Хм, младше меня где-то на год. Милый, ты вообще-то знаешь, как ме-едленно стареют маги? Мне ведь и лет сто может оказаться. Больше, чем твоей бабушке. Или для тебя это просто добавит пикантности? Сообщив ему все это взглядом, я заставила парнишку покраснеть. Так-то лучше. Нечего руки тут распускать. А то ведь еще новые отращивать придется.
Вообще- то я его не виню. Даже в потертых штанах и залатанной курточке выглядела я отлично. Правильные черты лица, может, немного резковатые, но мне шло, кожа чистая и словно святящаяся изнутри, только над губой маленькая кокетливая родинка. Что там у нас еще? Огромные карие глаза с золотыми искрами. Ну и в довершение ко всему длинная коса багряного цвета. Это не говоря уже о ладной фигурке, формы которой иногда с трудом помещались в особо узкие корсеты.
Тут я просто обязана пояснить — таких размеров мой бюст достиг самостоятельно, в то время как и кожа, и волосы все же стоили мне определенных трудов в своем укрощении. То веснушки высыплют, то с вороньим гнездом по утру проснусь. А вот родинка вообще была делом наживным, точнее, рисованным.
Выглядела я лет на двадцать. И только знающие люди да маги (что не всегда одно и тоже) могли сказать, что это не так. Маги видели мою силу, не соответствующую институтке, а простому люду было достаточно заглянуть в упомянутые глазки. А там такое — некоторые сразу шарахались, а особо впечатлительные лезли под лавку и мелко дрожали.
Глаза — зеркало души, а я натура экспрессивная, да и мысли иногда такие бродят, самой страшно становится.
— Где хозяин-то?
— В светлице дожидается, — пригнул голову паренек.
— Так веди, чего встал. Или я по-твоему сама угадать должна? За это плата отдельная, мне ее с тебя требовать?
— Н-нет, — перепугался бедолага. Зря я так, конечно. Хотя сам виноват, нечего проезжих ведьм глазами мозолить. — Идемте за мной.
Он провел меня в уютненькую, действительно очень светлую комнатку.
Коренастый, дородный мужичек сидел на лавке и попивал чай из блюдечка. Он окинул меня взглядом и поморщился.
— Я колдуна просил приехать, а не девку.
«Не ценитель», — подумала я.
— Звать-то как?
— Танюхой кличут, — состроила из себя дурочку.
— А где маг-то выписанный, Танюха?
— Тыг я и есть маг-то, — гыкнула я.
— А не молода? Мне-то лучше мужика какого постаршей.
— С бородой да колпаком? — подсказала я. — Так то мой хозяин, он меня и послал к вам. Говорит, слетай девка на метле, опосля я приеду с кон… косиль… сильюмом.
— С чем?
— Уже прибыли? — зашла в комнатку тетка. Ладная такая, в переднике да юбке цветастой, с румяными щеками, натруженными, привыкшими к ведению хозяйства руками. Глянула на меня оценивающе, под лавку не полезла, но все поняла. — Идемте, госпожа, я вам все расскажу, пока Василий чая откушает.
Я кивнула и пошла за ней в большую кухню, пахнущую травами и луком.
— Да ты садись, — улыбнулась она. — Я тебе чая горячего налью. Вот пирожки, только испекли. А тут блинчики да сметана с медом. Кушай, не стесняйся. Устала наверно с дороги? От города не так уж и далеко, но с нашими дорогами то. Как тебя звать изволят?
— Таня, — улыбнулась я. Женщина мне нравилась, простая и проницательная.
— Надо же, имя-то наше. А я думала, какая-нибудь Гневенивера.
— Это еще почему?
— Ведь магичка, а у них имена обычно путаные. Да и личико у тебя такое.
— Какое? — заинтересовалась я.
— Не наше. У нас все покруглей да поскуластей. А ты прям как иноземка какая. Да и волосы у тебя странные, наши все светленькие да чернобровые. А тут смотри какая краса до пояса, — прицокнула тетка. — Дочурке бы моей такую, а то мучается девка, с ее реденькими волосиками.
— Так я настойку сделаю. И у нее такая будет.
— Ну, если так. Да ты перчатки-то снимай, тепло тут у нас.
Я заглянула за отворот перчатки и, облегченно вздохнув, начала их стягивать.
— Нам, магам, руки лучше беречь.
— Такие надо. Смотри, пальчики-то какие тонкие да ладошки ладные. Прям как у аристократки. Ты случайно не из ихних? — подозрительно сощурилась женщина.
— Не знаю. Сирота я. Меня тетка-ведунья подобрала и выходила. У нее и колдовать училась. — Смотри-ка, даже ни словечка не соврала.
— А как к магу-то попала?
— Господин Оливье в ученицы взял. У меня же получается, образования нет нормального. А маг такого уровня может дать протекцию в университет на сдачу выпускных экзаменов. Нас у него двое. Он ведь считается лучшим магом в Ринии. Это просто счастье, что он взял нас в услужение.
— Да уж не бесплатно, наверное, — хмыкнула она.
— Что вы, он нам даже стипендию платит. Процент от вырученных денег. Его ведь часто вызывают, на всех клиентов времени не хватает. Вот и посылает нас. Заодно и опыт получаем хороший.
— Не плохо маг устроился. Чужими руками жар загребает.
— Такова плата. Пока у нас нет диплома, мы никто. За все надо платить.
Женщина хмыкнула. И отвернулась к очагу.
Я ее понимала. Эту прописную истину знают все, но многие просто не признают. И ожидать такого признания от девчонки никто не будет.
Но я знаю.
— Что, никак не разожжете? — спросила я, заметив, как мучается хозяйка с печью.
— По осени печь переложили, да неудачно как-то, дымит и зажигается плохо.
