Но не только китайцев коснулась эта беда, попутно арестовывали всех азиатов, не разбирая, кто из них киргиз, а кто кореец. Китайская община потеряла за это время до десяти процентов своей численности. Последующее предложение очень сильно смахивало на ультиматум.
«Хотите жить, мы мешать не будем, освобождайтесь сами!»
Жен-Фу-Чен, со свойственной всем азиатам покорностью судьбе, воспринял эту информацию как данность. Сила силу ломит, в чужой стране не им устанавливать свои правила. Ему предложили работать на Керенского, с сохранением тайны этих отношений. Подумав, он согласился. Но сдаваться легко было не в его правилах. Он потребовал приличной оплаты для своих бойцов.
В ответ он получил ультиматум о том, что им и так дают возможность освободить своих, а из тех, кто выживет, а выжить должен, по логике, сильнейший, тот и будет нанят на условиях, которые рискнул озвучить Жен-Фу-Чен.
И китаец стал собирать людей в боевые отряды. Разграбив несколько мелких складов, частично отняв оружие у пьяных солдат и матросов, он подготовился к величайшей военной операции в своей жизни. Он был офицером в армии Юань Шикая, а после его смерти эмигрировал в Россию под видом рабочего.
Китайские боевики плохо владели оружием, но Жен-Фу-Чен надеялся, что им придётся стрелять немного и недолго, а штыком и ножом все владели прекрасно, а кто и отлично орудовал обычной палкой. Штурмовать настоящую крепость им ещё не приходилось, но и оборонять её нынешние солдаты, как следует, не собирались. Китайцам отрадно было знать, что им достались два ящика ручных гранат Новицкого, в отсутствие орудий они должны были помочь при штурме.
Фу-Чену удалось собрать почти пять тысяч боевиков, вооружённых всем подряд. Штурм был назначен на три часа ночи. К назначенному времени китайцы скрытно стали сосредотачиваться у Петропавловской крепости. Часть из них успели до развода мостов проникнуть на Петроградскую сторону и спрятаться в окрестностях Иоанновского, Петровского и Кронверкского мостов.
Остальная масса китайцев, собрав множество мелких лодок, стали со всех сторон стекаться к Заячьему острову, высаживаясь прямо под стенами крепости, где только это было возможно. Тёмные воды ночной Невы беспокойно бились об берега острова, на котором величаво раскинулась Петропавловская крепость.
Апрельский ветер, уже не холодный, но ещё и совсем не тёплый, с воем проносился над поверхностью воды, цепляя воздушными волнами и водными брызгами напряжённые лица китайцев. Часовые, стоя наверху, на стенах крепости, изредка посматривали в сторону Невы и города.
Накануне коменданту крепости лично позвонил Керенский и предупредил, что возможны нападения на военные объекты, а особенно на тюрьмы. Комендант подполковник Лисунов и сам был серьезно обеспокоен этим вопросом, учитывая обстановку в городе.
Тем более, что все тюремные казематы и бастионы были до отказа переполнены людьми. Эсерам и большевикам пришлось потесниться, сначала их уплотнили китайцами, а чуть позже все свободные и не до конца заполненные камеры набили уголовниками, арестованными за последние преступления и переведёнными из Крестов и других Петроградских тюрем.
Зато всех царских чиновников перевели в Кресты, что позволило конвойным и солдатам гарнизона крепости особо не стесняться в выражении своего отношения к арестованным. Чернов негодовал, требовал дать ему возможность позвонить Керенскому, к его возмущённому голосу присоединились и большевики, которые сейчас сидели тут же.
Комендант крепости всё же решился сообщить об этом Керенскому. Он долго пытался дозвониться и никак не мог застать его на месте. Тот постоянно отсутствовал, но вот, наконец, успех!
— Алло, алло!
— Керенский.
— Товарищ министр, это комендант Петропавловской крепости подполковник Лисунов.
— Да? Слушаю вас!
— Товарищ министр, контрреволюционеры во главе с Черновым и Каменевым требуют их перевести в другой бастион или тюрьму. Они не хотят сидеть вместе с уголовниками и китайцами.
— Хорошо, найдите свободное помещение и переведите их лидеров, а если хватит места, то и всех остальных членов, если же нет, то на нет и суда нет.
— Слушаюсь.
— И хотел ещё раз предупредить, что возможны эксцессы. Контрреволюционеров могут попытаться освободить или могут быть беспричинные нападения. Китайцы и уголовники у вас пробудут не больше недели, затем мы их заберём. У вас большой, хорошо вооружённый гарнизон, в отличие от других тюрем, которые не имеют столь огромной и хорошо подготовленной охраны. Так что, прошу вас быть бдительным.
— Есть! — гаркнул в телефон Лисунов и с облегчением опустил трубку обратно на рычаги. Проблему решить ему удалось. А то, кто их знает?! Сегодня они революционеры, а завтра уже контрреволюционеры, а ему дальше жить.
Шмыгнув сопливым носом, он крикнул дежурного надзирателя.
— Керенский звонил мне, сказал переселять эсеров и большевиков. Я думаю, что сможем.
— Сможем.
— Тогда к вечеру переселяем их, предупреди своих, а всем остальным скажу я, чтобы усилили бдительность. Возможны нападения с целью освобождения арестованных. А тут, как специально, китайцев этих нагнали с ворами, и без них забот хватает, ещё и с ними возиться.
