Мишель Галауд кивнул и ответил.
— Монсеньоры, спешу вас уверить, что мы не имеем к этому никакого отношения. С большим трудом нам удалось сохранить жизнь месье Плеханову в этом бардаке. Наши возможности и возможности наших агентов не безграничны. Охранять других революционеров у нас команды не было.
— Кто убил Чхеидзе и Церетели, вы знаете? — снова обратился к нему Тома.
— Матросы, — пожал плечами тот.
— А это может быть провокацией или намеренным нападением?
— Всё возможно, — не стал отрицать Галлауд. — Кто-то стрелял в матросов из дворца, провоцируя их нападение, а возможно, это было что-то другое. Очень сложно определить. Мы опросили очевидцев, известно, что стреляли два солдата, но кто они, нам неизвестно, как неизвестны и их приметы. Время потеряно и теперь искать их бесполезно. Скорее всего, это были немецкие агенты.
— Зачем тогда им эта провокация?
— Сложно сказать. Возможно, чтобы уничтожить тех, кто ратует за продолжение войны. Ведь и Чхеидзе, и Церетели ярые «оборонцы».
— Но там погибли и циммервальдовцы!
— Я думаю, что немцам глубоко всё равно, кто там ещё мог бы погибнуть. Их цель — принудить Россию к миру, ради этого они на всё готовы. К тому же, накануне произошёл разгром особняка Кшесинской, где засели большевики во главе с Лениным. Все, выжившие при штурме, арестованы, но Ленина среди них нет. Это наводит на определённые выводы. Немецкие шпионы повсюду, а Ленина успели спрятать, значит, он знает очень многое из того, что происходит. Это мы можем только догадываться, а ему, наверняка, известна вся подоплёка происходящего сейчас.
— Я согласен, — признал Палеолог. Ленина скрытно поддерживают немцы, что бы там ни говорили большевики или кто-либо другой. За последнее время их агенты проникли во все слои общества и активно разлагают армию. Они купили две типографии и активно печатают прокламации, листовки и свои газеты. Откуда у них такие огромные деньги?
Ленин ведёт активную подрывную политику, разрушая государственность Российской империи. Его популистские лозунги о ведении именно со стороны России империалистической войны и отмены частной собственности на землю разлагающе действуют на крестьян. Его тезисы фантастичны и абсолютно не соответствуют действительности, они смешны для любого образованного человека.
Альбер Тома усмехнулся и подчеркнул.
— Месье Палеолог, для образованного человека, а большинство крестьян зрелого возраста малообразованные, а молодёжь сейчас вся на войне. И это не аргумент; то, что ясно и очевидно для вас, не ясно и не очевидно для, например, студента политехнического института.
— Гм, — французский посол поморщился, но продолжил. — Все державы, участвующие в великой войне, ведут империалистическую войну. Можно ещё назвать её буржуазной, капиталистической, да какой угодно. Суть войны это не изменит, она ведётся всеми сторонами с одинаковой целью передела мира в свою пользу. Эта война империалистическая, с любой стороны. Странно, что большевики это не понимают.
— Почему не понимают? — усомнился Тома. — Прекрасно понимают. Это не понимают те, на кого эти речи и рассчитаны. Что нужно рабочему, крестьянину и солдату? Скорейшее окончание войны и передел земли в свою пользу. Они надеются на это. Солдаты не хотят воевать, потому что боятся не успеть.
А все левые партии направляют своих представителей в волости, где агитируют крестьян против власти, обещая отменить частное владение на землю. Это чистой воды популизм, эсеры загоняют себя в ловушку, они не смогут угодить ни крупным землевладельцам, ни основной массе малоземельного крестьянства. Очередная утопия не от большого ума. Что же ждать ещё от русских и их азиатчины. Дикари, что с них взять.
Палеолог покачал головой в сомнении. Он никак не отреагировал на замечание Тома о дикости русских, потому что и сам придерживался схожей позиции.
— Да, но, любезный Альбер, вы должны понимать, что до сих пор вся государственность держалась исключительно на Романовых. И слова императора о том, что он хозяин земли русской — это не пустые слова и даже не пафос. Русские — весьма своеобразный народ, они привыкли к патриархальному укладу и не желали его менять до сего времени.
Но этот момент, к несчастью, всё же настал. Я никогда не устану повторять слова Пушкина, сказанные им после авантюры Пугачёва: «Да избавит нас бог от того, чтобы мы снова увидели русскую революцию, дикую и бессмысленную».
Императору присягали на верность многие дворяне, большинство из которых не являются русскими по крови, например, остзейские. Ему присягали казаки, калмыки и многие другие, они присягали именно ему, а не России, а он отрёкся или за него это сделал Алексеев, что уже не важно, потому как время ушло.
Многие офицеры иностранного происхождения служат не России, а императору. Для них важна присяга сюзерену, а не государству. Это целиком дворянская составляющая их менталитета. А что теперь?
