— Этого недостаточно. Вам нужно увеличить число ваших воинов минимум в три раза. То есть, до шести тысяч солдат. Остальных можете отправить на родину или использовать для обслуживания ваших людей и для пополнения потерь. И это только пол дела. У вас есть люди в Москве?
— Есть, — кивнул Жен.
— У них есть лидер, вождь, старший или ещё кто?
— Есть.
— Этот человек готов работать со мной на тех же условиях, что и вы, и в состоянии ли он выставить боевые отряды?
Жен Фу Чен сделал небольшой глоток из пиалы и ответил.
— Если буду готов я, то будет готов и он. У него есть люди, и их больше, чем у меня. Он согласится. Мы все вместе и всегда будем вместе, — на ломаном русском произнес Жен.
— Ясно. Тогда договоритесь с ним и держите связь. Мне понадобятся китайские отряды в Москве. Кроме того, нужны отряды в любом крупном городе. Я готов платить, наняв вас. Оружие вашим солдатам выдадут в крепости. Здесь же, в тюремных казематах, вы будете жить. В город будете уезжать на лодках через Невские ворота и преимущественно ночью.
В крепости все ваши люди не уместятся. Но основная масса боевых отрядов будет жить только здесь. Остальные — по вашему усмотрению. Вам нужно арендовать несколько зданий для другой базы, там и разместите своих остальных солдат. Вторая база должна быть возле Невы или на побережье Финского залива. Сможете найти?
Жен кивнул головой.
— Я найду человека, который будет работать с вами в качестве посредника между мной и вами. Точнее, это будет не один человек, а целый штат сотрудников. Теперь об оплате, что вы хотите?
— Мои люди должны быть всегда накормлены и получать деньги только серебряными рублями, — на ломаном русском ответил Жен.
— Сколько?
— Пятьдесят рублей в месяц простой боец, сто — его командир, командир крупного отряда — двести пятьдесят рублей, и я — пятьсот.
— Забавно. Я вас снабжаю продовольствием, защищаю от революционного произвола и ещё должен платить огромные деньги, да ещё серебром. Благо, вы ещё не требуете золота.
— Только серебро, — кивнул Жен.
— Такие суммы я готов платить ассигнациями, либо векселями, которые вы сможете обналичить во Владивостоке или Хабаровске.
— Только серебро, — в очередной раз повторил Жен.
— Ну, хорошо, тогда меньше в два раза.
— Нет, Жен долго думал. Жен спрашивал у людей, Жен знает, сколько стоит билет домой. Жен знает, как дороги продукты для семей. Жен не уступит.
— Взять его, — мгновенно вспыхнув от гнева, вскричал Керенский. Два дюжих казака, вбежав в комнату, быстро подхватили жилистого китайца под руки и заломили его.
— Соглашайся, Жен, или как там тебя правильно?
Китаец молчал. Его жёсткое лицо словно окаменело. Керенский дал знак казакам сделать ему больнее. Но китаец только краснел от усилий, но молчал, не пытаясь вырваться из рук. Его головной убор держался на голове, как приклеенный.
Керенского постепенно накрывало бешенство. Хотелось сорвать с китайца, упорствовавшего на своём, эту странную тюбетейку и ударить рукояткой пистолета по выбритой начисто голове. Эмоции грозили захлестнуть Керенского с головой. Ещё чуть-чуть и он бы лично либо ударил, либо застрелил китайца.
Но внезапно у него в голове всплыл образ залитого кровью двора Петропавловской крепости. И его бешенство, как пришло, так сразу же и ушло, не оставив после себя ничего, кроме досады и горького привкуса жестокой ярости.
— Отпустите его, — выдохнув, сказал Керенский. — Отпустите.
Казаки послушно вернули китайца на место. Тот, словно ни в чём не бывало, расправил плечи, поправил одежду, головной убор и спокойно взглянул на Керенского. Лицо Жен Фу Чена по-прежнему ничего не выражало, только лишь краснота, прилившая к его бледному, а не жёлтому лицу, выдавала эмоции, которые он только что пережил.
У самого Керенского была более жёлтая и словно пергаментная кожа от болезни почек, напряжённой работы и хронического недосыпания. Посмотрев своими тёмно-коричневыми глазами в чёрные глаза китайца, Керенский прочёл в них мрачную решимость не уступить и грамма серебра. Поразительное упорство в вопросах оплаты.
— Ладно, будет вам серебро в тех суммах, что вы обозначили. Но за него я и спрошу в полной мере. За каждый грамм серебра, и в полной мере… Но меня интересуют гарантии. Насколько я могу быть уверен в вашей преданности и неподкупности?
Китаец, не раздумывая, ответил сразу.
— Жен клянётся за себя и всех своих людей. Мы готовы принести клятву в любой форме и в любом месте. И её принесут все новые люди и отряды. Вы власть. Пока вы будете платить нам серебро, мы будем верны, отдавая свои жизни за вас. За вас лично, господин министр. Не будет серебра — наш договор будет расторгнут, и не позднее, чем через неделю после прекращения денежных выплат.
— Хорошо, — принял окончательное решение Керенский. — Тогда едете со мной в Смольный, там заключим по всей форме договор между мной и вами. Дальше вы получите деньги и переместите свои отряды в крепость. Согласны?
— Да, — уважительно склонив голову и прижав руки к груди, ответил китаец.
