– Вы когда-нибудь видели, как кто-нибудь из этих людей ночью переходит мост, поднимается по ступенькам и поворачивает направо?
– Если повернуть направо, дойдешь до дома убитого, – с раздражением заметил длинноволосый косовар.
– Точно.
На столе лежали фотокарточки Питуссо и синьоры Аделе, которые инспектор добыл в отделе регистрации.
– Синьора закрывается в доме рано и не выходит до утра. Она боится лестницы, потому что ступеньки слишком крутые. У женщины проблемы с ногами, она всегда ходит по дороге.
Это было правдой. Стуки помнил, что Аделе Тоньют передвигалась медленно и старалась при этом на что-нибудь опереться.
– А мужчина?
Косовары знали Питуссо.
– Это здешний дурачок. Несколько раз он проходил с мальчиком.
– С каким мальчиком?
– С сыном библиотекарши.
– С Леонидом?
– Да, с ним.
– И куда они направлялись?
– К синьоре.
Инспектор уставился на косоваров. Те отвечали очень кратко и неохотно. Действительно, какое им было дело до всей этой истории?
– И больше никто другой?
– Другой кто? – спросил главный, изображая непонимание.
– Кто-то, кто вел себя странно.
Длинный что-то шепнул главному на ухо.
– Мой друг сказал, что два раза в дождливые вечера, он видел человека, который переходил через мост.
– Кто был этот человек?
– Он говорит, что у него не было зонта, только капюшон на голове.
– Мужчина или женщина?
– На человеке был темный плащ и брюки.
– Мужчина!
– Мой друг говорит, что он обратил внимание на красивую попку.
– Антимама! Попка мужская или женская?
Косовар пронзил инспектора гневным взглядом…
– Куда теперь? – спросил Ландрулли, когда последний косовар, пошатываясь, покинул бар.
Стуки был задумчив.
– С ума сойти! – воскликнул агент Спрейфико. – Инспектор, мы имеем дело с настоящей бандой.
– И я так думаю, – подал голос Ландрулли.
– Антимама! «Надеюсь, что эта гипотеза дотянет хотя бы до ошибочной», – сказал Стуки, выражаясь совсем как великий физик Вольфганг Паули[36], когда ему приходилось сталкиваться с непонятными теориями своих коллег.
4 сентября. Пятница
В жизни мы не можем просить у небес помощи так часто, как нам этого захочется. То есть можем, конечно, но в определенный момент сверху вмешается Бог, который скажет: дорогой, это уж слишком! Нельзя бесконечно вопрошать, какой путь верный. Настанет день, когда тебе придется решать: или сидеть дома и никуда не выходить, или научиться самому о себе заботиться. Как Создателю удается запоминать все наши просьбы? Скорее всего, и он тоже время от времени ошибается. Особенно с теми, которые усложняют ему существование. Вот тогда и случается, что одному достается больше ответов, а другому меньше. Что тут поделаешь? Такова жизнь.
Стуки проснулся. Во сне граф Анчилотто что-то ему говорил. Инспектор посмотрел на часы: часовая стрелка приближалась к цифре шесть.
Среди собранных им элементов расследования имелись некоторые нестыковки. Стуки пошел на кухню, чтобы сварить себе кофе. Он хорошо утрамбовал темный порошок: нужно было разбудить еще спавшие нейроны. Кто знает, правда ли, что кофеин ухудшает память? Итак: господин Спеджорин под давлением протестного комитета финансирует еще один, более углубленный анализ выбросов в атмосферу цементного завода. Антимама! Возможно, это как раз то, что могло спровоцировать графа. И действительно, после объявления о новом экологическом мониторинге, который Анчилотто, скорее всего, воспринял как вызов или как попытку со стороны инженера оправдаться, граф направляется в Чили, где встречается с единственной оставшейся у него родственницей.
С Селиндой Салватьеррой они достигают соглашения: в обмен на наследство она должна устроить в городе невероятный переполох. Граф сам подготовил этот спектакль: прерванная конференция энологов и приезд несуществующей группы русских туристов. Пусть все запомнят его как большого шутника. Стуки медленно помешивал кофе в чашке. Анчилотто приготовил еще и другое представление. Стуки пошел в ванную, чтобы умыться, пригладил мокрыми руками волосы. Он пригляделся к своему отражению в зеркале: глаза довольно тусклые, что означает встревоженность.
Инспектор вернулся на кухню и сел за маленький кухонный стол. Стуки был без одежды, и плетеный стул царапал ему ноги. Мужчина внимательно осмотрел свой живот. Для сорока шести лет еще очень даже ничего. Стуки пошел искать носки, которые, если он правильно помнил, оставил на диване. Полицейский посмотрел на часы: семь сорок пять. Он натянул носки и достал из холодильника баночку йогурта. Зазвонил телефон. Инспектор подумал, что это, должно быть, Ландрулли. С агентом Терезой Брунетти они общались только вчера вечером.
– Два! – услышал он взволнованный голос на другом конце провода. – Их два! – повторил комиссар Леонарди.
– Два чего?
– Мне сейчас принесли результаты баллистической экспертизы. Два пистолета марки Бернарделли. Гильзы, подобранные перед домом Спеджорина, не принадлежат пистолету, найденному… как его зовут?
– Леонид Саба.
