Возле подъезда стоял «воронок», и пока я стоял открыв рот, менты быстренько впихнули меня в обезьянник и захлопнули дверцу.
— Э-э-э-э-э, ур-роды, вы чё творите! — заорал я.
— Молчи, придурок, отбегался, — сказал саперный капитан, менты поддержали его ржанием.
Дальше все напоминало театр абсурда. Меня привезли в военкомат и засунули в актовый зал к куче полупьяных призывников, на дверях стоял какой-то мабутей и гордо гноил призывников.
Кому-то орать, что я старший лейтенант, представитель разведки ТОФА и тока что прибыл со штурма Грозного — было абсолютно бессмысленно.
Потом пришел тот самый капитан, который оказался начальником отдела призыва. Он начал читать списки команд и выслушивать все пожелания абсолютно не желавших служить призывников.
Я в прострации сидел на табуретке и молчал.
Тут зашел военком и капитан скомандовал: «Смирно!»
Надо ли говорить, что я по привычке вскочил и вытянул руки по швам. Остальные призывники, глядя на меня, лениво начали подыматься.
Военком сказал пару напутственных речей, потом представил мабутейного сержанта, который попытался рассказать, как клево служить в пехоте…
Рассказ сержанта я сдабривал своими замечаниями.
— Вы научитесь стрелять из всех видов стрелкового оружия, — верещал толстый сержант.
— А тебя не научили? — спрашивал я.
Военком хмыкал, капитан багровел, призывники ржали.
— Да я!.. — ерепенился мабутей.
— Да ты писарь видать, вон щеки какие, — бухтел я.
Сержант решил, что я точно попаду к ним в часть и тогда мне капец. Он мне исподтишка показывал кулаки, что-то гундосил, короче выступление я сорвал. Военком прикрикнул на нас, поднял меня и сказал такие слова:
— Вот Вы, товарищ призывник, несколько лет бегали от призыва, а теперь Вам придется отдать Родине долг. Я лично позабочусь о том, чтобы вы попали в одну часть с товарищем сержантом.
Мабутей довольно крякнул.
— А кто Вам сказал, товарищ подполковник, что я Родине что-то должен? А почему в мабуту? — я специально акцентировал слово «мабута». — Че, два года возле какой-нибудь БМПшки загибаться?
Военком открыл рот и сумел сказать:
— А Вы и знаете, что такое БМП, а?
Я не торопясь выдал ему расклады и про БМП-1, и БМП-2 и про БТР — все, что помнил с училища.
Мабутей притух, он попутал все на свете и не понимал, что творится. Столько умных военных слов про БМП он и в части-то наверняка не слышал. Военком удивленно хрюкнул и покосился на кэпа, а потом спросил меня:
— Вот ты же готовый сержант, и почему же не желаешь служить?
— Есть одна причина, товарищ подполковник, но для этого мне надо домой, кое-какие документы взять, а сержантом-то, вы меня зря обозвали.
Военком психанул, сказал, чтобы меня никуда не отпускали и вышел.
Кэп, злобно потирая руки, двинулся вместе с сержантом ко мне.
— Пойдемте побеседуем, тов-в-варищ призывник.
— Да пойдем, капитан, — весьма фривольно сказал я.
Мы двинулись в кабинет к капитану, а сержант-мабутей пытался толчками меня подбодрить.
Мы все втроем зашли в кабинет и я понял, что щас меня начнут воспитывать кулаками.
Так оно и было. Капитан сел за стол, а сержант попытался заехать мне в фанеру. Я добросовестно принял заряд.
Сержант хмыкнул и тока открыл рот. Я впечатал ему со всей ненавистью лоу-кик в левое бедро. М-да, четыре года занятий в училищной секции даром не прошли, сержант рухнул кулем на четыре кости и зашкреб руками, пытаясь обнять свою ушибленную ногу. Капитан попытался вскочить.
— Чё, капитан, неуставняком решил заняться? — злобно вопросил я его.
Он молча открывал рот.
Напоследок, дав волшебного пендаля сержанту, я гордо удалился из военкомата.
Дальше отсчет времени пошел уже на минуты. Понимая, что меня будут ловить, я подхватил такси и в спешном порядке ломанулся домой.
Дома я успел побриться, приколоть на погоны ещё училищного черного ПШ третью старлеевскую звезду, прицепил недавно полученную «отважную» медаль, отбил как полагается берет и засунул в карманы документы. И только я привел себя в надлежащий вид, раздались требовательные звонки в дверь и крики…
— Если не откроет — ломайте!
Я широко распахнул дверь. М-да, в группу захвата теперь входил и ушибленный мною сержант.
Немая сцена из «Ревизора» была ничто с той немой сценой, которую я увидел.
— Ну чё, поехали, имбецилы, — брякнул я и спокойно закрыв дверь, начал спускаться к «воронку».
Надо ли говорить, что сержант-мабутей ехал до военкомата в обезьяннике, со страхом посматривал на меня и тихо поскуливал. Капитан хранил героическое молчание.
— Ну извините, товарищ старший лейтенант, напутал начальник отдела-то, напутал. Вы когда поступали в училище-то, в отделе на призывниках другой сидел, и что-то не срослось там. Вас разыскивали как уклоняющегося. А по поступившим в военные учебные заведения не догадались глянуть. Мда-а-а...
Вечером капитан выставлял мне «кабак», а куча «моих» призывников, увидев меня в форме, надолго решилась дара речи. Все как один возжелали служить в доблестной МП.
