Старость тебя сильно подвела. Как-то осенним утром ты наставил свою двустволку на шубу жены мэра, говоря, что в наши горы наконец-то вернулся медведь. В другой раз ты выпустил несколько патронов в немецкого дога директора банка, убежденный, что «зеленые» выпустили в городе диких кабанов. У тебя, как и у всех стариков, испортилось зрение. Но еще остались дробь и патроны. Твоя последняя большая охота была на падающие листья конского каштана во время осеннего листопада. Ты упрямо твердил, что в город никогда не прилетало столько дроздов и что в этот раз их очень легко отстреливать. Горсть дроби выбила окно в доме священника, который в ярости примчался к тебе с последним причастием и изъял у тебя оружие.
Мне так и хочется побить палкой окружающие тебя могильные плиты, чтобы поднять в воздух всех фазанов, зайцев и куропаток, которых каждый берет с собой на тот свет. Я уверен, что из твоей могилы раздались бы нескончаемые выстрелы. Но ими ты уже никого не можешь испугать, Бепи Мионетто. Это неслышные выстрелы. Я скребу…
29 августа. Суббота
Телефонный звонок от синьоры Спеджорин застал комиссара Леонарди комфортно медитирующим в туалете. Женщина горячо просила его срочно к ней приехать по крайне важному и деликатному делу. Вдова больше ничего не захотела объяснить. Леонарди почувствовал, как движение крови в его артериях сделалось стремительным и стало отдаваться в ушах шумом низвергающихся потоков водопада. Мозг полицейского лихорадочно искал ответы на многочисленные чрезвычайно тревожащие его вопросы.
Комиссара пригласили присесть на диван из очень дорогой кожи. Он поднес к губам чашку чая с молоком, которую ему предложили, и встретился взглядом с вдовой Спеджорин. В это самое мгновение Леонарди понял с тоской, что дело, которое им предстояло обсудить, распотрошит последних кроликов, которых ему приходилось считать каждую ночь перед сном.
– Агент, которого вы прислали ко мне вчера…
Леонарди в состоянии транса кивал головой, как китайский болванчик.
– …по поводу женского зонтика, найденного рядом с телом моего мужа…
«Так я и знал, – подумал комиссар, – он меня одурачил». Без сомнения, эта проблема требовала быстрого принятия решений, а Леонарди не выносил срочных дел, тех, которые заставляют сокращаться желчный пузырь, из-за которых целую неделю кровоточат десны и самое главное – открываются шлюзы для кровавых водопадов.
– На самом деле, тот зонт… он мне не принадлежит. Я не знаю точно, кто хозяин, – тут же добавила дама, – но могу предположить. В том числе и в свете некоторых фактов, о которых я была не так давно поставлена в известность.
Леонарди судорожно сглотнул.
– Как именно недавно?
– Три дня назад.
– Но мы же с вами после этого общались.
– Я знаю.
– Ах, вы знаете!
– Я проявила слабость.
– Расскажите мне о том, что вы узнали.
Комиссар Леонарди был на грани нервного срыва и обязательно бы заплакал, если бы он был простым агентом или если бы пенсия была ближе. Женщина наблюдала за полицейским в течение нескольких секунд, пристально разглядывая его лицо, носогубные складки, расстояние между глазами и зубы нижней челюсти, которые были видны за слегка оттопыренной губой. Очнувшись от своей задумчивости, синьора Спеджорин вынула из ящика стола синюю папку и, не говоря ни слова, вручила ее комиссару. Сдержанное поведение женщины еще больше напугало Леонарди. Дрожащими руками он взял папку и стал читать находящиеся в ней документы. Грохот водопадов стал оглушительным. Это было досье частного детектива Паоло Корниче, хорошо известного в полицейских кругах. Речь шла о любовной связи инженера Спеджорина с Карлой Мартелли. Нижняя челюсть Леонарди застыла в неподвижности.
– Она жена моего брата, – сказала синьора, лишив комиссара последней надежды на спасение.
Жена политика и главного акционера цементного завода! Спеджорин, ты идиот! Ты не только наставлял рога человеку, который тебя кормил. Ты делал это у него под носом! Леонарди чертыхался про себя и на чем свет стоит проклинал глупость инженера. Вот дебилы! Все – и эта, которая перед ним, тоже. Сообщить ему такую новость только после того, как кто-то из команды был у нее вчера. Кто это мог быть? Комиссар замер на месте.
– Полицейский, который был вчера у вас… Это был инспектор Стуки?
– Нет, другой. Неаполитанец.
Ландрулли! Иуда, который работал только в паре с тем ненормальным. Леонарди был в ярости.
– Кто заказал эту дичь, которую я только что прочитал?
– Я не знаю. Здесь не написано.
– И вы не спросили у этого паразита Корниче?
Женщина не ответила.
– Почему он вам это прислал?
– Чтобы я сообщила эту информацию полиции. В надежде пролить свет на обстоятельства убийства.
– Поздравляю, синьора! Вы отлично все осветили. «Чертова лампочка», – добавил комиссар про себя.
– Вы понимаете, насколько это деликатный вопрос? Чтобы принять правильное решение, я должна была все тщательно обдумать. Мне понадобилось несколько дней на размышление.
Вдова вновь взяла контроль над ситуацией в свои руки.
– Наши семьи не должны быть замешаны во всей этой истории. Я еще не говорила с моим братом. Я не знаю, смогу ли я это сделать. Убийство моего мужа не связано с этой непристойностью.
– Вы это так называете?
– Да, так.
– Об этой связи вы уже знали раньше?
Синьора Спеджорин выдержала взгляд комиссара.
– Она была только мимолетным увлечением. Кризис среднего возраста. Это со временем само проходит.
– Вы хотите убедить меня в том, что лично у вас не было никаких мотивов?
– Конечно нет! Как вам это только в голову могло прийти?
– А как насчет синьоры Мартелли?
Ольга Спеджорин смахнула невидимую соринку с левого глаза.
– Она не представляет собой ничего особенного. Эта женщина никогда не смогла бы организовать такое сложное дело.
– Сложное?
– Скажете, нет? В противном случае вы бы давно раскрыли это преступление, не так ли, комиссар?
Секондо открыл свой бар очень рано. Он поставил один напротив другого два стула. Ученик Стуки попросил кое-что ему разъяснить, прежде чем он встретится с членами Братства просекко. Инспектор хотел понять, действительно ли граф Анчилотто был белой вороной, как об этом говорили. Особенно по части вин и виноградников. Взволнованный Секондо сел напротив Стуки, его взгляд лихорадочно горел.
«Граф никогда не эксплуатировал свои лозы, – начал бармен. – В июле он всегда прореживал лишние гроздья. „Лучше меньше, да лучше!“ – таков был его девиз в вопросах виноделия. Анчилотто производил не больше восьмидесяти центнеров винограда с гектара. Сбор урожая он доверял женщинам – гладильщицам шелка, деликатным, как бабочки. Гроздья укладывались в ящики, будто были сделаны из ценного муранского стекла:[23] так бережно, чтобы ни одна веточка не сломалась и ни одна ягодка не была раздавлена. Господин Анчилотто руководил всеми, как дирижер оркестра. И когда наконец ящики с виноградом были погружены на телеги и готовы к отправке на винодельню, граф окидывал свои сокровища гордым взглядом, полным удовлетворения. Так, наверное, делали и средневековые торговцы специями перед выходом в путь своих караванов, сопровождаемых вооруженными до зубов охранниками.
Но Анчилотто ни на минуту не оставлял свои драгоценные гроздья. Он лично контролировал процессы прессования винограда и винификации, повторяя громким голосом всю процедуру и необходимые параметры: температуру, время ферментации, названия видов используемых винных дрожжей, исключительно местного происхождения, между прочим. В винодельнях никто не смел хитрить с виноградом графа Анчилотто. Он был как пророк бога виноделия, хранитель десяти заповедей вина».
– Почему господин Анчилотто сам не производил свое вино, как это делают многие виноградари?
– Потому что граф был тираном в мире вина, и таким хотел оставаться. Он желал держать все под контролем, вмешиваться в процесс и оказывать давление.
– У Анчилотто случались трения с Братством?
Секондо, прежде чем ответить, постарался тщательно подобрать слова.
– Они не всегда друг друга понимали. Граф был поборником чистоты.
Заметив недоумение инспектора, бармен решил поспрашивать Стуки на случай, если ему с членами Братства придется говорить о вине.
– Я думаю, что вы все знаете о смешивании и выдержке?
Стуки утвердительно кивнул.
– Хорошо. А что вы можете рассказать о букете?
– Есть букет первичный, вторичный и третичный.
– Отлично! А что такое кюве?[24]
– Это результат смешения тихих вин из винограда с разных лоз.
– Довольно расплывчато… Ну, допустим. А кру и терруар?
– Антимама! Все по-французски!
– Э, нет! Никто не в состоянии поколебать мое убеждение в том, что метод вторичной ферментации был разработан итальянцем Мартинотти. Француз Эжен Шарма только спроектировал автоклав.
– Кру и терруар я что-то не припомню.
– Я так и знал! Кру означает особый вид производства, предполагающий превосходное качество, лучшее, которого можно добиться на отдельно взятой территории. Терруар – это то же, что «гений места», но для виноградника. Другими словами, это все те характеристики, которые делают его единственным в своем роде. Включая людей, которые выращивают и собирают виноград.
– Я запомнил.
– Брют?[25]
– Знаю! Вино для брутальных мужчин.
– Что вы такое говорите?! А что тогда, по-вашему, брют натюр?[26]
– Для брутальных мужчин с трехдневной щетиной.
– Вы совсем спятили! Экстра драй?[27]
– Вино, произведенное в оазисах для утоления жажды туарегов.
– Полусухое?