Стуки явственно ощутил пустоту, в которой двигался комиссар. Он представил себе, как бедняга вместо обычных капель для снижения давления на основе масляного экстракта вливает себе в вену литр оливкового масла.
– Что теперь делать, Стуки?
– Будем думать, – ответил инспектор. Стройное здание из предположений и улик в его голове рушилось как карточный домик.
Стуки понял, что Питуссо взял на себя вину, чтобы уберечь Леонида, который случайно вмешался в дьявольский план Анчилотто. Потому что было немыслимо, чтобы эти двое, которые создали целую интригу со вторым пистолетом, допустили, чтобы мальчик со странностями прогуливался по городу с заряженным оружием. Тот пистолет должен был забрать кто-то другой – возможно, тот же Исаако.
– Я добьюсь обвинения этого Питуссо во всем, что только возможно, включая незастегнутый шлем!
– Он всего лишь несчастный малый.
– Несчастный? Как бы не так! Инспектор, я жду вас в управлении.
– Комиссар, давайте ближе к обеду.
– Вы где? По городу гуляете?
На мотоцикле. Сначала к синьоре Мартелли, любовнице инженера. Женщина показалась Стуки красивее, чем он представил ее себе со слов агента Ландрулли. Но привлекательной синьора Мартелли не была. По крайней мере, для инспектора. В ней чувствовалась некая предсказуемость. Впрочем, ничего вызывающего раздражение.
Синьора Мартелли стала повторять, что уже обо всем рассказала комиссару.
– Ваше досье обо мне толстое, как энциклопедия, – захныкала женщина. И я даже не уверена, что вы будете вести себя деликатно, как пообещали. Я тут ни при чем. Я бы никогда не смогла навредить человеку, которого любила.
Она сказала это решительно, не смотря по сторонам и не оглядываясь.
– Кто мог желать смерти инженера Спеджорина?
– Я уже вам сказала: никто. Даже его невзрачная жена.
Стуки попросил ее еще раз рассказать о том, что случилось в ночь преступления. Спеджорин позвонил своей любовнице и предложил ей встретиться возле загородной церквушки. Вдалеке грохотал гром, в продолжение вечера упало несколько капель дождя. Когда она проводила инженера к месту, где тот спрятал велосипед, дождь уже лил как из ведра. Синьора Мартелли предложила подвезти его на машине до дома. Спеджорин с трепетной заботой посмотрел на свой велосипед: он не оставил бы его на ночь под дождем. И потом, тот считал себя отличным спортсменом. Пятидесятилетний мужчина в полном расцвете сил. Он не боялся ни ливней, ни жизненных проблем.
– Настоящий мачо, – прокомментировал Стуки.
– Я одолжила ему свой зонт. Было где-то полпервого. Утром я узнала обо всем из теленовостей, – добавила женщина печально.
– Вам кто-то звонил в тот день?
– Клиенты.
– Ничего, стоящего внимания?
– Я должна была идти вечером на ужин с подругой. Я выдумала несуществующее срочное дело, и мы перенесли нашу встречу.
Стуки молча что-то обдумывал.
– Синьорина Франческа из Бассано… что она собой представляет?
По испуганному взгляду женщины инспектор понял, какие определения готовы были сорваться у нее с языка.
– Вы общались? – спросил Стуки.
Женщина продолжала молчать.
– Она часто приходила в ваш бутик, и вы подружились, так? Вначале девушку сопровождал мужчина уже в летах. Потом она стала приходить и сама. Правильно? Я вызову вас в полицейское управление, синьора Мартелли…
Но и это не поколебало ее решения больше ни о чем не сообщать.
На мотоцикл, искать Франческу из Бассано. «Дурак, – сказал себе Стуки, – настоящий дурак». Все было спланировано заранее и срежиссировано графом Дезидерио Анчилотто. Стуки казалось, что они стоят у него перед глазами: граф, распределяющий роли, Аделе, изымающая пистолет из дома патера, Исаако, который стреляет холостыми и потом прячет пистолет.
– А патроны? – наверняка поинтересовались они.
– Спокойно, у меня есть.
Тогда актеры спросили:
– Да, но зачем все это? Какой в этом смысл, если никто из нас даже пальцем не тронет эту сволочь Спеджорина?
– Каждому – свое, – так, наверное, ответил Анчилотто.
– Сколько раз я должен стрелять? – спросил Питуссо.
– Один для отца, второй для сына и третий для святого духа, – сказал граф. Три раза. И иди стрелять в лес, там тебя никто не услышит. Потом спрячь пистолет. Ты знаешь какое-нибудь надежное место? Никто не должен найти его раньше времени.
«Граф, – подумал Стуки, – вы должны были сами все перепроверить: тайник в воде – не самое лучшее решение для того, кто любит выпить». Исаако кое в чем перемудрил. Например, попросил Леонида бросить в заводь нейлоновую леску. Тот через некоторое время пошел посмотреть, не убежал ли камень, и нашел пистолет, который там спрятал Питуссо. Конечно, невозможно все предусмотреть… И все это, вероятно, для того, чтобы помешать расследованию, чтобы посмеяться над ними. Это было явно в духе графа. Но прежде всего чтобы дать главному действующему лицу время, необходимое не чтобы появиться, а наоборот, чтобы сойти со сцены. Все эти детали, естественно, не были известны другим актерам трагикомедии.