Дон Амброзио принялся объяснять, что уже много лет люди, как верующие, так и неверующие, приносили ему оружие, которое им опротивело. Патер все складывал в гроб, такое вот «memento mori»[20]. Никому не нужное оружие, которое они бы выбросили на свалку, чтобы не заморачиваться со всеми документами для получения лицензии. Еще были те, кто уже заглядывал в глаза смерти, стоящей у порога. Всю свою жизнь они стреляли уток и зайцев, а на смертном одре начинали мечтать о единстве и согласии между всеми земными созданиями, чтобы только обмануть святого Петра и попасть в рай.
– А Анчилотто? Когда он вручил вам свое орудие смерти?
– Три года назад или, может быть, четыре.
– Три или четыре.
– Да кто ж все упомнит?
– И сейчас оружие исчезло.
– Я не понимаю, как это могло произойти.
– Когда в последний раз вы видели пистолет?
– Наверное, месяц или два назад, – патер дрожал, пораженный провалами в памяти.
– Подумайте хорошенько в течение нескольких дней, – сказал Стуки. – И попытайтесь все подробно вспомнить.
И прежде, чем уйти:
– Как именно это произошло? Анчилотто пришел к вам со словами: «Возьмите его, Отец, я хочу, чтобы мир стал лучше»?
Удивленный дон Амброзио покачал головой.
– Как бы не так! Этакий подлец! Он узнал, что Джузеппе Мионетто, отошедший в мир иной после долгой и не лишенной опасностей старости, вручил мне свою двустволку, и ему захотелось быть не хуже.
– Не хуже какого-то Джузеппе Мионетто? Граф Анчилотто?
– Именно так.
– А этот Джузеппе когда нас покинул?
– Четыре года назад
– Вот видите! Вы все и вспомнили.
Стуки уже знал, каким будет ответ на вопрос, кто имел доступ к этому импровизированному складу оружия.
– Никто, кроме меня и моей экономки, – ответил патер. – Ни у кого не было никаких причин сюда приходить.
Стуки отметил про себя, что память священника снова дает слабину.
Мэр города Чизонди-Вальмарино был элегантным мужчиной, даже несмотря на то, что был политиком. В движениях, а особенно в манере выражаться. Возможно, этому способствовала красота средневекового городка, которая делала его жителей чуточку утонченнее. Кончик белого носового платка, выглядывающий из кармана льняного пиджака, белоснежная рубашка и носки в тон.
Мэр энергично пожал руку Стуки, сделав вид, что не обратил внимания на то, что тот пришел на встречу в спортивном костюме. Даже наоборот, политик выказал легкую снисходительность к такой неформальной форме одежды: в период кризиса и расследования должны вестись, не расточая средств. В остальном мэр явно чувствовал себя на коне.
– Я уже сообщил все, что знал о инженере Спеджорине вашему начальнику, если я не впадаю в заблуждение, комиссару Леонарди.
Он так и сказал: «если я не впадаю в заблуждение».
Инспектор Стуки это оценил.
– Я бы хотел спросить вас кое-что о господине Анчилотто.
Мэр поднялся и отошел от письменного стола.
– Вы хотите сказать, что эти смерти как-то связаны между собой?
– Проще говоря, я бы хотел прояснить для себя некоторые аспекты личности графа.
– Тот факт, что вы решили успокоить меня, используя слово «проще», немного настораживает. Это очевидно, что, на ваш взгляд, между двумя трагическими событиями имеется связь.
– Я бы хотел ее исключить.
– И чтобы исключить, вы ее включаете, – несколько иронично произнес политик.
– Как жители города воспринимали господина Анчилотто?
Градоначальник задумался.
– Вы, естественно, ждете, что я скажу: богатый и экстравагантный. Это нормально. И все же этого было бы недостаточно. Этот человек имел не только деньги, но и поразительно высокий уровень культуры. Плейбой, но с железными моральными принципами. Экстраверт, страдающий от космического одиночества.
– Приведите мне некоторые примеры, господин мэр, ведь из космических одиночеств слагаются галактики.
– Только один: его вклад в развитие культуры. К сожалению, состоятельных людей этот аспект интересует все реже. Рекламирование собственной персоны – это да! Но не забота об образовании граждан. В наши трудные времена государственные учреждения делают все, что могут. Господин Анчилотто помогал библиотеке с закупкой новых книг, финансировал литературные конкурсы для студентов, платил стипендии лучшим ученикам школ. Приглашал известных писателей и ученых проводить конференции в нашем зале заседаний или в библиотеке. Все за его счет. Понимаете? Что это, если не меценатство?
– Кажется, так.
– Я покажу вам фотографии некоторых наших встреч, – сказал мэр и с гордостью достал из-за стекла книжного шкафа толстый альбом с обложкой из натуральной кожи. – Это господин Анчилотто со школьниками. Вот он вручает памятный знак. А здесь граф участвует в круглом столе на тему генетически модифицированных организмов в сельском хозяйстве.
Полный зал гостей, докладчики, представляющие самые престижные университеты, улыбающийся мэр. Судя по снимкам, Анчилотто держался скромно. Его фигура никогда не занимала всего пространства фотографии, будто бы граф сам не желал этого.
