Спорить Асин не стала. Она поднялась на покачивающихся ногах, уронила голову, желая просто ответить кивком, и пошла наверх под негромкий смех папы, крепко вцепляясь в скрипящие перила. Второй этаж встретил ее вытянутыми полосами густых теней, которые перечеркивали лежащий на деревянном полу яркий прямоугольник света. Здесь у каждой двери росли в деревянных ведрах папины кустарники – их постоянно пытался облюбовать кот, но каждый раз терпел неудачу. Однако даже сейчас Асин заметила ведущую к лестнице цепочку грязных следов.
Кровать приняла ее в свои объятия. Асин накинула на себя уголок покрывала, свесила с края ногу и сунула ладони под прохладную подушку. По коже тут же пробежали мурашки, прогоняя приятную сонливость. Асин поежилась, вжала голову в плечи и подтянула колени к груди – она быстрее согревалась, сворачиваясь в клубок. Дремота подкралась вновь: сначала положила мягкие лапки на простыню, затем бесшумно оттолкнулась от пола и легла у виска, щекоча кожу длинной серебристой шерстью.
В ту ночь Асин снился холод, укрывший поля белым пушистым снегом, из-под которого выглядывали, ощетинившись, сухие колосья. Асин шла к стоявшим невдалеке деревьям, под которыми чернела земля с пучками выцветшей травы, на звуки голоса. Она не могла разобрать ни слова, но видела говорившего – красивую темноволосую женщину в ее голубом платье. Маму. Это точно была она. С размытыми чертами и полупрозрачными руками, но она.
Чем закончилось странное видение, Асин не запомнила. До дрожащей в морозной синеве знакомой фигуры она не дошла, хоть и стала различать слова. «Иди сюда, Асин» и «Здесь так одиноко». «Птичку слепить так просто» и «Все бы отдала за хлебную запеканку». Последнее, впрочем, кажется, было ее мыслями. Ведь проснулась Асин именно с этим навязчивым желанием, на которое тут же отозвался живот – запел китами.
Асин даже включила хлебную запеканку в список важных дел на сегодня – между походом в Бесконечную Башню и стиркой. Быстренько привела себя в порядок – умылась холодной водой из ведра, сменила одно платье на другое, почти такое же (неудивительно, что Альвар их перепутал), расчесала свалявшиеся в осиное гнездо волосы – и сунула куб в небольшой холщовый мешок, где обычно хранила деньги. Хотелось поскорее разделаться с давящим обещанием и вернуться к привычной жизни, где нет опасностей и загадок и даже полеты довольно скучные. Проблемы же словно и правда забрал с собой и увез в Железный Город Вальдекриз. Кроме одной. Она висела на широком кожаном поясе и как будто тянула к земле.
По-быстрому прикончив теплое молоко и схватив со стола хлеб с щедрым ломтем сыра, она вскочила. Папа наблюдал за ней, медленно жуя и улыбаясь, а она таращилась в ответ, не зная, что придумать – да поубедительнее, – и вместо этого глупо моргала.
– Я ненадолго! – выпалила она и, глянув на щербатую полукруглую горбушку, уверенно кивнула. – Точно ненадолго.
– Ну смотри там, птен, – усмехнулся папа, однако допытываться, куда она собралась, не стал. Вместо этого поинтересовался: – Хочешь на обед что-нибудь особенное?
– Да! – громче, чем хотелось, сказала она и хихикнула: папа, как всегда, будто чувствовал ее настроение. – Хлебную запеканку можно?
– Конечно, – ответил он, вытирая пальцем молочные усы. – Будет сделано, Аси.
– У тебя лучшая хлебная запеканка, пап! – Она затопталась на месте в нетерпении. – И ты у меня лучший! – Подбежав, она клюнула папу в висок, фыркнула в седину и понеслась к приоткрытой двери.
Резвящиеся Пите и Джеко залились радостным лаем и бросились навстречу. Асин неуклюже перешагивала псов, стараясь не отдавить им лапы. Остановившись у ворот, она наказала им присматривать за папой и, погладив напоследок каждую из ткнувшихся в ее колени голов, вышла на дорогу.
Лес встретил ее загадочной тишиной. Он редко бывал таким молчаливым, предпочитал переговариваться шелестом листвы, шорохом трав и птичьими голосами. Но сегодня он лишь наблюдал, не осуждая и не подбадривая. Асин благодарила его за это. Она поглаживала широкие стволы деревьев и смотрела сквозь густые кроны на едва заметные золотистые пятна солнечного света.
Дорогу эту Асин прекрасно помнила: от дома до окруженного пышной зеленью колодца, у которого любили ютиться белые и желтые цветы. Старый потрескавшийся камень увивал плющ. Иногда его скидывали под ноги, притаптывали, но он с завидным упорством вновь полз на широкое серое кольцо, пытался забраться и на ворот колодца. К нему вела широкая пыльная тропа, по которой иногда гоняли скот, но Асин решила обогнуть залитую светом поляну, укрывшись за деревьями.
Болтавшийся на поясе куб то и дело бил углом по бедру. А еще с каждым шагом будто становился тяжелее. Он щелкал – все чаще и громче, – пока в какой-то момент Асин не остановилась, не достала его из мешочка и не взглянула на одну из гладких сторон. Куб притих, не поделившись ни единым видением. Асин для верности тряхнула его у самого уха, прислушиваясь, не гремит ли что за гладкими черными стенками.