СКАЗКА
Эту военную басню рассказал мне один старый-старый капитан-лейтенант в ту туманную пору моей юности, когда я летёхой служил.
Приезжает старый (по военным меркам) майор-пехотинец в родную деревню, отслужился, значит, и вот она — заслуженная пенсия.
Дед с бабкой как положено: стол самогон, кабанчика зарезали. Сидят душевно так. И тут дед и спрашивает сынка своего:
— Слышь-ка сын, а чё за хрень то? Ты вродить молод ишшо. 45 тебе всего, а ужо не пеньсию приперся, за какие заслуги то?
Сын-майор хряпнул водки, закусил капустой и молвит:
— Батя, дык я ж в армии служил!
— Ну и хрена? Я тож когда-то служил, мене седьмой десяток, а я вона ещё — как трахтор пашу.
— Папаня, вы должно быть не волокете, я офицером служил! В доблестных мотострелковых войсках! Лучшим комбатом был!
— Да, ну и што? — молвит дед, — За каковы такие заслуги-то вас на пеньсию то рано так, а-а-а?
— Мля, батя, пехота! Папаня, я комбатом был!
— Ну и хрена? — топорщится дедок, бабка в ужасе не знает чью сторону принять.
Майор, доведенный до белого каления, орёт:
— А давай-ка дед, я буду командиром мотострелкового полка, а вы, типа, с бабкой — мои подчинённые!
— А чаво! Давай! Мы ишшо ого-го с бабкой!
— Зае…сь. Совещание в два часа ночи! Просьба не опаздывать!
Озадаченные дед с бабкой лезут на печку отбиваться.
Два часа ночи. Запираются дед с бабкой к сыну — типа, ну вот, прибыли.
Сынок им молвит:
— Совещание на сколько назначено?
Дед с бабкой мнутся.
— Дык, на два ночи.
— А щас 5 минут третьего. Почему опоздали?
— Ах, так мы же старые, пока с полатей слезли...
— Всё, совещание переносится на 4 часа утра. И просьба не опаздывать!
В 4 утра, наконец, все подчиненные доблестного майора собираются.
Начинается совещание.
— Что у нас завтра по плану? — вопрошает деда с бабкой майор.
— Дык, ето, дровей нарубить в леску хотел, — отвечает, дико зевая, дед.
— Ага, подготовка к новому отопительному периоду! Заготовка дров! Ну, ясно, что плана заготовок у вас нет — спрашивать даже не буду. На чём выезжаем?
Дедок чешет затылок:
— Дык, на кобыле на серой, одна она у нас.
— Ясно, подготовить к 6 утра кобылу к выезду, оформить путевой лист, разрешение на выезд от председателя колхоза, справку о состоянии здоровья кобылы от ветеринара. Бабке снять нас с довольствия, обеспечить сухим пайком.
Дед с бабкой до 6 утра носятся, как оглашенные. Дед последовательно поит самогоном председателя, ветеринара и получает нужные бумаги, бабка хлопочет возле печки, мастрячит сухари, крутит тушенку.
В 6 утра все к выезду готово, бумаги проверены, паек получен, майор наконец-то доволен. Подбегает бабка.
— Идить блинцов горяченьких с молочком парным-то на завтрак.
— Ты чё, бабка, мы с довольствия сняты, питаться при части не имеем права, приеду — меню-раскладку проверю.
Бабка в ужасе убегает.
Приезжают заготовщики в лес, майор командует:
— Строится на постановку боевой задачи!
Дед строится.
— Равняйсь, смирн! Слушай боевую задачу! Сперва рубим сучья, потом пилим деревья, тонкие катаем, толстые таскаем! Вперед, мои подчиненные, а я пока покурю и буду контролировать процесс заготовки дров.
Короче, когда загрузили телегу, дед умаялся вусмерть. Но все, вроде загружен, можно ехать.
— Стоять! — командует майор, — Забыли проверить наличие инструмента! Строится с топорами пилами!
Дед охает:
— Дык они же под дровами в телеге!
— Не е…т, разгружай, стройся.
Дед, кряхтя, разгрузил, построился с топорами с пилами.
— А, ну вижу, всё в наличии, можно выдвигаться.
Едут, деду ох как невесело. И тут:
— Стой!
— Чаво-то стой, — вопрошает испуганный дед.
— Телеграмма поступила с округа!
— Какой нафих округ, чаво за телеграмма?
— В соседней деревне два мужика везли дрова на телеге с неисправными осями, их привалило, травма на округ, вот! Поэтому в целях повышения требований к мерам безопасности — строится для проведения целевого инструктажа. И разгружай телегу для проверки состояния осей.
Вспотевший дед выслушивает инструктаж, разгружает телегу, проверяет состояние осей. Оси исправны, о чем следует немедленный доклад, телега загружается и заготовщики дров вновь продолжают движение. Солнце уже к закату.
На небе ни облачка, птички поют, травка зеленеет, телега поскрипывает, проезжают мимо заливного луга, а там копешка сена стоит.
— Дед, а сено нам надо-то?
— Та надо, сынок, надо коровенок кормить.
— Стой! Разгружай дрова, загружай сено!
Дедок уже почти лишаясь разума разгружает дрова, загружает сено, попутно при этом получая выговор за пререкания со старшим по званию. Ну все, сено загружено, движение возобновляется. Подъезжают к мостику через речку, и только было кобыла ступила на мостик: