[35]».
Ad maiora, граф!
2 сентября. Среда
Братство просекко просьбу о встрече с Селиндой Салватьеррой восприняло без энтузиазма. Инспектор Стуки, как и обещал, позвонил главным лицам Братства, но взамен получил только неясные и ни к чему не обязывающие заверения. Конечно, как наследница досточтимого графа Анчилотто, синьора Салватьерра имела бы значительный вес в мире производителей просекко и могла бы внести свой вклад в процветание Братства. Но ведь она появилась ниоткуда, в обход всех традиций, и вела себя довольно провокационно, чем очень всех возмутила. Старейшины Братства полагали, что за идеей привезти для работы на виноградниках сотню женщин – сборщиц кофе последуют другие, не менее странные, и опасались дальнейших просьб синьоры и даже шантажа с ее стороны. Другими словами, вековое величественное спокойствие виноградных холмов «просекко» будет навсегда разрушено.
Видя такое к себе отношение, Селинда Салватьерра подговорила Исаака Питуссо завести мотор старого бульдозера, приютившегося в одном из гаражей ее новых владений. Питуссо с трудом оживил старого динозавра, который, извергая клубы разноцветного дыма, с ужасным лязгом начал поднимать и опускать ковш. Затем, будто подчиняясь приказам свыше, железный зверь двинулся вдоль рядов винограда. Никто и глазом не успел моргнуть, как ковш бульдозера сровнял с землей около дюжины лоз. Поднявшаяся туча пыли смешалась с дымом от двигателя. У присутствующих при этом зрелище вырвался крик ужаса. Журналисты местных газет, как одержимые, строчили статьи с громкими заголовками для первых полос. Синьора Салватьерра их заранее предупредила: приходите посмотреть, как я сравняю с землей холмы «просекко». Одна пожилая сборщица винограда побежала домой, чтобы взять первое попавшееся под руку оружие и расправиться с водителем бульдозера, этим сумасшедшим Питуссо. Задыхаясь от бега, старушка вернулась назад с вилами наперевес. Фотографы щелкали затворами фотоаппаратов, желая запечатлеть для потомков каждое мгновение апокалипсиса: выкорчеванные лозы, поваленные опорные столбы, перерезанные, висящие словно пучки нервных волокон провода. Кто-то из присутствующих заметил, что они вибрировали в воздухе, как живые. Владельцы соседних участков, разинув рты, наблюдали за происходящей вакханалией. У всех было такое впечатление, что они присутствуют при захвате планеты обожающими коньяк инопланетянами.
Оповещенные обо всем старейшины Братства просекко, даже самые старые из них, срочно прибыли на место совершающегося святотатства. Они стали умолять синьору пощадить лозы.
– Нет, – ответила женщина, – я выкорчую их с корнем и стану на этом месте выращивать лозы чилийского происхождения.
– Нет, чилийского нет! – закричали Братья. – Это земли «просекко».
– Красные вина! – торжествующе заявила одержимая, делая знак Питуссо, чтобы тот продолжал.
Мужчина дал газ, оглушительно заскрежетало железо. Фоторепортеры энергично защелкали фотоаппаратами, одновременно обдумывая подписи под фотографиями в завтрашнем выпуске газет. Члены Братства просекко о чем-то лихорадочно совещались.
– Хорошо, синьора, – был их ответ, – мы официально пригласим вас на внеочередное собрание Братства. Мы даем вам наше честное слово, – сказали они, положив руку на сердце.
Даже партия в китайские шашки с агентом Терезой Брунетти, в то время как венецианские колокола вызванивали разные мелодии, не растворила тревоги инспектора Стуки. Он приехал на поезде ближе к вечеру и уже успел посетить с девушкой пару-тройку баров в попытке одурманить свои разбушевавшиеся нейроны.
Инспектор проснулся около четырех утра. Он вышел на балкон и стал всматриваться в очертания вековых деревьев в саду. Кто знает, был ли этот слабый свет, который он видел в окне напротив, забывчивостью хозяев квартиры или кому-то, как и ему, в этот предрассветный час не спалось.
Там жил ветеринар, как объяснила ему Тереза, когда они сидели на балконе после ужина, наблюдая за жизнью ночного города. Ветеринар, который стерилизует котов и чаек, как утверждала девушка. Но, возможно, это было неправдой. Может быть, он лечил крабов и ящериц, а может, был уже на пенсии и лечил только себя лекарствами для лошадей и хомячков. Стуки рассказал Терезе о расследовании, о том, что они дошли до критической черты и что его в этот период переполняло раздражение.
– Я заметила, – улыбнулась Тереза.
Было почти пять утра, когда инспектор прилег на диван и тут же заснул. Тереза Брунетти ушла на дежурство, приготовив ему кофе и оставив записку: «Во сне ты совсем не похож на саму невинность».
Антимама. Стуки подскочил и чуть не упал с дивана от телефонного звонка. Часы показывали четверть десятого. На проводе был Ландрулли.
– Он признался! – кричал агент в трубку.
Инспектор ничего не соображал.
– Питуссо!
– Что-о-о?
– Он позвонил в полицейское управление четверть часа назад, спросил начальника и его соединили с Леонарди. Питуссо признался, что это он стрелял в инженера Спеджорина.
– Вы сейчас едете за ним?
– Я, Спрейфико и Леонарди.
– Втроем? А Исаако сейчас где? Ждет вас у себя дома?
– Так он сказал: я вас жду, господин комиссар. Инспектор, а вы где сейчас находитесь?
Антимама!
– В этот момент я довольно далеко. Сегодня я должен был начать работу в полдень.
– Тогда вы нас найдете у Питуссо.
– Подожди, подожди, Ландрулли! Что ты думаешь об это признании?
– Что тут скажешь, инспектор? Вчера днем мы опросили Питуссо: был ли он знаком с жертвой, что он делал вечером двадцать третьего августа и так далее: короче, все, что обычно спрашивают в таких случаях…
– И что?
– Ничего особенного. Ни намека на то, что он мог быть как-то в этом замешан.
– Понимаю.
Инспектор быстро оделся и вышел. Он даже забыл оставить возлюбленной ответную записку. Зато Стуки вчера пообещал ей пойти вместе на прогулку, рука в руке, в одну из лунных ночей. Может быть, на холмы, откуда можно будет любоваться звездами на небе, отражающимися в водах венецианской лагуны. Вообще-то, это было идеей Терезы, но ему пришлось согласиться.
До железнодорожного вокзала инспектор почти бежал. Он был уверен, что Питуссо взял на себя чужую вину. Безумец кого-то покрывал, это было ясно как день. Но кого и почему? По дороге на станцию инспектор попытался это обдумать. Эдакий мозговой штурм с самим собой: думай, Стуки, думай! Причиной всему могла быть преждевременная и скоропостижная смерть подростка. Которого Анчилотто (да, и здесь граф!) знал очень хорошо: мальчик был двоюродных братом того Леонида, которого граф взялся опекать. Он пожалел эти две несчастные семьи: в одной у ребенка не все в порядке с головой, а в другой у сына нет будущего. Анчилотто пришел в бешенство. Умирать можно такому, как он, который в этой жизни уже все попробовал. А смерть ребенка, который еще не начал жить, – слишком большая цена всем цементным богам…
– Куда вам?
– Что?
– Билет куда?
– Тревизо, – ответил Стуки, погруженный в свои мысли.
За окном вагона одна за другой мелькали железнодорожные станции. Многие люди, рассуждал Стуки, догадывались о том, какие чувства по отношению к цементному заводу и его руководителю испытывал граф Анчилотто. Кто-то из комитета, это точно; еще синьора Аделе, Исаако Питуссо. А Франческа Дель Санто? Та, которой приходилось не только ублажать его тело, но и лечить душу. Из дома священника пистолет выкрала синьора Аделе, Стуки был в этом уверен. Чтобы отдать его Питуссо? Который стреляет из него ночью во время грозы, потом бежит к заводям, привязывает пистолет к леске и бросает в воду. Откуда через пару недель его достает мальчик Леонид Саба. Почему именно он?
Поезд начал тормозить. Патроны! Антимама, как он об этом раньше не подумал? Он должен был поговорить с доном Амброзио. Это первое, что нужно сделать.
Быстрым шагом Стуки направился домой, в переулок Дотти. Он оседлал свой старый мотоцикл и помчался в направлении холмов «просекко», не особо обращая внимание на ограничения скорости.
Дон Амброзио посмотрел на него удивленно.
– Какие патроны?
– Оружие ваших доморощенных пацифистов вы хранили с патронами или без?
– Вы шутите? Вы хотите, чтобы я при церкви держал не только оружие, но и патроны? Все это оружие абсолютно безопасно.
– Все те чудаки, которые приносили вам оружие, оставляли его без патронов?
– Большинство – да. Кое-кто вручал мне патроны в мешочке или коробке, но я от них сразу же избавлялся.
– А граф?
– Он мне принес пистолет без патронов.
Выйдя из дома священника, Стуки прислонился к мотоциклу и стал рассуждать.
Кто мог купить патроны калибра 22 для Бернарделли? Могла ли синьора Аделе так хорошо разбираться в оружии и обладать такой решимостью, чтобы зайти в оружейный магазин и купить патроны? Следуя какому-то необъяснимому чувству, Стуки вернулся в дом патера.
– Опять? – всплеснул руками дон Амброзио.
– Как по-вашему, синьора Аделе могла испытывать ненависть к инженеру Спеджорину?
Священник отступил на шаг назад.
– О чем вы говорите?
– Орудие убийства – тот самый пистолет, который хранился у вас в гробу. Скорее всего, он был похищен именно синьорой Аделе.
– И вы думаете?..
– Я хочу знать, что вы об этом думаете.
– Синьора Аделе – хорошая женщина. Она была очень предана этому бунтовщику Анчилотто. Аделе Тоньют овдовела много лет назад. Раньше она жила в Удине, но после смерти мужа вернулась в свой родной город. В том числе и потому, что не ладила со своей разведенной дочкой. Здесь у нее есть брат и две племянницы. Одна из них заведует местной библиотекой.
– Подождите, это же мама Леонида, мальчика, который нашел пистолет.
– А другая племянница синьоры Аделе, сестра той, которая работает в библиотеке, трагически лишилась своего двенадцатилетнего сына в результате неизлечимой болезни. Симоне Далт, помните, я вам рассказывал?