— Давайте помогу. Уголек, — позвала я. По руке знакомо скользнул теплый хвостик, а на пальцы легла симпатичная мордашка с гребнем и тлеющими глазками. В груди сразу потеплело. — Привет, малышка. Расскажешь, где сегодня была?
Саламандра затрещала на своем огненном языке и почему-то стыдливо ткнулась мне в ладошку. Эх, перекормила я ее в свое время, вон какая здоровая выросла. Раньше на ладошке умещалась. А теперь, если положит голову на кончики пальцев, хвост как раз до локтя доходит. Но я все равно любила это создание.
— Какая забавная зверушка, — улыбнулась хозяйка.
— Что ты натворила, Уголек? — Сердце пронзило чем-то острым. — Что случилось?
Ящерка вздохнула и заглянула мне в глаза.
— Хорошо, не буду спрашивать. Просто ответь, ты была в царстве? — Она кивнула. — Ну и как? Они счастливы? Попытку закатить глаза можно воспринять как согласие? Не волнуйся за меня, Уголек. Я рада.
Черта с два я рада! Точнее — с четыре.
Ненавижу, ненавижу его!
— Лучше помоги разжечь печку. А я поделюсь с тобой пирожком, — помахала я перед носом саламандры половинкой сдобы. Та проследила за ним голодным взглядом и соскочила к печке. Залезла по белым стенам и уселась в топке. Огонь загорелся тут же. — Теперь пока вы не погасите его, огонь будет гореть исправно. Киньте ей пирожок. Уголек ужасная обжора.
— Это саламандра, — поняла женщина. — Как же ты ее держишь в руках, это же чистый огонь?
— А я не представляю, как это держать в руках поварешку. Для меня это выше любого понимания. Всякому свое. Хозяйка, может быть, объясните, зачем вызывали колдуна из самой столицы?
— Да муж все мой. Пока мы ему говорили, что колдун нужен, Василий отнекивался, а как с крыльца сам навернулся, сразу в город за лучшим магом послал. Домовой у нас чудит, девонька. И странно так. Ведь дом полная чаша, все хорошо, хозяйство ведем исправно. Вот и испугались мы — вдруг каку беду пророчит. Поговори с ним, присмири да расспроси. Ведь житья нет и от пакостей его, и от страха. Вдруг действительно что плохое чует, они ведь… другие.
— Домовой? Где у вас сеновал? Соберите мне пока крынку молока и большой пирог в чистом белом платке. Узнаем, что хочет сказать ваш домовой. А я пока по дому похожу, вы не против?
— Сейчас все сделаем, госпожа ведьма.
— Зовите меня по имени, а то неловко как-то.
— Лет-то тебе сколько, девонька? Уж, наверное, мне ровесница.
— Мне двадцать четыре года.
— Батюшки, как Петру моему. Сынку старшому.
Я ушла. Дом оказался большой, уютный и действительно справный. Все здесь было на местах и в полном порядке. Чистенько, ладненько. Хозяйственный нижний этаж, жилой второй и детская на третьем, чердачном. Когда я туда вошла, на меня уставились ясноглазые девчонки, хозяйские дочки.
— Привет, красавицы, — улыбнулась я.
— Здравствуйте, — удивленно ответили сестрички. Хорошенькие. Одной лет двадцать, другой семнадцать, обе красавицы статные.
— Не бойтесь. Меня Таней зовут. Можно я вон к тому оконцу подойду?
— Конечно. А вы кто?
— При маге состою. Так что если что — обращайтесь, — говорила я, подбираясь к смотровому окну под самой крышей. Легко слевитировав к нему, я оглядела близлежащую окрестность. М-да, ничего примечательного. Чего этому домовому не живется, жирок на пузе не наращивается? — Понадобится что, — меж тем продолжала увещевать девчонок я, — чистотела для кожи, от завистниц оберег, приворот-отворот… Обращайтесь. Да, привороты у меня хорошие получаются, не один отворот не берет. — Я вздохнула.
Была за мной эта беда. До сих пор по городу с опаской хожу. Кто ж знал, что по доброте моей душевной такое случится. А всего-то надо было дочку одного местного богатея приворожить к мужику. Она-то красавицей вышла, а папашка ее за дружка своего решил выдать, а тот страшнее любого упыря. Толстый, от жира лоснился, плешивый, один глаз кривой, другой рябой, на обе ноги ковыляет, а руки такие длинные, что ими при ходьбе помогать впору. Я его как увидела, дар речи потеряла. Меня богатей спрашивает: «Ты чего это, девка, побледнела-то, али тебе дурно?» «Нет, — говорю, — не пойму просто, чего ваша дочка без зелья такого доброго молодца не полюбила, дурная она что ли?» Те конечно разулыбались. А я стою, не знаю, что делать. Видела я ту красавицу, жалко стало за этого уродца такую отдавать. Только мэтр Оливье смотрит так на меня пристально, догадывается да кулак показывает, как же — такие деньги обещаны. Ну, а как мне пойти на такое, на своей же шкуре узнала каково это. Ну и наколдовала. Дала им два пузырька — один для жениха, другой для невесты. А сама вечерком к девке побежала, да и все рассказала. Говорю, не хочешь в такое чудовище влюбляться, компенсируй мне потери. Девчонка долго не придурялась, отдала пару побрякушек. А наутро им в питье были подмешаны мои зелья. Уж не знаю, что там не так пошло, но если мужик от невесты своей отказался, то деваха та влюбилась, что кошка гулящая. Но почему она меня для этого выбрала, до сих пор не пойму, я ведь в тот пузырек так, общеукрепляющего настоя налила. И ничего ее не берет: какие отвороты не делала — все бесполезно. Ходит за мной, словно собака, в глазки заглядывает. Сраму-то сколько!