Вальдекриз.
– Что ты делаешь, мальчишка? – зашипела Вильварин.
– Я же говорил, у меня есть имя, – усмехнулся он, не опуская рук. – Я не мальчишка. И точно – не детеныш. И пусть для нее я – Вальдекриз, вам знакомо совсем другое. Тьери Карцэ, последний жрец Отца-солнце.
Последний жрец
Звонок надрывал внутренности, рассыпаясь, колол уши своим дребезжанием. Но теперь, оставшийся позади, он не пугал так сильно. Впрочем, сидевшая на жестком корне, словно на скамье, Асин все равно вздрагивала. Даже покинув давящие, крошащиеся стены разрушенной школы, даже устроившись удобно и скинув ботинки, чтобы трава щекотала голые пятки, она не могла успокоиться. Руки то и дело тянулись к сухим золотистым колосьям – шелестящим, покрытым жесткими волосками. Асин водила по ним ладонью, иногда сминала пальцами. Один колосок она сорвала и, тряхнув им в воздухе, точно погремушкой, заложила за ухо.
Совсем рядом, слева, привалился плечом к древесному стволу Вальдекриз. Его идеей было покинуть стены, слишком тесные для четверых, и разместиться на природе, в самом сердце острова, в облаке цветочных ароматов, медовых и сладких. От них, таких ярких, Асин иногда чихала в рукав, стараясь делать это тихо. Звучал чих, впрочем, так, будто телега попала колесом в колдобину – скрипуче и трескуче. Вальдекриз посмеивался, качая головой, за что в него прилетал полный укора взгляд.
Утоптав в траве место мягкими бежевыми лапами, Вильварин наконец улеглась. Пригнувшиеся к земле колоски образовали вокруг нее гнездо. Циэль же, устроившись у нее под боком, плела из луговых цветов увесистый венок. Пальцы ее ловко, проворно соединяли стебелек за стебельком в косу, которой она то и дело любовалась. Тонкий хвост свернулся вокруг лап, и иногда его кончик шуршал в траве, отвлекая Циэль. Она дергала ушами, замирала, присматривалась – и тут же, звонко засмеявшись, возвращалась к своему занятию.
Сердце острова пульсировало аномалиями. Вальдекриз умело выискивал их и наносил на карту, подписывая каждую. В этом ему помогала Вильварин, которая называла их иначе – «шумящие искорки», – но знала каждую: от самой безобидной до лишившей жизни не одного человека. За долгие и долгие годы она насмотрелась на гостей. Они приходили нечасто и были слишком уж хорошего о себе мнения, чтобы лишний раз проверить безопасность своего маршрута.
– Тьери Карцэ. – Вильварин выставила перед лицом ладонь с растопыренными пальцами и зевнула в нее. – Так вот, значит, каким ты стал.
– Когда Дом Солнца принял тебя, ты был совсем детенышем, – мурлыкнула Циэль, полностью сосредоточившись на венке.
– Головной убор вечно сползал тебе на глаза – как же живо я помню это, – добавила Вильварин, и Циэль, опустив голову, вновь украшенную гладкими блестящими волосами, хихикнула. Ветер всколыхнул пряди – и бусины мелко застучали друг об друга.
– Как видите, я вырос. – Вальдекриз сделал шаг вперед и развел руками, показывая себя во всей красе.
– Правда, за столько лет люди обычно приходят в негодность, – протянула Циэль, мазнув взглядом по его фигуре.
– Ты обращаешься или крылатой памятью, или ничем, – сказала Вильварин, проведя рукой по воздуху, она будто поглаживала по спине невидимого зверя.
– А ты все тот же глупый мальчишка. Совсем маленький для того, чтобы дружить с девочками.
Хмурая Асин, в очередной раз хрустнув колосками, вытянулась, замерла и, медленно поворачивая голову, осмотрела всех участников беседы. Молодую Циэль, которая сейчас напевала себе под нос задорную мелодию, пока пальцы ее плясали по мелким синим цветкам; задумчивую Вильварин, подставившую лицо встречному ветру и блаженно прикрывшую глаза; жизнерадостного Вальдекриза, доставшего из-за пазухи куб и теперь державшего его на кончиках пальцев. Странный предмет то взлетал повыше, то приземлялся на подушечки. Механическое щелканье давно не звучало, а золотистое свечение было едва заметным, точно он устал.
– А ведь я все еще храню тебя у себя внутри, – мурлыкнула вдруг Циэль. Казалось, улыбка ее ненадолго поблекла. – Ты непохож на себя старого. Такой красивый. – Голос вновь сделался счастливым. – Вот только почему ты так и не вышел в сад? Там было весело.
– Циэль! – одернула ее Вильварин холодно, таким тоном обычно отчитывают за непослушание.
– Прости, – совсем тихо ответил Вальдекриз. – Я был… – он помедлил и все же закончил: – дурак. И совсем не разбирался ни в садах, ни в девушках.
– А сейчас? – звоном колокольчиков рассмеялась Циэль.
– В одном из двух – точно.
Присоединяться к разговору не хотелось. Асин и без того чувствовала себя чужой. Она отказывалась понимать, откуда у Вальдекриза еще два имени, как он связан с Домом Солнца и тем более – с Вильварин и Циэль, которые, судя по рассказам, жили здесь, когда острова еще не поднялись в воздух, а аномалии существовали разве что в сказках и историях уставших путников. Четыре слова – «последний жрец Отца-солнце» – не объяснили ничего. Асин чувствовала скребущуюся в горле обиду, но хорошее воспитание – папино воспитание – не позволяло показать это, не давало громко требовать ответов от собеседников, которые, по сути, ничего ей не должны. Она надеялась лишь на то, что Вальдекриз помнит о своем обещании, и иногда поглаживала мизинец.
