— Как есть понятно, — закивал головой Модест и стал лихорадочно грызть кривые ногти, — но если они не поверят про большевиков?
— Не беспокойтесь, — заметив его страх, сказал Керенский, — я пришлю вам охрану. Поверят, не поверят, какая разница. Наплевать! Вас не убьют, вы слишком мне нужны и хорошо работаете. Дерзайте, вот вам ещё за ваши рискованные труды, — и Керенский бросил пачку крупных ассигнаций на стол перед Модестом. Тот сразу же схватил деньги, бегло их пересчитал и умильно улыбнулся.
— И кстати! — продолжил Керенский, — Ведь деньги не пахнут! Наймите людей, которые умеют держать язык за зубами. Припугните, на всякий случай, одарите рублём и сделайте несколько этих самых выпусков «Красного листка», материал в них подайте как можно более дикий, а внизу подпишите: «Орган РСДРП», а «Б» они или не «Б», пусть уже между собой разбираются, кто из них кто. Меньшевик или большевик. Можете добавить и сами неразберихи, подписываясь то Мартовым, то Каменевым, то Зиновьевым. У них много второстепенных революционеров. Их фамилии и используйте на всю мощь. Ясно?
— Как есть!
— Вот вам ещё на эти цели! — и Керенский передал Модесту ещё одну пухлую пачку крупных ассигнаций. Действуйте!
Развернувшись, Керенский вышел из здания типографии. На душе сразу стало спокойнее, можно было немного отпустить вожжи непрерывных действий. А то уже он и сам переставал понимать, что вокруг происходит. Так можно и себя запутать.
Приехав в Смольный, Керенский стал искать Климовича, но тот беспробудно спал после двух бессонных суток. Не став его тормошить, Керенский и сам прилёг отдохнуть и немного восстановиться. Основные события ещё ждали своего часа, и надо было хорошо к ним подготовиться.
Глава 10 Николай II, Морис Палеолог.
Огромное протяжение страны делает из каждой губернии центр сепаратизма и из каждого города очаг анархии. Чтобы это побороть, нужно, чтобы социалисты союзных стран доказали своим товарищам из Совета, что политические и социальные завоевания русской революции погибнут, если предварительно не будет спасена Россия. М. Палеолог.
Император Николай II вместе с супругой и детьми праздно проводил время в Александровском дворце в Царском селе, находясь под домашним арестом. Арестованный в марте генералом Лавром Корниловым и испытавший устойчивый моральный шок от предательства всех придворных, император старался никого не провоцировать.
Высший генералитет, который благодаря императору и занимал свои посты, бессовестным образом предал его, и теперь надеяться Николаю II было уже и не на кого.
Генерал Алексеев, отправив двусмысленные телеграммы всем командующим армиями, фактически заставил их признать факт отречения императора от престола. Последующие события только подтвердили решительность действий генералов: Алексеева, Рузского, Корнилова, Крымова и некоторых других. Назад для них дороги не было.
К апрелю 1917 года все генералы, промонархически настроенные, были отстранены от своих должностей и выведены в запас. Сея судьба постигла генерала Гусейна Хана Нахичеванского, генерала от кавалерии Келлера и многих других офицеров. Высших офицеров, приверженцев монархического строя, в армии не осталось, старшие офицеры были вынуждены скрывать свои воззрения, младших никто и не спрашивал.
В марте 1917 года все дочери императора заболели корью в тяжёлой форме. Забота о них на время отвлекла бывшего самодержца от дел насущных. Всматриваясь в своих тюремщиков, Николай II понимал, что в любой момент времени он сам и его семья могут подвергнуться опасности.
В Российской истории не раз и не два убивали императоров, и всех их убивала гвардия. Вот и сейчас самодержца охраняли гвардейские офицеры. О себе император не думал, больше всего его заботила судьба сына и многочисленных дочерей. Дочери выздоровели, но у них стали катастрофически выпадать волосы, и было принято решение обрить головы всем четверым. Не стесняясь, они позировали на фото, не зная, что их ждёт впереди.
Николаю II ничего не оставалось, как пытаться перетянуть на свою сторону собственных тюремщиков. Он пилил и рубил дрова, работал в саду, убирая старые ветки яблонь. А иногда бесцельно колол лёд в застывших лужах. И каждый день записывал свои мысли в дневник.
К нему никого не допускали, полностью изолируя. Гвардия вся перешла на сторону Временного правительства. Его дражайшие родственники, даже не дожидаясь отречения, наперегонки устремились дать присягу верности Февральской революции.
Шанс прожить до конца года был у него минимальным. Временное правительство обратилось к Британскому правительству с просьбой о перевозке императора и его семьи в Англию.
Премьер-министр Ллойд Джордж не был против приёма царской семьи и передал просьбу князя Львова королю Георгу V, но тот проигнорировал это прошение и, в конце концов, отказал. Последняя надежда на спасение бывшего императора рухнула в пропасть.
