– Ехали бы вы домой, честное слово, – предложила я. – Попробуйте продать свою идею Оренбургскому телевидению. Может быть, там найдется инвестор. А потом уже приедете с готовым шедевром покорять Москву.
– Дело в том… – совсем смешался Артур, – что у меня и на билет денег нет. Не ехать же мне зайцем.
Мы переглянулись с Вероникой и вымученно вздохнули.
Через два дня мы провожали Артура на вокзале. Билет до родного города мы купили ему сами, на собственные деньги. Да еще и собрали в дорогу пакет сухарей и палку колбасы. В конце концов бабья жалость все же взяла верх над справедливым негодованием. Да и не бросать же было этого вдохновенного мечтателя одного в Москве, беспомощного и нищего.
Поезд уже фырчал на перроне, в вагоны грузились озабоченные пассажиры. Равнодушная проводница в синем кителе торопливо просматривала билеты.
– Я даже не могу передать, как благодарен вам, – прижал руку к клетчатому пиджачишке Артур.
Отмывшись в Вероникиной ванне и поев досыта, он стал чуть меньше похож на чокнутого бродягу.
– Обещаю, как только будет возможность, вышлю вам все, что должен, почтовым переводом.
– Угу. За колбасу посчитать не забудьте, – скептически заметила Вероника.
– Не сомневайтесь. Я свои долги всегда возвращаю, – дернул тощей шеей Артур. – И я уверен, нас еще ждет плодотворное сотрудничество. У меня много идей.
– Знаете, Артур, вы попробуйте написать о ваших приключениях в Москве, – посоветовала я. – По-моему, может получиться довольно…
– Концептуально! – снова вставила Вероника.
Объявили отправление поезда. Артур вскочил в вагон и долго еще махал нам из тамбура кепкой. Наконец паровоз взревел, поезд содрогнулся и пополз прочь, – и вот уже он грохотал где-то вдали.
– «Я вам все вышлю почтовым переводом», – протянула Вероника. – А адрес твой он взял?
– Нет, – покачала я головой. – Ну что, подельница, похоже, опять мы с тобой пролетели? Эх, чувствую, посадят меня в долговую яму с моими кредитами.
– Не переживай, я буду носить тебе передачи, – поддержала меня Вероника. – Ну что, поехали, мы же сегодня еще с одним гениальным сценаристом встречаемся. Что там у него за идея?
– Там что-то из старинной жизни, – наморщив лоб, вспомнила я. – Какой-то родовой замок, долг, честь… Это у него в заявке была фраза: «Он стоял на скале, отягощенный достоинством, тянувшим его в могилу!»
– Точно, – кивнула Вероника. – Ну, достоинством, положим, нас не удивишь. Надеюсь, он отягощен еще и кошельком.
Смеясь, мы двинулись к метро, пытаясь укрыться от дождя под одним на двоих зонтом.
Самый лучший день
Апрельское небо было до того синим, что, если долго смотреть вверх, начинало резать глаза. Обрывки белых облаков резво неслись по нему, торопясь покинуть Москву. Он же не торопился – всему свое время, самолет у него только завтра утром.
Он неторопливо прошелся по Пятницкой, задержался на Большом Москворецком мосту, посмотрел на лепящиеся друг к другу разноцветные особнячки Замоскворечья, церкви, похоже на глазированные бисквитные пирожные. Над золотыми маковками в яростном весеннем небе кружили галки. Рваные облака и опрокинутые крыши дрожали в серой воде Москвы-реки. Цепляя их острым белым носом, лихо бежал по реке белый речной трамвайчик.
Он поднялся вверх по запруженной блестящими машинами Тверской, свернул в Камергерский переулок и сел за столик летнего кафе. Заказал чашку кофе и рюмку коньяку, отхлебнул горячую густую маслянистую жидкость и машинально облизнул обожженную губу.
Прихлебывая коньяк, он смотрел на торопившийся мимо него город, внимательно, пристально, словно хотел навсегда запечатлеть его в памяти. Так или иначе, его жизнь была тесно связана с Москвой последние 25 лет. Почти дотянул до серебряной свадьбы. Трудно поверить, что больше он, вероятно, никогда не увидит этого города.
Сейчас, когда он досконально знал все запутанные московские переулки, изучил каждую подворотню, ориентировался даже среди неотличимых друг от друга многоэтажек спальных районов, смешно было вспоминать, что впервые увидел он этот город из окна военного госпиталя. Оттуда и видно-то было только широкую подъездную аллею, притулившуюся среди высоких елок доску почета с выгоревшими фотографиями и возвышавшиеся над деревьями серые многоэтажки. И он, едва начавший вставать с больничной койки, подолгу простаивал у окна, гадая, каким окажется этот незнакомый пока город – какими звуками его встретит, какими запахами. Кроме родного Волгограда, он, двадцатилетний, успел пока побывать только в одном мегаполисе – Кабуле.
Там, в Афганистане, рассветная сумрачная дымка окутывала высокие островерхие горы. На востоке край неба начинал светлеть, зарозовели снежные шапки на вершинах. А когда появлялось солнце, снег вспыхивал в первых утренних лучах всеми цветами радуги.
После учебки Сергей попал в десантный батальон. Сдружился там с одним парнем, Автарханом, призванным в армию из Чечни. Автархан был вечной головной болью особиста – лейтенант едва сумел отмазать парня, вздумавшего ходить в местную мечеть и водить дружбу с имамом, да и регулярное выполнение Автарханом намаза также не облегчало жизнь капитану. Сергею же молчаливый сдержанный парень рассказал, что ходит в город не просто так. Оказалось, Автархана угораздило влюбиться в дочь имама Фатиму.
Ну влюбился и влюбился, с кем не бывает. Так нет же, решил жениться, прям сразу, не отходя от кассы. Автархан написал родителям письмо и ходил просить лейтенанта Копылова, тоже выходца из Чечни, хоть и русского, но знающего горские обычаи, чтобы он от его имени поговорил с отцом невесты. Сергей посмеивался над другом:
– Ты хоть лицо ее без чадры видел, а? Может, там крокодил какой!
Но Автархан на подколки реагировал нервно – раздувал ноздри и так и шпарил своими горячими черными глазами. И в конце концов Сергей оставил друга в покое – да пусть женится, кому какое дело. Черт их разберет, что у этих детей гор в голове! Автархан парень хороший, честный, смелый, не ссориться же с ним из-за бабы!
В то утро они с Автарханом и другими пацанами играли в «лопатку» на бетоне, ожидая погрузки в вертолет. Проинструктировали их еще вчера вечером – нужно было отбить у «духов» караван, предположительно везущий 50 кг героина. Работать они должны были вместе с группой особого назначения под руководством незнакомого Сергею капитана Сухорукова.
Через несколько минут лейтенант Копылов дал команду, и вот уже первый вертолет шел вдоль ущелья. Чуть выше и впереди – уступом – двигался второй. Через двадцать минут сумасшедшего слалома в скальном лабиринте по рации из кабины донеслось:
– Товарищ лейтенант, вижу признаки каравана! Лошади, две. Вьюки… Видите?
Копылов посмотрел вперед и чуть влево, подтвердил:
– Вижу, – и дал команду: – Высадка!
– Я здесь не сяду! – Пилот постарался перекричать шум двигателей. – Зависну – а вы прыгайте!
Для Сергея, спецназовца, прыгнуть с высоты от трех до шести метров было как со стула. Он выпрыгнул, Автархан – за ним, потом остальные. Замыкающий выбросил снаряжение.
Каньон оказался действительно большой, караван внутри мог спрятаться легко. Группа осмотрелась. «Вертушки» натужно развернулись, свечкой ушли в зенит. Теперь можно было двинуться вперед. Копылов шел замыкающим, а вел колонну Сергей.
Зашел на боевой разворот вертолет. Отработав по домам на краю кишлака, отряд ворвался на главную улицу. Вдоль русла ручья на дне каньона двигалась первая группа, за ней, прикрывая, вторая. Десантники побежали вверх, туда, где дымились груды щебенки и осколки кирпичей, – все, что осталось после массированной бомбардировки с вертолета.
С противоположного берега каньона заполыхало шквальным огнем: там, видимо, засели главные силы противника. Копылов отдавал приказы. Главное сейчас было – не дать каравану уйти. Грохнуло совсем рядом. Прошелестели осколки. Теперь можно было двинуться вперед.
Пока здесь стреляли; далеко внизу, на другом берегу, наконец появился караван. Вдоль русла почти неслышно крались к выходу из ущелья караванщики, ведя за собой с дюжину вьючных верблюдов и с десяток лошадей. Значит, замысел был загнать русских в кишлак, прижать огнем, а самим, с главным караваном, – на выход…
Но у караванщиков выдался неудачный день. Впереди перед ними зависла туша вертолета. Сергей ждал, что сейчас начнется стрельба по каравану. Но… вместо этого вертолет начал работать по ним, по своим же ребятам.
– Связь! – заорал рядом с Сергеем в рацию Копылов. – Череп, связь! – И прохрипел в микрофон рации: – Что вы делаете, суки!!! Работайте по левому берегу!!!
Неожиданно ему в ответ раздался голос капитана Сухорукова:
– Лейтенант, ты что, тупой? Сказано же было тебе еще вчера – не нарывайся. Тихо лежи!
И, как во сне, Сергей увидел разворачивающийся вертолет, вмазавший теперь уже по левому берегу. Дым. Грязный, серый – и маслянистый, черный… Рыжее, веселое пламя. Обрушилась каменная стенка, поползла, сбила карниз на головы тем, кто сидел на противоположном берегу. А караван все так же тихо, почти не оставляя за собой следов на растрескавшейся от жары земле, упрямо крался вперед.
Со своей позиции, за обрушенной стенкой, Сергей хорошо разглядел и без бинокля, как на выходе из ущелья караван остановился. Что там? Было видно, как из зависшей «вертушки» выпрыгнула группа в комбезах и горных ботинках. Еще десять минут – и все. Упали караванщики, рядом растерянно топтались верблюды.
На выходе из ущелья их ждал капитан Сухоруков. Сидел на камне, с автоматом на коленях, небрежно перекатывая во рту сухую длинную травинку. Спросил даже как будто весело:
– Ну что, лейтенант? Сделали мы «духов» на этот раз?
Копылов оглянулся растерянно. Вроде бы сделали. Вот они – десяток лошадей, дюжина верблюдов. Плотные пластиковые вьюки – непривычные, не характерные для местных. Капитан поймал его недоуменный взгляд, усмехнулся жестко – снова, одними губами.