Кому из них интересна Россия? А, кроме того, вы не заметили, что в заговоре участвовали только русские офицеры и русские аристократы. Нет ни одного с немецкой или прибалтийской фамилией! Никто из них не отрёкся ни от своей лютеранской, протестантской или католической церкви. Даже мусульмане остались верны императору и у них и речи нет о том, чтобы разрушать свою веру или подвергать обструкции своих священнослужителей. Лишь только русские в своём азиатском диком бунте, подстрекаемые левыми социалистами, отреклись от своей веры.
На похоронах жертв революции на Марсовом поле не было ни одного священника, а все тела были положены в окрашенные красным цветом гробы, но никто этого словно бы и не заметил. Лишь одни казаки отказались участвовать в этой церемонии без священников. Что это, как не разделение общества? Идёт война, а левые партии играют с огнём, и этот огонь русского бунта, дикого и беспощадного, может уничтожить их целиком.
Я считаю, что Россия не выполняет свои союзнические обязательства, и мы не можем предоставить им свой кредит доверия. Итак, нам придётся, не откладывая дальше, очень конспиративно искать способ склонить Турцию к тому, чтобы она предложила нам мир. Наши соглашения с Россией я считаю неосуществимыми.
Альбер Тома разозлился и, вскочив с места, стал возбуждённо вышагивать по гостиной посольства.
— С чего вы это взяли, Морис? Я признаю, положение трудное и неопределённое, но не отчаянное, как думаете вы. И, в отличие от вас, я полагаю, что России нужно оказать кредит доверия, в котором мы не отказывали и старой России, и это наилучшая политика.
Единственное, в чем я согласен с вами, так это в том, что с Турцией действительно нужно что-то решать и склонить её к миру, за её же счёт, разумеется. И я верю, что у нас есть ещё возможность вернуть Россию к войне с провозглашением демократической политики.
Я вижу, что месье Керенский серьёзно поднялся в этой партийной борьбе и считаю, что нужно сделать ставку на него. Он единственный пытается навести порядок и убрать хаос. А его последнее заявление о том, что он создаёт свою партию, весьма характеризует его, как исключительно прагматичного политика, не лишённого властных амбиций. Причём, по его словам, это будет абсолютно новая партия, что внушает мне оптимизм.
А, кроме того, месье Морис, не кажется ли вам, что происходит интересная комбинация. Петросовет практически разгромлен. Кронштадтский Совет разгромлен и обезглавлен, тамошняя коммуна уже потихоньку начинает сознавать своё бессилие. Они во всём зависят от Петрограда. Лёд уже сошёл, но Нева и Маркизова лужа ещё полностью не избавились ото льда. Снабжение легко прервать, не пуская на чистую воду паромы. И Керенский может воспользоваться этой ситуацией в свою пользу.
Председатель Петросовета убит, его заместитель — меньшевик Скобелев ранен и находится в больнице. Большевик Шляпников арестован, Залуцкий убит, Мартов жестоко избит и лежит в больнице. Гоц убит, Чернов арестован, на свободе остались только Дан, Гурвич и ещё несколько заметных лидеров. Савинков и Ленин скрываются, группа революционеров, во главе с Львом Троцким, болтается где-то в Северном море и, думаю, что им будет трудно в целом повлиять на нынешнюю ситуацию.
Весьма интересный расклад сил получается, вы не находите, Морис?
— Да, действительно, но что скажет армия? Военный министр Гучков, генералы Алексеев и Корнилов? Что на это скажет месье Лаверже?
Военный атташе подполковник Лаверже невольно встал, одёрнул мундир офицера французской армии и, обращаясь в первую очередь к Альберу Тома, произнёс.
— Монсеньоры, армия ничего не скажет, все находятся сейчас в полной прострации благодаря тлетворному действию приказа № 1. Господин Чхеидзе, ныне, как уже было сказано, мёртвый, открыто призывал солдат к неповиновению офицерам. Более того, он призывал их поднять офицеров на штыки, и это представитель той нации, которая чудом спаслась только благодаря русским штыкам.
Воистину армяне и грузины забыли свою историю, как забыли тех, кто их спас и спасает до сих пор в войне с турками. Особенно это касается трабзонских армян, коих погибло в 1915 году больше миллиона человек. Но дело не в этом.
Дело в том, что почти все солдаты становятся неуправляемыми, и это прекрасно видно здесь, в Петрограде. Над офицерами издеваются, оскорбляют, а если они оказывают сопротивление, то и убивают. В стране около миллиона дезертиров, они захватывают целые поезда. Нет, армия не в состоянии сейчас вступить в активную политику. Они будут выжидать, боясь разрушить остатки дисциплины своим вмешательством.
И я подтверждаю, что Керенский начал усиливать жандармские железнодорожные управления. Они ещё пока слабы, но результаты их работы видны уже сейчас. Через пару месяцев дезертиры будут бояться захватывать поезда. Дальше всё будет зависеть от Керенского, но он хоть что-то делает!
— Понятно, — задумчиво отозвался Палеолог. — Но всё равно, я не приемлю социалистов и потому никаких обязательств брать на себя не буду. Всё, что я хотел сказать правительству Франции, в вашем лице, уважаемый Альбер, я сказал. Дальше вы вольны сами решать, как вам действовать. Я умываю руки.