Зашла и вышла.
Для верности Асин сорвала пучок травы с налипшими на корни комьями грязи и швырнула следом за кубом, не размахиваясь. Он тоже растворился в утреннем воздухе без следа, точно дым. Асин попятилась и принялась нервно переминаться с ноги на ногу, утешая себя тем, что она, конечно же, вернула пропажу Бесконечной Башне. Но чувство неправильности не уходило. Как-то в детстве она уполовинила банку с перетертыми ягодами, а позже сделала вид, будто не знает, куда они делись. Быть может, сейчас ее тоже никто не отругает, но почему вдруг так отяжелело тело, почему не выходило развернуться и броситься прочь, в теплые объятия родного дома?
– Даже не представляешь, как сильно я на тебя злюсь, – пискнула Асин и сжала кулаки.
И все-таки перо. Подхваченное ветром, дрожащее и такое крошечное в огромном мире, среди парящих островов. Асин надеялась лишь на то, что кто-нибудь поймает ее в ладони – и ладони эти, теплые и шершавые, будут пахнуть медом и жареным сыром.
Зажмурившись, Асин сделала шаг – почти решительный на подкашивающихся ногах, – а после и вовсе побежала, размахивая руками, к самому краю, за которым – лишь ощущение полета. Вспомнились вдруг и крылатые люди на развалинах храма, и смущающе обнаженные кошки, и влюбленный мальчишка-механик, разбиравший их искусственные тела, и папина длинная улыбка, и много других глупостей, сейчас отчего-то казавшихся такими важными.
Последней в памяти мелькнула яркой вспышкой и пропала мама. Асин частенько снилось, как она оборачивается, прежде чем броситься за борт. Увидеть мамино лицо не получалось ни разу, но тут вдруг оно собралось – точно картинка из цветных стеклышек.
Мама посмотрела на нее огромными печальными глазами и прошептала:
– Прости.
– Прости? – переспросила Асин.
Земля ушла из-под ног – и она полетела вниз.
Асин не успела даже испугаться. Спрыгнув с края острова, она ойкнула, подтянула колени к груди и, зажмурившись, просто отдалась падению. Но яркий свет, пробивавшийся сквозь веки, быстро сменила мягкая темнота. Поначалу Асин показалось даже, будто она попросту упала с кровати: полет был недолгим, а приземление – жестким. Ее обдало подвальным холодом, а ладони оцарапали мелкие камни, грубо впившись в кожу.
Пересилив себя, Асин медленно открыла один глаз и посмотрела вперед. Поначалу темнота показалась слишком густой – выловить из нее что-либо не удавалось. Асин отряхнула ладони, обтерла их о платье и помяла ими лицо. Первое, на что она обратила внимание, – ветер. Он влетал в комнату со свистом, оглаживал Асин прохладными руками, шелестел ее платьем, а затем резко стихал – до следующего порыва. Она обернулась в поисках щели, через которую он проникает внутрь, и увидела прямо позади себя окно, скорее напоминавшее дверь. Его занавешивала тяжелая плотная ткань, которая время от времени слабо колыхалась. В небольшой треугольный зазор, кажущийся ослепительно белым, пыталось протиснуться огромное круглое солнце, но оно лишь слабо рассеивало свой свет. Тот не мог заполнить комнату, зато мягко ее пронизывал, и в нем, точно девчушки в белых платьях, плясали пылинки.
Стоило Асин подняться, как голова закружилась, а ноги на мгновение совсем ослабли, подогнулись. Асин постояла, подышала с трудом – воздух казался тяжелым и густым, – и пошла к окну. Стиснула жесткую ткань, хрустнувшую под пальцами, и со всей возможной силой дернула в сторону, о чем тут же пожалела: вверх взметнулись клубы пыли. Асин закашлялась, прижав ладонь к носу. Зато, разлепив слезящиеся глаза, она увидела перед собой бесконечный океан, переходящий в небо. На его гладкой поверхности, словно в огромном зеркале, отражались птицы и облака. Успокоившись и надышавшись его свежестью, Асин наконец развернулась.
И почувствовала себя не просто маленькой – крохотной.
Она стояла в огромном зале со сводчатым потолком – в коробке из серого камня, куда, если призадуматься, мог спокойно влезть их с папой дом, а еще Пите и Джеко, кот и старушка Уна. Запрокинув голову, Асин выкрикнула первое пришедшее в голову слово и, так и не дождавшись ответа от эха, сделала несколько несмелых шагов вперед.
Вдоль стен тянулись шкафы, заставленные книгами, а в самом центре растянулся коренастый темный стол. Но зал выглядел пустым. И отчего-то нелюбимым. На полу валялись мятые страницы и перетянутые выцветшими лентами свитки, в одном из углов громоздились несколькими кривыми колоннами тома и томики. А совсем неподалеку Асин увидела куб, который, стоило только на него посмотреть, обиженно щелкнул.
– Ну прости, – выдохнула Асин, почувствовав себя виноватой. Ведь это она так бесцеремонно швырнула его за край.
Напряженное молчание длилось недолго. Сперва раздался треск – будто кто-то проворачивал ключ, желая запустить уснувший механизм. А затем зазвенело, загрохотало с такой силой, что Асин растерялась. Она дернулась в одну сторону, в другую, зажав уши ладонями, но звук – Асин вспомнила его, так отмеряли время часы, которые иногда продавал папа, – окружал ее. Она ощущала его почти физически – он бил по ногам, хлестал по щекам и пульсировал в голове, а лежавшие на полу камни плясали, то и дело подскакивая и откатываясь к стенам.
Вновь воцарилась тишина – накрыла Асин огромным стеклянным куполом. Она почувствовала себя бабочкой в банке любопытного малыша, который то ли отпустит на волю, то ли одним ловким движением отнимет крылья. Только вместо ребенка – загадочная Бесконечная Башня, пыльный дом последнего живого жреца Отца-солнце.
Асин заставила себя убрать руки от ушей и поняла: она едва слышит шум океана и крики чаек, зато звон – будто кто-то бил ложкой по пустому железному котлу – по-прежнему отдается в висках. Бесконечная Башня вела себя подозрительно тихо, но это не казалось хорошим знаком. Асин затаила дыхание, подобрала с пола куб и сделала пару шагов к столу, выхватывая в темноте огромного зала все новые и новые детали. В какой-то момент она даже тряхнула головой, стараясь отогнать наваждение: она могла не заметить мелочи вроде пожелтевшей бумажной фигурки, но как она упустила из внимания широкую винтовую лестницу, ведущую наверх, в густую черноту, собравшуюся под каменной аркой?
«Не ныряй в арки, – вспомнила она напутствие Вальдекриза. – Даже если очень захочешь. Поверь: тебе не понравится».
Не больно-то Асин и хотелось. Она прищурилась, показала язык изогнутым перилам и треснувшим ступеням и прошла мимо стола, к полупустым полкам. Отчего-то ей показалось, что куб должен стоять именно там. Вновь засвистел ветер – Бесконечная Башня будто протяжно выдохнула. Тончайшая паутинка в шкафу всколыхнулась и, поймав рассеянный солнечный свет, заблестела серебром. Поначалу Асин даже очаровало это зрелище, но тут же, легонько стукнув кубом о гладкую деревянную поверхность, она нахмурилась. Не мог, ну не мог дом, не брошенный человеком, так выглядеть.
И Бесконечная Башня словно услышала ее мысли.
С грохотом на пол упала швабра, плюхнулась следом мокрая тряпка, а на подоконнике невесть откуда возникло ведро с чистой водой – Асин заметила лишь крохотную птичку, спорхнувшую с железной ручки. Но не могла же она, эта малютка, притащить такую тяжесть.
– Давно тебя не убирали? – спросила Асин, засучивая невидимые рукава и подмигивая.
Со всех сторон раздался скрип – и она приняла его за согласие.
Старательно выметая пыль из углов, Асин чувствовала себя будто на палубе корабля: Бесконечная Башня медленно покачивалась, то накреняясь и опускаясь ниже, то вновь поднимаясь и выравниваясь. И если поначалу Асин пугалась и задерживала дыхание, при этом не давая уехать ведру, то позже поймала ритм и стала танцевать. Стучали стоявшие на полках предметы, заливались садившиеся на окно пичужки, а затем – в этот момент Асин даже остановилась и приложила к уху ладонь, пытаясь понять, не послышалось ли, – запели и киты.
Их голоса звучали так близко, будто каждый влетал в окно, проплывал прямо над головой Асин и исчезал. Она замерла, прижав к груди швабру, посмотрела наверх и захохотала, правда заметив призрачный изгиб хвоста и едва различимое белое брюхо. Асин протянула к ним руку, встав на носки, но пальцы прошли сквозь гладкое тело.
– Поймала! – воскликнула она. – Поймала тебя, слышишь! – Она сложила ладони рупором, чтобы голос ее звучал громче, и кит тут же откликнулся.
Асин закружилась веретеном, раскинув руки и очерчивая шваброй неровный мокрый круг, пока мимо плыли они – невидимые и холодные, будто сотканные из ночного неба, киты. Асин подпевала их песне, заполняющей Башню. Солнце играло на гладких выгнутых спинах и плавниках-веслах. Бесконечная Башня вдруг затряслась, и Асин показалось: хохочет, точно добрая бабушка, глядящая на резвящихся внуков.
В попытке в очередной раз погладить кита Асин отложила швабру, одним ловким движением взобралась на стол – и чуть не упала, когда тот, не привыкший держать людей, зашатался. Она съежилась, прижала к груди кулаки, зажмурившись. Все-таки устояв, распрямилась и, окутанная светлой песней, от которой кружилась голова, провела рукой по гладкому китовьему брюху. Оно было холодным и несло на себе океан, собиравшийся вытянутыми каплями и тяжело падавший вниз. Поэтому, когда Асин спрыгнула на пол, она почти не удивилась, что по тому побежали в разные стороны круги, будто весь он был залит водой.
– Уф, – выдохнула она и вытерла тыльной стороной ладони взмокший лоб. – Совсем вы меня отвлекли, – весело бросила она китам и помахала им рукой.
Они так и плыли – из окна в стену, – продолжая напевать. И, выметая пыль из углов, Асин снова присоединилась к ним, нанизывая бусинами слова на их мелодию. Она рассказывала историю о маленькой сияющей девочке, чудесным образом попавшей на один из островов с луны. Удивительно, и откуда она, такая крошечная, сложившаяся в плавно текущие стихи, появилась в голове Асин? Возможно, это была мамина песня – других объяснений она не находила.
Киты пропали – последний махнул на прощание хвостом, – и Асин остановилась, положив подбородок на черенок швабры. Беско