– Скажи же мне, Вальдекриз, – обратилась к нему Вильварин, учтиво назвав новым, привычным уху Асин именем, – что за сила до сих пор питает тебя жизнью?
Асин мысленно поблагодарила ее за этот вопрос. Сама она сейчас не смогла бы его сформулировать, в голове сталкивались лишь обрывки фраз – и даже в них она путалась. Сам же Вальдекриз, казалось, наслаждался солнечным теплом и не собирался продолжать разговор. Изредка он бросал в воздух вместе с кубом какое-то размышление, смысл которого не улавливал никто. Даже всезнающая Вильварин лишь лениво дергала ухом.
– Я думал, ты, творение Танедда Танвара, должна понимать, – улыбнулся он. Куб поднялся над пальцами и негромко щелкнул.
– Я, как и ты, лишь человек. Я не могу знать все. Иначе перестала бы гадать, что свело с ума последнего… – Вильварин осеклась и тут же поправила себя: – предпоследнего жреца Отца-солнце.
– Никому из нас не дано знать всего. Но вас растил Танедд Танвар, а меня просто позвал Дом Солнца. – Он замолчал и прижал пальцы к виску, будто невидимые молоточки застучали в голове – и стук их отозвался болью.
– Жрец жив, пока того желает Дом Солнца. Так говорил Танедд Танвар. Но ты сказал, что Дом Солнца не нужен этому миру.
Пока двое говорили, Циэль ходила туда-сюда, а рядом с Вильварин ее ждал наполовину сплетенный венок. Среди высокой травы она выискивала спрятавшиеся цветы – белые и голубые, – которые аккуратно срывала и складывала стебелек к стебельку на свой локоть. Асин наблюдала за ней, изящной и тонкой, будто ненастоящей, в то же время ожидая ответ Вальдекриза. Только бы ветер не унес его. Позвоночник Асин обратился железным стержнем, который она болезненно ощущала всей спиной и основанием шеи.
– От него остались руины. Но он еще дышит. И помыкает мной, – Вальдекриз усмехнулся так устало, что Асин стало не по себе. Она попыталась поймать его взгляд, но он смотрел на черную крышку куба, в которой не отражался.
– Как он? – ожила Вильварин. Она распахнула глаза, приподнялась на лапах и села. Хотя она старалась сохранять спокойствие, от волнения ее грудь часто вздымалась. – Где он? – спросила она совсем тихо.
– Далеко, – почти мечтательно ответил Вальдекриз, и это не объяснило ровным счетом ничего.
Асин почувствовала, как щиплет в носу, как мир вновь размывают слезы, но не стала делать с этим ничего – лишь улыбнулась и в очередной раз провела ногой по колоскам. Она совсем не знала человека, которого считала другом – вернее, хотела считать.
Разгоревшийся день наполнялся теплом и светом. Он согревал мокрые щеки Асин, трепал ее ласковым ветром по взъерошенным волосам. Солнце, то, которое Вильварин и Циэль нежно звали отцом, зависло над бескрайним океаном, танцуя бликами на волнующейся воде. Асин силилась увидеть это, но перед глазами был лишь неухоженный зеленый остров, переходящий в безоблачную синеву неба.
– Я бы хотела вернуться, – призналась Вильварин, тяжело сглотнув.
– Сейчас Дом Солнца мало похож на то, чем был когда-то. Он почти не помнит себя. И постоянно требует.
Ничего не понимая, Асин встала. Нежные ступни больно укололи мелкие камешки, сухие комья грязи и колоски – они припали к земле и хрустнули тонкими нитями своих позвоночников, – но она лишь поморщилась и медленно, будто во сне, повернулась спиной. К Вальдекризу, к Вильварин, к их пустому разговору, не давшему никаких ответов. Покачиваясь маленьким безвольным маятником, она обошла участливо шелестевшее густой кроной дерево, прижалась к нему лбом и пробежалась пальцами по жесткой коре, повторяя ее узор. Отросшие ногти цеплялись за выступы, замирали на каждой галочке и плавно сползали ниже по напоминающим реки изгибам.
– А эта девочка, – когда Вильварин заговорила, Асин крепко зажмурилась, готовясь к словесной пощечине, – твоя?
Лицо тотчас обожгло. Послышалась мягкая улыбка Вальдекриза. Ее и правда можно было услышать – по негромкому хмыканью: с таким звуком она обычно и появлялась на губах.
– Моя, – без колебаний ответил он, и трава зашуршала под его ногами.
Асин слышала, как этот звук подкрадывается все ближе. Она не решалась открыть глаза, повернуть голову: вдруг налетит ветер, пригнет к земле желтоватую на кончиках траву и вместе с цветами и облетевшей листвой унесет еще и человека, который так бесстрашно, в присутствии двух любопытных пар глаз, подошел к ней? Она почувствовала кожей его тепло – так близко он остановился, – и, негромко фыркнув, принялась тереть локоть, которого коснулась жесткая манжета закатанного рукава.
На плечи тут же опустились теплые ладони, не давая опомниться, развернули Асин – и на мгновение она, казалось, забыла, как дышать. Вальдекриз взял ее за подбородок, мягко поднял упавшую на грудь от усталости и обиды голову и прижался губами к ее лбу. Надолго – сердце успело выдать дробь из десяти ударов, прежде чем он отстранился. Слезящиеся глаза видели лишь улыбку-полумесяц и рваные волосы, обрамлявшие вытянутое лицо.