— Ну, тогда поехали! — Керенский дал знак своим сопровождающим, и они все вместе отправились на машине в Смольный.
Договор с китайцем помог составить Щегловитов, который к этому времени уже полностью смирился со своей участью полу заключённого, полу начальника. Керенский разрешал ему общаться с семьёй в присутствии человека из Бюро. Доверять Щегловитову полностью было спорно, но и не доверять тоже.
Отпустив китайца восвояси, Керенский отправился на встречу с прессой. Пресса, в лице Модеста и Меньшикова, а также ещё нескольких десятков журналистов различных газет, терпеливо ожидала его в одной из аудиторий, расположенных в Смольном.
Керенский вошёл в помещение и, быстро пройдя к кафедре, открыл импровизированную конференцию. Первый вопрос ему задала некая дама из кадетской газеты «Речь».
— Товарищ министр, объясните всем нам, что происходит в Петрограде. Что вы можете сказать о нападении на Петропавловскую крепость, Таврический дворец, убийство Чхеидзе и других наших товарищей. А также, что произошло в Кронштадте? Почему вы допустили это? И зачем тогда вам становиться ещё и военным и морским министром, коль вы не справляетесь с постом министра внутренних дел?
— Я смотрю, барышня, вы считаете меня кладезем информации обо всём происходящем и обо всех происшествиях.
Керенский был искренне удивлён этим вопросом. Он сам сказал созвать прессу, но немного, и больше для проформы, чем для дела. Но газетчиков явилось гораздо больше, чем он ожидал, намного больше.
Удивлённый, он заглянул в свои листики, которые взял с собой на всякий "керенский" случай. Там были разные цифры, но не те, что были ему нужны, а также не было никаких подсказок, как ответить так, чтобы всех запутать. Приходилось говорить полуправду.
Керенский оторвался от бумажек и окинул взглядом небольшую аудиторию с рядами сидящих в ней газетчиков. Задавшая вопрос суровая дама, с желчным выражением сухого вытянутого лица, иронично улыбалась одними уголками тонких напомаженных губ. Рядом с ней сидела ещё одна девица, без малейших следов присутствия косметики, с милым, но чересчур энергичным лицом. Настоящая революционерка.
Керенский вздохнул. Хотелось всех послать. Вроде и вопрос самый насущный, а чувствовалась в нём некая подковырка. Нужно дождаться митинга и там уже всё выложить перед народом, как на духу, в кавычках…
Керенский снова посмотрел в зал. Наткнулся на Модеста, тот, сразу заметив его взгляд, уткнулся в блокнот. «Мол, а я чего, я ничего!» Меньшиков, поймав взгляд, только пожал плечами, выразив этим: «Что уж тут поделать!»
— Барышня. Вы, безусловно, правы в том, что пост министра внутренних дел очень тяжёл. Но революция не спрашивает: можешь или не можешь. Она приказывает, и ты идёшь выполнять свой долг перед ней!
— Так вы считаете, товарищ министр, что революция имеет голос, и этот голос вам приказывает и назначает вас на министерские посты? — не успокаивалась газетная «кошёлка». — Так, может быть, это вам не революция говорит, а голос Христа?
Керенский холодно посмотрел на чудную женщину. С такими типажами он встречался достаточно. Довольно тяжёлый тип женского руководителя. Но, что поделать, надо отбиваться.
— Я атеист, сударыня. Вам не нравится мой пафос? Что же, я не на митинге, вы правы. Но и ваше ехидство сейчас вы можете оставить при себе. Вы с какой целью сюда пришли, сударыня?
— Революция отменила рабство и самодержавие. Женщина свободна! — выкрикнула со своего места молодая девушка в знак солидарности со старшей подругой.
— Угу. До определённого момента. Возможно, что вы обе являетесь провокаторшами, а то и террористками эсеров. Охрана! — крикнул Керенский, обращаясь к двум солдатам из Бюро.
— Постойте! Мы пришли задавать вопросы, — всполошилась первая газетчица.
— Вопросы бывают разные, — бросил в ответ Керенский. — Прошу вас, товарищи, обыщите их.
— Да как вы смеете, — одновременно вскричали обе девицы: и старая, и молодая.
— Хорошо, — сделав знак остановиться своим людям, ответил Керенский. — Покажите, что у вас в сумочках и проведите руками по своему телу, чтобы было видно, что у вас ничего не спрятано под платьем.
Женщины в негодовании посмотрели на Керенского, но, встретившись с его холодным взглядом, показали открытые сумочки, а также быстро пошарили руками по телам, обтянутым узкими платьями, и вновь уселись на стулья, смущённые и порозовевшие, как молодой помидор.
— Ну, что же. Вопросы заданы, вот вам и ответы.
— Идёт борьба за власть. Скрытая борьба за власть между революционными партиями. Идёт борьба между уголовниками. Столица наводнена немецкими шпионами, и они тоже проплачивают нападения. Нападение на Петропавловскую крепость — это целиком их акция. Мы узнали, что немецкие шпионы нанимают китайцев для организации диверсий через марафетчиков.
Сейчас не секрет, что очень много людей впадают в наркотическую зависимость и ради дозы готовы на всё. Мы прикрыли и разгромили все притоны. Китайцев посадили в тюрьму. Туда же, куда и эсеров с большевиками. Это было сделано временно, чтобы подготовить отдельные камеры для эсеров и большевиков и не смешивать их между собой.