– Я что-то вроде переговорщика. – Вспомнив про давно остывший жареный сыр, Вальдекриз оторвал от него кусочек и скатал пальцами в небольшой шарик. – Циэль и Вильварин с неохотой идут на контакт. Они не сболтнут лишнего. Но порой их трудно понять: старый мир здорово отличался от нового, они временами говорят чересчур много непонятных слов.
– И никто не насторожился, почему их вдруг понимаешь ты? – Асин с большим трудом изобразила удивление.
– Ты не представляешь, сколько книг я прочел за все эти годы. Многие ответы можно найти на их страницах, если, конечно, отыскать те древние издания. Более чем уверен, некоторые из них Дом Солнца давно швырнул в океан – ему иногда бывает скучно.
Он говорил так обыденно, будто каждый день видел дома, вышвыривающие через двери и окна вещи хозяев. Но эта мысль не задержалась в голове Асин надолго: появилась – и упорхнула. Бесконечная Башня, как и словно сошедшие со страниц сказок Циэль и Вильварин, обитательницы старого мира, сейчас почти не занимали Асин.
– Почему ты решил опять отправиться с ними? – Она тут же достала новый вопрос из своего воображаемого тяжелого мешка, груженного до самого верха.
– Я не стану напоминать, что я – последний жрец Отца-солнце. Дело не в этом. Вернее, не совсем, – добавил Вальдекриз, закидывая в рот желтоватый комок сыра. – Тебе когда-нибудь казалось, будто что-то неправильно? Настолько неправильно, что раздражает. И только ты в силах это исправить. Это чувство абсолютно бессмысленное, ничем не подкрепленное, но ты упрямо идешь у него на поводу.
– Да, – вместо того чтобы кивнуть, Асин уронила голову.
– Вот тут что-то похожее. Останься я на Первом – сожрал бы себя. – Он оторвал еще одну полоску от сыра и покачал ею в воздухе. – Вот так.
– Понятно, – буркнула Асин, хотя понятнее не стало. И тут же спросила из вежливости, не очень-то и желая слышать ответ: – Как там Циэль и Вильварин?
Совсем недавно ее правда волновала их судьба. Но теперь Асин куда больше заботил Вальдекриз. Повисло молчание. В такие моменты люди обычно подыскивают правильные слова – мягкие, точно пуховая перина.
Подошедший к училищу народ налетел волной на стены и тут же отхлынул. Через ворота, у которых сегодня стояло не двое, а четверо одинаково одетых часовых, прошли лишь трое – те самые, прибывшие с Каменного Великана. Остальные же потоптались неподалеку, погалдели и разбрелись по площади, выискивая для себя занятия.
– Их частично разобрали, – негромко, будто не желая произносить это вслух, сказал Вальдекриз. – Помнишь, я говорил тебе, что Железный Город занимается механизмами? Нам, – он развел руками, стараясь сохранить привычный, чуть насмешливый тон, – очень не повезло. Циэль и Вильварин – слияние человека и машины. И теперь Третий всеми силами пытается понять устройство их тел.
– Как человек может быть машиной? – не поняла Асин. Но вспомнила: Вильварин тоже говорила о механизмах.
– Как Мирра. Только сложнее, – коротко ответил Вальдекриз, явно не слишком желая вдаваться в подробности.
– Но если верить книгам…
– Не всегда стоит верить книгам, Аси. Например, отец Мирры наверняка пользовался записями прежнего мира, пусть и не совсем удачно. Прежний мир куда интереснее, куда многограннее, понимаешь? Были у нас земли, похожие на огромный живой механизм. Больше Железного Города. И куда мощнее. Они прятались за высокими стенами. И о них предпочитали не говорить. Да многие даже тогда не знали об этом. Я тоже, как понимаешь, услышал случайно и поначалу не поверил даже. Ты же умная, Аси, и должна понимать, что некогда единый с природой мир людей не захочет принимать что-то подобное как часть себя. Лучше обнести, помимо стен, сотней легенд. А то и вовсе не говорить: пускай лучше у людей не будет соблазнов. Вот только там человек сливался с машиной по собственному желанию: когда ему недоставало руки, ноги или половины туловища. А Циэль и Вильварин…
Что-то внутри Асин слабо зашевелилось, запищало о несправедливости, о бесчеловечности. Но она лишь хмыкнула, стараясь хоть как-то отреагировать на нерадостные вести. Ссора с отцом и скорый отъезд Вальдекриза волновали ее куда сильнее, пускай это было неправильно, ведь вокруг творились пугающие вещи – живых существ разбирали, точно игрушки, и, наверное, с такой же легкостью.
– Но они в порядке. Они слишком ценные, потому что уникальные, – пояснил Вальдекриз, потянувшись за ложкой. – А в Циэль, кажется, влюбился мальчишка-механик. Он постоянно бегает к ней поболтать, таскает еду. И огрызается, когда я вдруг спрашиваю, что это он там в очередной раз забыл.
Асин рассмеялась, тихо и невесело, совершенно не желая слушать о том, как налаживается жизнь младшей кошки.
– К нам приставили хрониста, – продолжил Вальдекриз, щедро поливая медом то, что осталось от жареного сыра. – Древнего старика, который вечно со мной спорит. Просил уже кого-то помоложе прислать, не один же он грамоте обучен, но, как ты понимаешь, меня не услышали, – усмехнулся он. – А этот дедуля будто только что очнулся от многолетнего сна. Мир меняется, эй. – Он откусил мягкий желтоватый уголок – и прожевал вместе с дальнейшими словами.