– А эта? – спросил инспектор, показывая на одну из последних фотографий.
– Декабрь прошлого года. Семинар по геологической истории этих территорий. Замечательный вечер! Я до сих пор с удовольствием о нем вспоминаю.
– Мне кажется, что граф сильно похудел, по сравнению с предыдущими фотографиями. И в руках у него очки.
– Скорее всего, переусердствовал с диетой. Очки? Господин Анчилотто не очень хорошо видел, хотя и стыдился в этом признаться. Возраст, знаете ли. Граф был человеком неординарным, но шестьдесят пять лет давали о себе знать.
– Наверное.
– И вы думаете, что человек такого масштаба может быть замешан в убийстве?
Селинда Салватьерра под руководством Исаака Питуссо осмотрела почти половину оставшихся ей в наследство земель. От возбуждения у нее голова шла кругом. Наделы были превосходными. В некоторых местах кроме винограда росли каштановые и вишневые деревья. Окрыленная видом своих владений, синьора Салватьерра запросила и добилась встречи с мэром. Усевшись за его письменный стол, как она сказала, чтобы лучше слышать, Селинда принялась рассказывать градоначальнику о своих проектах. Несмотря на то, что тот уже был наслышан о богатой наследнице, бедняга испытал настоящий шок. Не помогли ни его легендарная сердечность, о которой так много говорили в городе, ни всем известная непредвзятость. Смириться с бананами вместо виноградных лоз – это выходило далеко за пределы его человеческих возможностей. Как ни старался, мужчина не мог себе представить радостных индейцев кечуа, выпивающих в баре напротив здания городской администрации.
– Что? Вы не хотите индейцев кечуа?
– Не хотелось бы.
– Вы ксенофоб?
– Совсем нет. Обрезка и сбор винограда требуют определенных навыков и большого опыта.
– Тогда я привезу женщин.
– Танцовщиц?
– Тех, которые работают на кофейных плантациях.
– Но наши виноградники расположены на крутых склонах холмов. Это очень непростая работа.
– Не для боливийских женщин.
«Я сойду с ума!» – пробормотал политик, выслушав новые идеи синьоры Салватьерры, которая потребовала себе в помощь личного секретаря мэра для рассылки двухсот писем сборщицам кофе. Селинда хотела, чтобы только они работали на ее землях. Идея об индейцах была оставлена. Теперь боливийские женщины будут собирать виноград «просекко». Решено! Она не будет вырубать виноградники под бананы. Она создаст кооператив женщин, которые будут производить лучшее в округе просекко. У наследницы графа уже было для него подходящее название: «Селинда Салватьерра!»
– Но если они специализируются на сборе кофе, – чуть не плакал мэр.
– Кофе или виноград – для древнего духа собирательства это не имеет значения, – отрезала Селинда и, поднявшись из-за письменного стола, велела познакомить ее с секретарем.
Растерянная секретарша безуспешно пыталась встретиться взглядом со своим начальником. Синьора Салватьерра стала диктовать ей имена и адреса: Амороза Бланкуэда, Амбрада Моралес… Мэр с трудом сдержал всхлипы, почти плач. Он был не в состоянии справиться с этим вулканом идей, спустившимся с Анд. Неслучайно эти горы отличаются большой тектонической активностью. Политик больше не удивлялся тому, что тот, другой, яростный рыцарь Анчилотто приходился этой даме родственником – наличие общих генов было налицо.
Ландрулли отогнал машину агенту Малвестио, который, бросив взгляд на велобагажники, поднял указательный палец правой руки, который обозначал число один, и ждал объяснений.
– Другой велосипед остался у инспектора Стуки.
– Они вместе ужинают?
– Вообще-то, это нужно для расследования.
– Стуки ужинает с моим велосипедом для расследования?
Ландрулли ответил, что инспектору необходимо было остаться на месте преступления.
– На моем велосипеде, – продолжал настаивать Малвестио.
Ландрулли поспешил удалиться, отговорившись срочностью дела: он должен был выяснить вопрос с женским зонтиком.
– Ага, не только мой велосипед, а еще женский зонтик! Развратники! – крикнул ему вслед Малвестио.
Это был приказ инспектора Стуки. И теперь агент Ландрулли ломал голову над тем, как лучше приступить к этой деликатной миссии. Но это была еще половина дела. Вторая заключалась в том, что комиссар и агент Спрейфико не должны были об этом узнать. Лично ему казалась чрезмерной неприязнь Стуки к поведению Спрейфико и самого Леонарди, но у нее было свое объяснение. Все это осложняло работу, и расследование с трудом двигалось вперед. Чтобы разрядить обстановку, Ландрулли предложил сходить всем вместе на пиццу в неаполитанский ресторан. Он позвонил туда, чтобы заказать столик, а потом еще долго просил владельца заведения обратить самое пристальное внимание на кофе и сладости. В ходе разговора Ландрулли упомянул о неаполитанце, бар которого был рядом с местом преступления. Оказалось, что два земляка были знакомы друг с другом. В конце концов, Неаполь – город маленький. «Хороший человек», как сказал о нем хозяин ресторана. Характеристика, которую среди неаполитанцев еще нужно заслужить.