– Ты совсем как Вальдекриз! – Она нахмурилась и тут же обернулась, прислушиваясь, не идет ли кто. Но лес по-прежнему молчал. – Такой же вредный.
В ответ куб даже не щелкнул, наверняка выжидая, когда его снова положат в мешок. Но на этот раз Асин оставила его в руках и, вслепую шагая вперед, принялась вертеть перед лицом. Она с удивлением вспомнила: дома куб вел себя тихо. Асин бы и забыла про него, если бы однажды он не упал ей на ногу. В тот день она вспомнила все нехорошие слова, которые когда-то слышала от Вальцера.
Наконец лес закончился, расступился, выпуская Асин на заросшую поляну. Трава здесь доходила ей до пояса, щекотала голые руки, цеплялась за платье, будто желая остановить. Асин сделала пару шагов и замерла. Впереди маячил обрыв, а неподалеку от него виднелась – возвышаясь над шумящими зелеными волнами, оглушительно громкими после тишины леса, – та самая табличка, старая и уставшая. Ни одного человеческого следа. Жители Первого забыли это место, даже любопытные дети не прибегали посмотреть на аномалию – уж они точно оставили бы после себя примятую зелень и поломанные ветки редких кустов.
«Интересно, и где она спряталась?» – подумала Асин, задумчиво потирая подбородок кубом.
Вспомнив наставления Вальцера, она подобрала плотный ком земли, хорошенько размахнулась и кинула перед собой. Если там и правда притаилась аномалия, она точно даст о себе знать. Но ничего не произошло, лишь ветер скользнул по траве, вновь качнув ее. Асин пожала плечами. Ком попросту упал, врезавшись в табличку, а не полетел, как она сперва думала, обратно. Значит, никаких опасностей? Впрочем, для верности Асин швырнула вперед еще ветку и камень, похожий на человеческий глаз. Последний описал дугу и рухнул с края острова вниз. Она подумала даже, вдруг сейчас он влетит ей в затылок? Отсчитала удары сердца и на двадцатый пошла вперед, раздвигая траву руками.
Она пробиралась медленно, путаясь и запинаясь: ноги постоянно цеплялись за выныривающие из земли петельки корней. Все тело казалось ненастоящим, кукольным, двигалось рвано, явно желая развернуться – здесь и сейчас – и ринуться домой, к уюту, теплу и пока не ушедшему гулять где попало коту. Но обещание давило тем сильнее, чем ближе становилась табличка, напоминая: «Ты должна» и гаденько хихикая: «И никто тебя за язык не тянул».
– Знаю я! – возмутилась она вслух и провела пальцами по шероховатой, покрытой трещинами древесине.
Табличка вся рассохлась и печально висела, опустив уголок, на одном гвозде. Того и гляди упадет, оставив после себя лишь вбитый в землю кол. Ногтями Асин подцепила выгнутую железную шляпку, и непрочная конструкция жалобно заскрипела, прося убрать от нее руки, а еще лучше – вовсе не стоять с ней рядом.
«Спиной к табличке, лицом к обрыву. И десять шагов вперед», – повторила про себя Асин, ковыряя землю ногой. Однако чем дольше она смотрела вперед, тем сильнее сомневалась в словах Вальдекриза. До обрыва оставалось всего-то шагов пять, за которыми – лишь ощущение полета и бушующий далеко внизу океан. И если в прошлый раз ей повезло и островок, с которого она упала, почти касался воды корнями деревьев, то Первый парил высоко.
– Эй, я тебя когда-нибудь подводил? – голос Вальдекриза прозвучал вдруг так громко, что Асин вздрогнула.
Но никого рядом не было. Только толстый шмель, жужжание которого тонуло в дыхании ветра и шуме волн, лениво перелетал с цветка на цветок.
– Да, – наконец ответила она – уронила слово под ноги и придавила к влажной земле каблуком. – Подводил.
Шмель сел на покрытую пыльцой золотистую сердцевинку, и тонкий зеленый стебелек слегка прогнулся под его весом.
Асин никогда не плакала столько, сколько за время близкого общения с Вальдекризом. Ее жизнь была неторопливой, спокойной, полной улыбок и сказок. Теперь сказки не исчезли, но стали иными – пугающими, грустными. И все же не менее важными. Пусть Асин иногда злилась на Вальдекриза, она не хотела менять ничего.
– Ты ведь вернешься, если я отдам твоему дому этот дурацкий куб? – Зажатый в руке, тот щелкнул, будто говоря: «Да».
Десять шагов вперед.
Сердце забилось в горле, запульсировало в висках. Асин никак не могла решиться. Так ли просто взять и прыгнуть с края острова в неизвестность, без страховки и поддержки? Наверное, Вальдекриз сделал бы это с легкостью, не задумываясь. А вот ей чего-то определенно не хватало. Смелости, решимости – прочих качеств, которыми точно обладали герои книг. Поэтому она сделала то, что сделал бы любой напуганный человек. Подошла к краю острова, глянула вниз – на острые камни и окружавшие их пенные клочки – и, почувствовав головокружение, бросила куб. Прямо в океан.
Несколько мгновений Асин чувствовала себя предательницей – пока куб не пропал, так и не долетев до волнующейся воды. Он растворился в воздухе, будто его и не было. Асин проморгалась, прислушалась, но не услышала ни знакомых щелчков, ни всплеска, с каким обычно падает в воду камень.
Так неужели именно об этом говорил Вальдекриз?