Асин оцепенело смотрела на гладкие бока орешков, не притрагиваясь к ним пальцами, пока Вальдекриз, о жизни которого она так хотела послушать, продолжал говорить – как всегда не о себе:
– Я, кажется, понял, что свело с ума Танедда Танвара. Спустя столько лет понял! – Он, конечно, говорил серьезно, но еда, похоже, увлекала его куда больше разговоров о давно погибшем жреце. – Он видел гибель старого мира. И отчаянно хотел пережить его. Ведь новому миру наверняка понадобится жрец, проводник для слепых, потерянных людей. – Он тяжело выдохнул, стукнув себя кулаком в грудь. – Он искал бессмертие, булка. И кто знает, сколько таких, как я, Циэль и Вильварин, но менее везучих было на его пути. Но в конце концов он создал идеальный источник энергии, до сих пор питающий наши тела.
– Источник энергии? – уточнила Асин, которой размышления Вальдекриза казались кашей прямиком из Железного Города.
– Я говорю о Доме Солнца. О живом храме Всеотца, первом удачном творении Танедда Танвара. Но… – Вальдекриз пожал плечами. – Сейчас от этих знаний мало толку. Единственный человек, которому об этом известно – кроме меня, конечно же, – это ты, булка. Прости, что вывалил на тебя все это. Мне больше не с кем поделиться. Прочее мое окружение, ты знаешь, или пытается вскрыть людей, или уже лежит, явив окружающим свой богатый внутренний мир.
– Я… – не зная, что сказать, Асин отыскала единственные правильные слова: – сохраню это в себе. А зачем тогда созывают Совет? – Каша в голове становилась все гуще. – Если Железный Город уже принялся за Циэль и Вильварин.
– Он так и будет собираться время от времени. Изучать записи – механиков, хрониста – и пытаться понять, что делать с Циэль и Вильварин дальше. Железный Город взялся за них без ведома прочих островов-братьев. И сейчас задним числом пытается получить разрешение вскрывать все, что вскрывается, изучать все, что изучается. Исключительно ради всеобщего блага. – Вальдекриз прижал кулак к груди и покачал головой. – И запросить помощи лучших врачей. Чтобы совместными усилиями понять, как работают Циэль и Вильварин… попутно не сломав их. – И Вальдекриз кивнул – словно запирая на несколько замков неприятную тему, не желая перемалывать ее дальше, пока она не превратится в ничего не значащую труху. – Лучше ты рассказывай, – предложил он.
Казалось бы, вот он – подходящий момент. Встрять, влезть, вклиниться, пока Вальдекриз мурлычет что-то себе под нос. Пускай это невежливо, но он ведь непременно поймет. Набрать в грудь побольше воздуха, мысленно разбежаться и прыгнуть в воспоминания, утянув Вальдекриза за собой. Рассказать о Вальцере – он разрешил называть себя именно так, и Асин непременно должна об этом упомянуть, – и о совместных полетах, о том, что она больше не падает так нелепо. А затем – чуточку приврать, для красоты. Асин даже приготовилась, отвела взгляд, заправила за ухо прядь – чем не лучшее начало? Но не решилась и выдала лишь тихое, засевшее в голове и не дающее покоя:
– Я с папой поругалась.
Не ожидавший этого Вальдекриз уставился на нее – она не видела, но чувствовала его взгляд у себя над ухом. Асин стиснула зубы, тяжело выдохнула и опустила плечи, запрокинув при этом голову. Казалось, боль, от которой она так старательно убегала, наконец догнала, навалилась, придавила своим немалым весом.
– Что случилось? – спросил Вальдекриз. Судя по тому, как лениво и невнятно прозвучал вопрос, он пытался языком достать из зуба кусок ореха. Асин даже чуточку обиделась: все-таки она делилась чем-то очень личным.
– Он не сказал мне, что сегодня прилетают гости с островов-братьев, – нехотя ответила она, крепко так задумавшись: и зачем обмолвилась?
Едва ли ему – внезапно прибывшему, уставшему – есть дело до маленьких, размером всего в один дом, проблем, когда рядом разобранные по деталям и деталькам почти-люди, почти-кошки. И даже личный хронист, пускай и пахнущий старостью. Но Асин продолжила, медленно поворачивая голову и боясь увидеть, как Вальдекриз увлеченно ковыряется в зубе мизинцем.
– Когда тебя только забрали, – сказала она, про себя понимая: его никто не забирал, он сам согласился, – я плакала. Очень долго. И лицо у меня было красным, некрасивым и круглым. Не как яблоко круглым, а как размокший хлебный мякиш, понимаешь? Мне не хотелось есть, а когда я ела, – в этом она не признавалась даже папе, – меня тошнило. Но я пришла в себя. – Не без помощи, о чем она вдруг решила умолчать. – Я же пришла, Вальдекриз! Ты мне веришь?
Мизинца в зубах не было, вместо него она встретила взгляд – внимательный, застывший. Асин подумалось даже, будто Вальдекриз окаменел. Она махнула ладонью перед его лицом и заметила, как дрогнули ресницы.
– А это значит, что я больше не сломаюсь. Но папа… он, видимо, считает, что если вдруг я не увижу тебя, то снова буду плакать. И снова стану некрасивой.