— А чего с ними возиться, если что, то в расход? — возразил ему на это фельдфебель, бывший старшим надзирателем. — Конвойным, да нашим солдатикам тоже не нравится за ними присматривать. Революция, свобода, а мы энтих стережём. Пущай министр сам и страдает за них, а то…
— А то, дурья башка, ты хочешь сам сесть за контрреволюционные речи, или ты не знаешь, кто сейчас Керенский и что он может?
— Да, знаю, как не знать. Наслышан уже про его СОБ, да казаков, что под его началом ходят.
— Не всё ты знаешь. У него ещё и Бюро общественного порядка есть, но ничем себя не проявило пока. Ладно уж, иди, выполняй, да смотри там, всем объясни по-простому, а то спустят с нас шкуру за это.
— Слушаюсь!
Часовой, перегнувшись через стену крепости, смачно сплюнул вниз и подошёл к своему собрату, который как раз в этот момент решил закурить.
— Что расплевался, Егор?
— А чегой-то не поплевать в тёмную водичку. А вдруг я плюнул на кого-нибудь, кто хочет на нас напасть. Мы тут курим, а они лежат там внизу, возле стены, и прячутся, как думаешь?
— Думаю, у тебя с головой совсем плохо. У нас тут и пулемёты есть, и пушки, кто тут на нас нападёт? Солдат сейчас все уважают и все боятся, потому как мы — сила. Кто на нас нападёт? Революционеры эти, что ли? Или студентики? Это им не бомбы кидать на улицах и с револьверчиков стрелять! Тут надо штурмом брать, да не поодиночке, а целыми отрядами. Потому мы и сила!
Довели мужика до ручки, да ещё и винтовку ему вручили, вот теперь и покажем им, на что способны. А кто ещё на нас нападёт? Матросы? Так не нужны мы им. Китайцы, так эти заморыши и себя боятся, не мужики они, а одно непотребство. Разве можно взрослому мужику прачкой работать? Позор! Бабья работа. Тьфу!
— Так и то ж, согласен я с тобой, Митька, ты воевал, ты понимаешь. С тобой и ночь простоять не страшно.
— Да не будем мы всю ночь стоять. Сейчас до двух постоим, да нас сменят, спать пойдём.
— Не-а, давай кипятку попьём, у меня хлеб есть, а може, и сахара чуть найдём. Давеча кому-то из господ революционеров передачку приносили. Так и нам чтой-то перепало.
— Можно и кипятку, почему бы и нет. Ночь холодная, сугреться перед сном надо.
— Во-во, Митяй, мы и согреемся.
— Давай, Егорка, ещё походим, а потом укроемся вон там, под навесом, да вздремнём. Пусть все катятся, как и воды Невы, куда подальше, а хоть и в Маркизову лужу, как считаешь?
— Так оно и правильно.
— Вот и я тоже гуторю. На, кури! И Митяй протянул недокуренную цигарку своему товарищу.
Егор смачно затянулся, глотая горький табачный дым последних крошек пополам с соломой, глядя, при этом, на Зимний дворец, темнеющий на противоположной стороне. Окна дворца, в основном, были мрачны, лишь только в нескольких из них виднелся слабый отблеск свечи. Докурив, они прошли дальше по стене.
Если сказать, что Жен Фу-Чен жил по фэншую, то это бы была откровенная глупость. Да и, по правде, он не жил просто, он жил, как этого требовали обстоятельства. Собранные им боевые отряды приготовились к штурму крепости, заняв свои места в назначенное время.
Резкий гортанный крик бросил всех китайцев в атаку. Ворота были массивными и подорвать их было сложно. Жен Фу-Чен решил эту проблему максимально просто. Назначил смертников, каждый из которых, подбегал к воротам, прислонял её к тому месту, где находился засов или замок и дёргал чеку. Куски ворот вместе с кусками человеческого тела разлетались по сторонам, и дико ревущая и накаченная опиумом толпа, врывалась в крепость. От неожиданности часовые даже не успели подать сигнал тревоги и попытались спастись бегством.
Но бежать особо было некуда. Прыгать со стен — небезопасно, ворота полностью разбитые, висели на створках. Через них перескакивали китайцы, бежавшие в крепость, и солдаты кинулись внутрь. Комендант, поднятый грохотом взрывов с постели, со страхом понял: «Начался штурм». А кто на них напал, ему предстояло узнать лично. Схватив револьвер и, быстро одевшись, он бросился к пулемёту.
Во двор продолжали забегать китайцы, стремительно растекаясь по нему, подобно трудолюбивым муравьям. У Жен Фу-Чена был план крепости, по нему отряды стали рассредоточиваться, стремясь быстро подавить сопротивление гарнизона и освободить своих товарищей, заточённых в казематы Трубецкого бастиона.
Схватка с защитниками гарнизона поначалу показалась лёгкой. Не встречая особого сопротивления, китайцы быстро проникали внутрь помещений крепости, убивая всех без исключения. Солдаты, поднятые с постелей, сначала не осознавали произошедшее, а потом, поняв, какая участь их ждёт, и, рассмотрев, кто на них напал, стали ожесточённо сопротивляться, но время было уже упущено.