— Стыд и позор, милорды! — прокричал Бром О’Берин. — Благородные господа, а деретесь, будто простые крестьяне в придорожном кабаке! Разве вы забыли, что находитесь в Раннимеде, в королевском замке? Что король скажет вашим отцам? Что вы — всего лишь шайка драчунов?
Большинству из молодых лордов хватило ума изобразить виноватый вид. Но Гибелли медленно развернулся и посмотрел на Брома О’Берина в упор горящими глазами.
— А откуда, милорд личный советник их величеств, вы проведали о том, что у нас тут драка?
— Ну а если все-таки они это сделают, брат Альфонсо? Как быть тогда? — Аббат развернулся к своему секретарю, сжав кулаки и дрожа.
Брат Альфонсо строптиво поджал губы и ответил:
— Этого не произойдет, милорд. Их королевские величества не посмеют пробудить гнев народа.
— О, народа, народа! — в отвращении прокричал аббат. — Народ не поднимется даже ради того, чтобы пса убить, если не отыщется кто-то, кто их поведет за собой! Народ ничего не значит в планах монархов!
— Не стоит питать такую уверенность, милорд, — сверкая глазами, отозвался брат Альфонсо. — Народ помог их величествам усмирить мятеж баронов около тринадцати лет назад. Народ превращается в войско. Народ платит дань.
— Только если народом кто-то руководит, брат Альфонсо, — только если кто-то руководит.
— Верно, но ваши священники им руководят!
Аббат замер, и нахмурился, затем медленно развернулся к окну.
— Они не смогут вынудить вас оставить ваш пост, — заверил его брат Альфонсо. — Они не смогут объявить, что Церковь Грамерая — не более чем сон безумца. Ваши священники поднимут народ против них.
— Но кто поведет их? — пробормотал аббат. — Не дело это для монаха или священника.
— Не дело, — согласился брат Альфонсо. — Но не сомневайтесь: король и королева не станут так рисковать. Ни один монарх не может править без согласия тех, кем он правит.
— Но как же — если народ не станет на сторону Церкви Грамерая? Как — если люди изберут для себя Римскую Церковь?
— Как? Надо позаботиться о том, чтобы они ее не избрали, — с улыбкой ответил брат Альфонсо. — Разве нету вас проповедников, которые способны воспламенить в душах людских праведный огонь? Неужто не отыщется никого, кто смог бы унять мятежных призраков, орущих в защиту Папы?
Аббат обернулся к своему секретарю, запрокинул голову, широко раскрыл глаза.
— Уверен, среди монахов есть немало воистину одаренных, — сверля аббата взглядом, продолжал брат Альфонсо. — В самом деле, я видел, как они творят чудеса, и с помощью этих чудес они могли бы без труда завладеть душами непросвещенных.
Губы аббата тронула улыбка.
— Пусть все монахи разойдутся из монастыря, — посоветовал ему брат Альфонсо. — Пусть каждый из них потрудится среди людей в соответствии со своим даром. Дайте всякому из них задание по дару его. И пусть они пробудят в народе любовь к Церкви Грамерая, презрение и ненависть к Римской Церкви.
Аббат улыбнулся шире и решительно кивнул:
— Потрудитесь начать это деяние, брат Альфонсо. Пусть мои монахи примутся за работу.
6
Стало быть, на самом деле мы ничего не добились. В действительности он заявил, что не готов уступить ни на йоту, а я сказал ему, что и вы к этому тоже не готовы, — пожав плечами, проговорил Род. — Получается, что я с таким же успехом мог бы вообще к нему не ездить.
— Нет, — не согласился с ним Туан. — Ты вырвал у него откровенное признание о его воззрениях и намерениях.
— И это близко к объявлению войны, — поджав губы, заявила Катарина.
— Близко, — подтвердил Туан, — но все же ему не удалось этого сделать. Он грозил нам войной, но наш славный лорд Чародей напомнил ему о нашем могуществе. Однако пока ни он, ни мы не собирали войско.
— Пока нет. Это верно. Однако полагаю, что вам следует это сделать, ваши величества. — Род сказал эти слова, и ему стало зябко. Чтобы согреться, он выпил вина, откинулся на спинку стула в форме песочных часов и попробовал расслабиться. Здесь, в солярии, было тепло даже ночью, потому что тяжелые вышитые шторы закрывали окна, отсекая ночную тьму, а гобелены на стенах, казалось, светятся от пламени в камине. Было приятно находиться здесь, приятно снова оказаться в личных покоях их величеств. Сейчас королевский замок всей своей громадой отделял Рода от амбициозного аббата. Приятно было и беседовать с королевской четой. Если Род и не мог назвать их друзьями, по крайней мере это были его старые знакомцы, а уж с Туаном они, можно сказать, стали братьями по оружию. Не в одном сражении они делили все беды и тяготы, и в конце концов начали доверять друг другу так, что это доверие сделалось таким же важным в их отношениях, как взаимная приязнь.
Не сказать, чтобы Туан Роду не нравился. Теперь в светлых волосах короля появились серебряные нити седины, а на лбу первые морщины, но лицо его оставалось, как прежде, открытым и честным. Хитрости Туан за годы так и не научился, зато узнал об этом свойстве человеческой природы все. А также — об измене, жажде власти и прочих неприятных проявлениях в поведении людей. Однако, ощущая вес этих знаний, король продолжал верить в то, что большинство людей могли стать добрыми.
Этого нельзя было сказать о Катарине. Она слишком хорошо знала свойственные ей самой ревность и подозрительность, чтобы верить в то, что кто-то мог быть напрочь свободен от таких чувств. Волосы ее по-прежнему оставались золотыми, а лицо — молодым, но Род догадывался, что тут дело скорее в умелом применении косметики, чем в игре природы. И все же первые морщинки одна за другой появлялись, да и фигура королевы с возрастом немного отяжелела. Но вот пылкий нрав Катарины со временем не унялся. Правда, любовь Туана немного смягчила характер королевы, и она стала не так резка на язык, и из-под маски дерзости и высокомерности проглядывало непоколебимое осознание ею того, что она любима.
Род вздохнул, представив будущее, в котором и они трое, и его любимая жена Гвен вместе состарятся. Эта картина получилась довольно-таки мирной.
— Не надо горевать, лорд Чародей, — негромко проговорила Катарина. — Мы победим.
Род был приятно удивлен. Да, Катарина определенно повзрослела и стала мудрее.
— Да, победим, — с полной уверенностью подхватил Туан. — Но все же нам не стоит проявлять беспечность и небрежение. Беды есть всегда, Род Гэллоугласс.
— А как же иначе, если всегда есть люди? — с улыбкой отозвался Род. — В конце концов, нашему роду невыносимо слишком долго жить в мире и согласии. Но что вы имели в виду, говоря о бедах?
— Наших высокородных заложников, — неприязненно проговорила Катарина. — Взрослые как будто, а ума им явно недостает! Некоторым по крайней мере.
— Только некоторым, — кивнул Туан, задумчиво глядя на пляшущее в камине пламя. — Д’Огюст вырос славным молодым человеком, так же как его товарищи Грэз и Честер. Мадцжоре и Бейсингсток также стали людьми достойными.
— Я насчитал пятерых, — нахмурившись, заметил Род. — Кстати, а почему вы не потребовали, чтобы Романов тоже прислал вам своего сына в качестве заложника? Я знаю, что во времена мятежа лордов против Катарины детей у него не было, но теперь-то они есть.
— Я бы ни за что не позволила таким благовоспитанным невинным юношам находиться поблизости от таких типов, как Гибелли, — вздернув подбородок, заявила Катарина. — А также поблизости от его дружков — Лланголена и Маршалла.
— Верно, — серьезно кивнул Туан. — А кроме того, с той поры, как ты оказал князю столь важную услугу, он стал для нас верной опорой.
— Что ж, видимо, и то гостеприимство, которое вы оказали его супруге и детям, также сыграло свою роль, — предположил Род.
— Слишком большую роль, — мирно улыбнулась Катарина. — Князь Романов обратился к нам с просьбой позволить его сыну поселиться у нас, в Раннимеде.
— Что ж, ведь это традиция, не так ли? Всякий аристократ должен стать рыцарем, а всякий рыцарь обязан начать с должности пажа.
— Верно. А пажи обязаны служить не в отцовском доме, а в доме у другого дворянина, — подтвердил Туан и обернулся к Катарине. — Он может стать нашим пажом, дорогая. Нет нужды поселять его рядом с наиболее задиристыми из наших молодых лордов.
Катарина в первое мгновение изумилась, но сразу же задумалась.
— Однако это довольно необычно — представить себе, что наследник князя будет вести себя так, словно он сын какого-нибудь простого рыцаря…
Род удержался от улыбки и решил вернуть разговор к более насущным проблемам.
— Насколько я понимаю, компания молодых повес ведет себя беспокойнее, нежели обычно?
— Да, можно и так сказать, — ответил Туан, помрачнев. — Они затеяли драку.
— Мы запретили им держать в зале шпаги и кинжалы! — заявила Катарина, и глаза ее полыхнули огнем возмущения.
— Вот как? — посмотрев на нее, проговорил Род. — И какова же была причина ссоры?
— Кто знает? — Туан раздраженно ударил ладонью по столу. — Они требуют положенных лордам привилегий, а говорить об этом отказываются.
— Да будет вам, ваше величество, — урезонил короля Род. — Что значит «отказываются говорить». Вам что, необходимо письменное признание?
Катарина заинтересованно взглянула на него:
— А ведь в этом есть разумное зерно, верно?
Род кивнул:
— Гибелли, Маршалл, Глазго и Гвельф — против королевской власти, остальные пятеро — за нее. Я бы сказал, что это, в некотором роде, партия, ваше величество.
— Точно. Все так же, как у их отцов. — Туан в отчаянии широко раскрыл глаза. — Медичи, Маршалл и Савой то и дело клянутся в верности и то и дело свою клятву нарушают!
— И так будет всегда, — спокойно проговорил Род. — Вам никогда не приходила в голову мысль о том, чтобы назначить новых лордов, ваши величества?
— Не сомневайся, такая мысль нам приходила, — заверила Рода Катарина. — Не сомневайся и в том, что мы превосходно понимаем, что все бароны до единого взбунтовались бы, стоило нам лишить дворянского титула хотя бы одного из них.