ось, что с Вальдекризом они не встретятся никогда. Не в этой жизни.
А где-то наверху пошли, затикали, радостно отщелкивая каждую секунду, огромные часы. Им вторили еще одни. И еще. Звук заполнил комнату, заглушая даже крики вездесущих чаек. Стало ощутимо холоднее, и Асин, быстренько убрав дневник на полку, где он и жил до этого, поежилась, растирая ладонями плечи. Рядом с ним она поставила бумажную лилию и крошечную деревянную книгу, взглядом поискав деревянного кита: он наверняка должен лежать где-то здесь. Бесконечная Башня молчала. Будто с самого начала и была немой. А в темных уголках, куда не падали лучи ослепительного солнца, вновь появилась паутина.
Скрипнула полка – и Асин вздрогнула от неожиданности. Предметы на ее глазах таяли в воздухе, оставляя лишь горстки пыли. Бесконечная Башня ветшала, умирая с каждым ударом сердца Асин, стихало тиканье множества невидимых часов. А ворвавшийся порыв ветра принес, вместо привычной океанской свежести, запах гниения.
Тревога взбиралась, выпустив когти, вверх, по позвоночнику. Асин медленно обернулась на дверь, готовая в любой момент сорваться с места. Но что-то держало ее, не давало сделать и шага. Пока вкрадчивый женский голос не шепнул ей на ухо:
– Беги.
И она побежала.
Самая яркая искра
Дверь выплюнула Асин и, кажется, даже прокашлялась, выражая свое отвращение. А может, это просто сама Асин настолько перепугалась, что Бесконечная Башня в какой-то момент перестала напоминать храм, обратившись огромной женской – точно рыжеволосой – головой.
Первым делом Асин провела ладонями по волосам, сверху вниз, желая убедиться, что не покрыта слюнями. Для верности она даже встряхнулась – как собаки, только выбравшиеся из кадушки после купания. Платье вымазалось в грязи и траве, но когда в последний раз она вообще возвращалась домой чистой? И не припомнить.
Первый пах цветами и травами, совсем немного – сыростью, словно недавно прошел дождь. Но его Асин почему-то не видела из окон Бесконечной Башни. Быть может, та просто летала слишком далеко от острова, в стороне от легкой сияющей мороси. Впрочем, сейчас, когда Асин сидела на земле и осматривала привычные виды, ей даже показалось, будто этот поход, новая встреча, дневник – все привиделось.
Солнце стояло высоко, окруженное белыми вихрами облаков, а значит, Асин запропала не так уж и надолго. Она поднялась, поправила сбившиеся волны складок на платье. Случайная ветвь вдалеке хрустнула – и Асин тут же припустила прочь, подгоняемая страхом.
В лесу, под листвой, с которой кое-где свисали переливчатые капли, дышать стало легче. Асин замедлила бег, уронила руки вдоль тела и поплелась домой. Навалилась вдруг усталость, но цветы под ногами – россыпь синеватых звездочек у деревьев и фиолетовые глаза на тонких стебельках – умиротворяли, а сверху сквозь кроны проникало ясное небо, оставляющее свои размытые отпечатки на стволах. Задрав голову, Асин увидела под одной из ветвей букет светлых грибов в крапчатых шляпках. Их бы собрать – да в заливной пирог, с картошкой. Желудок отозвался недовольным урчанием, не угомонили его даже мысли о хлебной запеканке с приятной яблочной кислинкой.
– Да успокойся! – возмутилась Асин и все же обернулась к грибам.
Удивительно, и как ей после пережитого вообще в голову взбрело карабкаться по толстенному стволу, обхватив его руками? Ей бы домой нестись, не разбирая дороги, сквозь витающий в воздухе густой запах леса. Но нет, Асин упорно ползла, царапая ладони о грубую кору, жалея разве лишь о том, что нет ножа – аккуратно подрезать грибные ножки. Поэтому, достигнув цели, она так и сорвала их, букетом, и сиганула вниз.
Носки туфель тут же увязли во влажной рыхлой земле. Асин обстучала их о выгнутый кривой корень. В душе она радовалась – что привычный мир вернулся, отгоняя призрачными руками кошмары.
Она не переставала думать о Бесконечной Башне – а как иначе? – широко шагая с прижатыми к груди грибами. Но мысли будто рассеивались – уже померкшие, оставшиеся за краем острова. Их сменяла приятная дрожь ожидания и кривая тропинка, ведущая к дому.
Лес звучал. Должно быть, пока Асин прохлаждалась, его заполнили люди, что-то ищущие и находящие. Теперь хруст веток не пугал, а успокаивал, такой знакомый. Под кустами краснела земляника, крупными бусинами рассыпанная по траве. Ее сладкий аромат Асин чувствовала, даже проходя мимо. Ах, как же хотелось собрать ее в платье, испачкать его, и без того грязное, и принести вместе с грибами домой, папе, который точно придумает, как и куда все это применить. Наверное, поэтому Асин не стремилась научиться готовить: ей слишком нравилась папина стряпня.
Крупная капля, сорвавшись с листа, упала прямо ей на макушку. Следом полетели новые и новые. Они разбивались о голые плечи, впитывались в рюши, оставались мелким прозрачным бисером на шляпках грибов, стекали с щек. Асин смахнула их легко, как вновь выступившие слезы, одним мизинцем, и продолжила путь, то и дело сходя с тропинки в высокую траву, чтобы немного ею пошуршать.
Так странно было вновь радоваться простым вещам: листве, касающейся открытых участков ног, шуму ветра, приятной прохладе. Наверное, сейчас Асин легко поняла бы Циэль и Вильварин, тосковавших по приятной обыденности. Куда более человечных, чем ей казалось изначально. Они давно забыли о простых радостях, таких доступных ей, таких привычных, что в какой-то момент она, наверное, даже перестала их замечать.
Ей стало стыдно. И вновь закололо внутри.
Недавние мысли накатили волной, заполнили голову – и та закружилась. Асин придержала ее, будто она могла упасть с плеч и укатиться. Образы беспорядочно сменяли друг друга – кошки, юный Тьери Карцэ, Рыжая под стеклянным колпаком, – пока вновь не стали рассыпаться на сухие песчинки, из которых не соберешь ничего.
– Асин? – Чужой голос ворвался ей в уши, поначалу сильно напугав. Она не узнала его, но четко расслышала буквы, слившиеся в ее имя и словно расколдовавшие ее.
– Простите, – пробормотала Асин, не понимая даже, за что извиняется.
Поначалу глаза выхватили среди ветвей фигуру – длинноногую, сгорбившуюся. Ее голову окутывал полупрозрачный дым. Асин пригляделась, сощурившись, и узнала в незнакомце Вальцера. Старое имя выпрыгнуло из ее рта прежде, чем она вспомнила это:
– Атто?
– Да чтоб тебя, – расхохотался он, но как-то нервно, потирая ладонью шею. – Вот так не везет.
Пока она, хмурясь, пыталась понять смысл его слов, он сделал два широких шага и, подцепив носом ботинка лежавшую на голой земле веточку, бросил ее. Та ударилась о складки платья и полетела вниз, к ногам Асин. За короткий миг и без того странная встреча превратилась в чистое безумие. Асин собиралась возмутиться, насколько она, конечно же, могла, – даже открыла рот, но в тот же момент Вальцер очутился рядом и, приподняв ее челку, коснулся тыльной стороной холодной ладони лба.
От него пахло дымом, горечью и совсем немного – медом, но его нотки Асин уловила сразу же. Вальцер поджимал перечеркнутые шрамом губы – с такого расстояния выступающие белые полосы на его лице казались живыми и оттого еще более пугающими. Но жест, каким он ощупывал ее лоб, был настолько знакомым, что она даже позволила себе расслабиться. Ненадолго. Тут же прозвучало убийственное:
– Ведь Джехайя уже похоронил тебя.
Голос не дрожал, словно Вальцер говорил что-то привычное вроде «Не забудь полить цветы» или «Покорми кота, он совсем исхудал». А сердце Асин ухнуло ледяным камнем на самое дно живота и потянуло вниз, к земле.
– А ты вон она, – продолжил Вальцер, глядя не на Асин, а сквозь нее, хотя она стояла рядом. – Бегаешь по лесу, грибы собираешь. Пока его из петли вытаскивают. Ты где была?
– Я… – начала Асин, чувствуя, что вот-вот опять затрясется голова. Ведь не скажешь: «Я была в Бесконечной Башне, где время течет иначе». Такое себе оправдание.
Невдалеке хрустнула ветка – будто сломавшаяся кость. Асин в этот самый момент представляла, как огромная невидимая нога в знакомом ботинке, какие носил Вальцер, наступает на ее тонкий позвоночник. Она была готова даже к этому, не понимая, почему Бесконечная Башня не отпустила ее раньше, почему время перешло на бег, почему папа – ее любящий папа – не дождался ее, поверив внезапно в то, что она умерла.
Она искала виноватых, постепенно понимая: не виноват никто, кроме нее самой.
– День ото дня, Асин, – выдохнул Вальцер, глубоко затянувшись. – День ото дня. Он пьет, лезет в драку и плачет, как мальчишка. – Он загибал пальцы перед ее лицом, а между ними змеился дым. – И то ли хочет слышать, что ты жива, то ли нет. Все к вам собирается, к тебе и твоей дурной мамаше, в океан.
– Как долго меня не было? – наконец спросила Асин, не чувствуя под ногами землю – та будто шла волнами, пытаясь уронить ее.
– Точно больше десяти дней. А там – кто знает, – Вальцер пожал плечами.
«С ним все в порядке?» – кричал внутри ее собственный голос. Но она просто стояла, не видя ничего перед собой.
– Но что настораживает еще больше, – вдруг снова заговорил Вальцер, задумчиво постукивая себя папиросой по губам, – так это твой дружок.
Поначалу Асин не отреагировала: ее волновал лишь папа, оставшийся совершенно один. А ведь когда-то очень давно она дала обещание не покидать его, не выбирать океан. Не становиться как мама. И сейчас, придумывая себе оправдания, Асин понимала: даже правда покажется глупой выдумкой сбежавшей из дома девочки, до сих пор не научившейся думать головой. Наверное, честнее начать разговор с обычного «прости».
Все это время Вальцер говорил, но Асин, очнувшись, уловила немногое:
– …Да ему бесполезно что-либо отвечать, понимаешь?
– Вальдекриз? – промямлила она, удивляясь, как оглушительно поют птицы.
– А что Вальдекриз? – Вальцер стоял слишком близко, но отойти даже на шаг она не решалась, то и дело уводя взгляд от шрамов, жесткой щетины и потрескавшихся губ.
– Ну, вы сказали – «твой дружок».