Но отчаиваться ему было нельзя. Всю свою жизнь он провел на глазах других людей и привык тщательно скрывать свои чувства и мысли под маской равнодушия. Что в этот момент творилось в его душе, не знала даже императрица.
Но не все придворные покинули императора. Граф Бенкендорф, князь Долгоруков, фрейлины: Нарышкина, Буксгевден, Гендрикова и швейцарец, наставник цесаревича, месье Жильяр находились подле царской семьи. Остались и двое матросов, что всегда находились рядом с цесаревичем. Отсутствовала только Вырубова, которая была арестована, а потом выпущена из тюрьмы и потом уехала в неизвестном направлении.
Сейчас у Николая II была только одна цель: не дать повода тюремщикам расправиться с его семьёй и с ним самим. Любое подозрение на побег или попытку организации заговора сразу же влекло за собой его физическое уничтожение, и он, как никто другой, это прекрасно понимал.
Поэтому для всех он демонстрировал образцовое поведение, не чураясь обычного простого труда, полностью отдаваясь механической работе, которая занимала его руки и давала спокойно всё обдумать головой. Он надеялся и ждал. На кого надеялся и чего ждал, оставалось неизвестным.
Морис Палеолог несколько раз связывался с Парижем, получая и уточняя инструкции. Положение в России очень беспокоило Раймона Пуанкаре. Война должна продолжаться любой ценой! Впрочем, смену самодержавия на Русскую республику Франция только приветствовала и изрядно помогла в этом, опираясь на великих князей.
Эффект не замедлил себя ждать. Но расчёт на смену царя, в надежде подмять под себя безвольного Михаила Александровича, потерпел фиаско. Родзянко, Милюков, Гучков, Пуришкевич, Шульгин и другие оказались бессильны или, наоборот, жаждали власти для себя. Процесс вырвался из-под контроля.
Под давлением обстоятельств великий князь Михаил Александрович отказался от власти в пользу республики. Тут же был назначен кабинет нового правительства. В это время приехал французский социалист министр военного снабжения Альбер Тома. Петросовет или Временное правительство, кто сильнее? На кого сделать ставку? Вот какие вопросы стояли перед ним.
В конце концов, всё успокоилось и вошло в свою колею, пока Палеолог спорил с Тома. Тома склонялся к поддержке Петросовета, а Палеолог — к поддержке Милюкова, Гучкова, Львова и Терещенко с Коноваловым.
Керенского французский посол отрицал, как и всё социалистическое. Морис Палеолог уже насмотрелся на разные процессии, приходящие к Таврическому дворцу. Были там и компании проституток, и процессии инвалидов войны, страшные в своей обнажённой демонстрации крайностей. И вот новые, абсолютно необъяснимые с точки зрения французов, потрясения.
То, что сейчас творилось, Морис Палеолог объяснить не мог. Французская революция показала миру весь спектр своих возможностей изменения власти. Но русская революция готова была перещеголять французов уже в самом её начале. Разумного объяснения внезапно возникшей схватки между эсерами и слабо известными, но неожиданно деятельными большевиками дать было сложно. Что они могли не поделить?
Не в силах понять многое происходящее и желая обозначить свои позиции, Морис Палеолог собрал в посольстве экстренное совещание, надеясь выяснить ожидания министра военного снабжения Альбера Тома, а также согласовать все совместные дальнейшие действия в России.
На совещании присутствовали, помимо самого министра военного снабжения, непосредственные подчинённые Палеолога: военный атташе посольства подполковник Лаверже, морской атташе, а по совместительству агент Женераль Сюрте и капитан Галауд, который прибыл вместе с Альбером.
— Месье! — обратился французский посол ко всем присутствующим. Я намерен обсудить с вами те события, которые сейчас происходят в России, это крайне необходимо. Определённые разногласия по России в наших позициях с вами, любезный Альбер, толкают меня к этому. Я всё больше убеждаюсь в том, что нужно делать ставку на Гучкова и Милюкова, а не на Петросовет. И последние события только подтверждают это.
Альбер Тома только приподнял брови, офицеры заинтересованно слушали, хорошо понимая, зачем их сюда пригласили. Между тем, французский посол продолжал.
— Посмотрите, что происходит: город охвачен хаосом. Кронштадт и Шлиссельбург управляются коммунами, две трети офицеров перебиты, двести семьдесят человек находятся под арестом.
Анархия распространяется по всей России и надолго парализует её. Все мы знаем, что ссора между Временным правительством и Петросоветом создала их обоюдное бессилие. И вот результат. Толпы пьяных матросов фактически захватывают Таврический дворец и убивают там многих революционеров. Мне они глубоко несимпатичны, но что всё это значит? Капитан Галауд?!
Морской атташе Мишель Галлауд тяжело вздохнул, но промолчал. Тома холодно посмотрел на него.
— Месье капитан, вам задал вопрос посол. Он пока не сдал свои полномочия новому представителю нашей республики и я, также как и он, желаю узнать, что вы думаете по этому поводу.